type='note'>[56] слишком жив, чтобы присутствовать, фрекен Снорк[57] у парикмахера, а сенатор Зиго в очередной раз недоступен. Итак, начнем. Пункт первый: проблема граммазитов. Мистер Бамфорд?[58]
Сенатор Бамфорд был маленький человечек с пушистыми светлыми волосами и такими маленькими глазами, что их почти и не было вовсе. Из-под сенаторской мантии у него торчал синий рабочий комбинезон. Так называемой проблемой граммазитов он занимался уже почти четыре десятка лет, и, похоже, безрезультатно. Хищничество этих мелких паразитов в книгах, которыми они питались, было разрушительно и постоянно высасывало наши ресурсы. Несмотря на истребление в прошлом, число их по сравнению с прежними временами не уменьшилось. Часто предлагалось массовое уничтожение, но натуралисты яростно протестовали всем жанром. Может, они и паразиты, но в юном возрасте такие милые, пушистые и большеглазые — определенно эволюционный шедевр для обеспечения выживания.
— Проблема настолько хорошо известна, что я не стану обрисовывать ее снова. Достаточно сказать, что число граммазитов резко выросло за последние годы, и, дабы не расстраивать натуралистов, я предлагаю принять программу текстуализации, согласно которой представители примерно семисот видов будут сохранены в длинных периодах ужасных академических томов. Таким образом мы сохраним вид — и даже, если понадобится, вернем их из небытия — и все-таки уничтожим популяцию.
Бамфорд сел, и Жлобсворт попросил поднять руки. Единогласно. Граммазиты были чумой, и с ними следовало разобраться.
— Пункт второй, — сказал Жлобсворт. — Падающие цифры рейтингов чтения. Бакстер?
Бакстер поднялся и обратился к присутствующим, хотя, если честно, прочие делегаты — за возможным исключением Красавчика — обычно во всем соглашались с Жлобсвортом. Обращаться Бакстеру на самом деле следовало ко мне. Как держатель единственного вето, я была тем, кого ему следовало склонить на свою сторону.
— Уже ряд лет падение рейтингов чтения является предметом нашей постоянной озабоченности и увеличило расходы в Кладезе Погибших Сюжетов на создание захватывающих новых книг, неспособных завладеть вниманием читающей публики. Мы, члены комиссии по повышению читательской активности, сформулировали несколько радикальных идей с целью возродить интерес к роману.
Он перевернул страницу и откашлялся, прежде чем продолжить.
— По результатам проведенного в реальном мире сбора фактического материала мы решили, что ключевым словом для нового поколения является «интерактивность». Для множества читателей книга — слишком односторонняя система подачи информации, а новая форма романа, позволяющая читателям выбирать, куда дальше пойдет действие, является шагом вперед.
— Но разве не в этом суть книг? — вопросил Черный Красавчик, сердито топнув копытом по столу и перевернув чернильницу. — Удовольствие заключается в разворачивании сюжетов. Даже если мы знаем, что должно произойти, то, как оно происходит, все равно занимательно.
— Я не мог бы согласиться с вами больше, — ответил Бакстер, — но наш основной читатель стареет, а мировая молодежь растет без привычки читать книги.
— Так что вы предлагаете? — спросил Жлобсворт.
— Создать новую форму книги — интерактивную книгу, которая начинается с пустых страниц, за исключением примерно десяти основных персонажей. Затем, по мере написания, глава за главой читатели голосуют, кого они хотят оставить, а кого — исключить. Как только мы это узнаем, мы пишем новый кусок, а в конце новой главы снова опрашиваем читателей. Я назвал это «книжное реалити-шоу» — жизнь, как она есть на самом деле, со всеми человеческими взаимодействиями, делающими ее столь многогранной.
— И со скучными деталями тоже? — поинтересовалась я, припомнив собственный опыт участия в прямом эфире.
— Я не говорю, что все книги должны стать такими, — торопливо добавил Бакстер, — но мы хотим сделать книги крутыми и привлекательными для молодежного рынка. Общество идет вперед, и, если мы не будем идти с ним в ногу, книги — и мы — исчезнем.
Для подкрепления своего аргумента он указал рукой в сторону Читометра, который, словно в подтверждение, упал еще на семнадцать пунктов.
— Почему бы нам просто не писать лучшие книги? — спросила я.
— Потому что это дорого, времязатратно и нет гарантии, что сработает, — ответил сенатор Эймсворт, впервые подавший голос. — Из того, что я видел в реальном мире, интерактивность — беспроигрышный вариант. Бакстер прав. Будущее за реалити-книгами, основанными на демократическом принятии решения совместно создателями и читателями. Дайте людям то, что они хотят, и именно в той форме, в какой они этого хотят.
— Как только шар стронется с холма вниз, его уже не остановить, — заметила я. — Это ложный путь — я чувствую это.
— Ваше упорство несвоевременно, мисс Нонетот. Что плохого в том, чтобы предложить читателю выбор? Предлагаю голосовать. Все, кто за направление фондов и ресурсов на интерактивную реалити- книгу, поднимите руки.
Руки подняли все, кроме меня и сенатора Красавчика. Я — потому что была не согласна с ними, а Красавчик — потому что у него было копыто. Не важно. Он был против.
— Как обычно, — проворчал сенатор, — белая ворона знает лучше. Ваши возражения, мисс Нонетот?
Я набрала побольше воздуху.
— Суть в том, дамы и господа, что мы не в книжном бизнесе. Это не издательская конференция с объемами продаж, целями, рыночными исследованиями и фокус-группами. Книга может быть средством передачи информации, но чем мы тут на самом деле занимаемся, так это повествованием. Человеческие существа любят истории. Человеческим существам нужны истории. Истории — это хорошо. Истории работают. История очищает и улавливает сущность человеческого духа. История во всех ее формах — о жизни, о любви, о знании — отмечает стремление человечества вверх. И история, попомните мои слова, будет с последним человеком при последнем издыхании, и мы будем там, поддерживая того самого последнего человека. Я говорю, мы уповаем на хорошо рассказанные хорошие истории и оставим интерактивность как мимолетную потустороннюю причуду, каковой она и является. Вместо подобострастного обслуживания читательского мнения нам следует его направлять.
Я на миг умолкла и обвела взглядом море неубежденных лиц. Читометр щелкнул, упав еще на двадцать восемь книг.
— Послушайте, падение рейтингов чтения беспокоит меня не меньше, чем любого из вас, но дикие и отчаянные меры не ответ. Надо докопаться до исходной причины и сообразить, почему люди предпочитают смотреть «Самаритянин отдает почку», а не читать хорошую книгу. Если мы не способны создавать лучшие книги, тогда мы должны делать гораздо больше, нежели выдумывать всякие уловки, дабы потрафить самым низменным вкусам.
Повисло молчание. Я говорила серьезно процентов на семьдесят пять, но мне требовалось донести идею до остальных. На этой планете должно быть место и для «Доктора Живаго», и для «Экстремального исправления шпателем», но чаша весов накренилась уже достаточно, и я не хотела, чтобы она опускалась еще ниже. Все они взирали на меня в молчании, Жлобсворт барабанил пальцами по столу.
— Означает ли это, что вы налагаете вето?
— Означает.
Остальные делегаты дружно застонали, и я вдруг подумала, а не слишком ли далеко я зашла. В конце концов, для них, как и для меня, главным было благо Книгомирья, а ничего лучшего мне было не придумать.
— Я бы хотела провести собственное исследование, — сказала я в надежде, что, услышав корпоративный жаргон, они согласятся, — и посмотреть, не удастся ли мне выдать на-гора какую-нибудь подходящую стратегию. Если не получится, последуем вашей интерактивной идее, как бы глупо это ни звучало.
— Очень хорошо, — нараспев произнес Жлобсворт, и все они раздраженно переглянулись. — Я слишком хорошо знаю вас и не рассчитываю, что вы передумаете, так что мы обсудим положение повторно
