Он распахивает перед Сашуком правою дверку, ждет, пока тот взберется на сиденье, и захлопывает. Внутри так чисто и красиво, так блестят разные штучки и ручки, такая диковинная собачка болтается на резинке перед ветровым стеклом, а сзади так зловеще молчит Анусина мама, и Сашук так всей спиной и затылком чувствует ее колючий взгляд что он не только ничего не трогает, но боится пошевелиться и с трудом, прерывисто переводит дыхание.
— Ну как, нравится? — спрашивает Звездочет, садясь за баранку.
От полноты чувств Сашук не может выговорить ни слова и только быстро-быстро кивает.
— Что же надо делать, чтобы поехать?
— Погудеть! — шепотом подсказывает Сашук.
— Погудеть? Да, в самом деле, какая же езда без гудения? Давай гуди.
Сашук тянется к большой черной кнопке на торце рулевой колонки, нажимает, но гудка нет.
— Дудки, — говорит Звездочет. — Гудок у меня заколдованный, настоящий звездочетский… — Глаза Сашука вспыхивают восторгом. — Сейчас мы его расколдуем. «Эн, де, труа, бешамель де валуа…» Теперь нажми эту дужку.
Сашук осторожно трогает хромированный пруток под баранкой, и над степью разносится гудок. Он зычен и звонок и так же не похож на хриплое кряканье «газона» дяди Семена, как сам видавший виды облезлый «газон» на оранжевого щеголя.
— Папа, пап! Я тоже хочу! — кричит Ануся, вскакивает ногами на сиденье, переваливается через плечо отца и тянется к дужке сигнала. Звонкий голос «Москвича» раскатывается над обрывом, падает вниз, чайки шарахаются от него в море.
— Хватит, граждане, — говорит Звездочет. — Надо совесть иметь, а то сейчас обратно заколдую, и машина никуда не пойдет.
Сашук отдергивает руку, Анусю мать сердито стаскивает и сажает на место. Звездочет поворачивает ключик, внизу что-то рычит и сейчас же смолкает.
— Поломалась? — встревожено спрашивает Сашук, но тут же сам видит, что ничего не поломалось и они уже не стоят, а едут, и даже не едут, а плывут — так плавно и мягко трогает машина с места.
— Газанем? — спрашивает Звездочет.
— Ага! — радостно кивает Сашук.
— Ну, держись, увезу тебя сейчас на край света…
— Ага! — ликуя, кивает Сашук.
Он согласен на все, лишь бы ехать и ехать в этой волшебной машине. Она мягко раскачивается на ухабах, волочит за собой длиннющий хвост пыли и мчится так, что воздух ревет, врываясь в окна.
Счастье никогда не бывает долгим. Обогнув по задам четыре усадьбы, «Москвич» въезжает в улицу, поворачивает и останавливается возле ворот пятой хаты. Пыль, которая раньше никак не могла догнать машину, теперь набрасывается на нее и окутывает густым желтым облаком. Сердито отплевываясь, жена Звездочета выскакивает из машины и утаскивает за собой Анусю. Сашук вопросительно смотрит на Звездочета.
— Слезай, приехали, — говорит тот. — Путешествие окончено.
Сашука пронзает горькое разочарование. Он вылезает из машины, отходит в сторонку, но как только Звездочет разворачивает автомобиль и въезжает во двор, Сашук припадает к редкому штакетнику, опоясывающему двор. Звездочет открывает капот, долго там копается, потом закрывает капот, все дверцы и, наконец, замечает прижатое к штакетнику лицо Сашука.
— Ты собираешься стоять здесь всю ночь?
Сашук молчит.
— Лети домой, а то тебе тоже бенц устроят.
Сашук отрывается от штакетника, но тотчас опять припадает к нему.
— Ладно, я к вам еще приду? — с надеждой спрашивает он.
— Валяй, — соглашается Звездочет, и теперь даже сквозь толстые стекла очков Сашук отчетливо видит, что левый глаз его подмигивает.
Блаженная улыбка снова растягивает лицо Сашука, и он припускает домой, к бригадному бараку.
ПИЩА НАША
Соскучившийся Бимс бросается ему навстречу, но Сашуку не до него. Первым делом он бежит в барак к зеркалу. Оно всегда стоит на подоконнике: возле окна рыбаки бреются. Зеркало треснутое, мутное и изрядно засиженное мухами. Сашук плюет на него, протирает рукавом. Оно ничуть не светлеет, но все равно видно, что с носом плохо. Две дырочки, обращенные к небу, над ними кожа, красная и лоснящаяся, как нарыв, а вокруг — остатки старой, облупыши. Сашук сковыривает их ногтем, но под ними такая же воспаленная, багровая кожа.
— Ты чего нос себе обдираешь? — спрашивает Иван Данилович.
Рыбаки почти все в бараке: кто отсыпается после червового, кто просто так лежит, отдыхает перед обедом и вечерним выходом в море. Жорка уже выспался и лежит, заложив руки под голову, а ноги задрав на спинку койки. Он тоже наблюдает за Сашуком и тут же встревает.
— Так он же, — кричит Жорка на весь барак, — он же кралю себе нашел! Я видел, как они до машины побежали. Там такая фуфыря — антик марэ с мармеладом! И где только выискал? Вот теперь форс и наводит…
Рыбаки смеются, а Сашук вспыхивает и, сжав кулаки, оборачивается. А он-то еще собирался рассказать Жорке про машину, про все…
— Как не стыдно! — кричит Сашук. — Как не бессовестно!
— Да ты не серчай, не отобью. Только гляди на свадьбу позови! — хохочет Жорка.
Рыбаки смотрят на яростно взъерошенного, пылающего Сашука и тоже грохочут.
— Жеребцы стоялые, — говорит Иван Данилович, — нашли над кем…
Ненавидя их всех, Сашук выбегает из барака. Бимс кидается ему под ноги. Сашук пинает его, тот жалобно скулит, и Сашуку становится стыдно и жалко. Он нагибается и гладит его.
— Ладно, — говорит он, — не сердись, я нечаянно, со злости…
Щенок зла не помнит. Он тут же начинает ластиться, лизать Сашукову руку. Сашук тормошит его и мало-помалу отходит.
Мать уже вернулась и возится у плиты под навесом, готовит обед. Сашук бежит к ней.
— Мам, дай мне другую рубашку.
— Чего ради?
— Эта уже грязная.
— Поменьше в грязи гваздайся. Вчера только надел. И с чего ты чистюля такой стал?
— Да ну, мамк… — начинает канючить Сашук, но мать отмахивается:
— Не приставай, без тебя тошно.
Похоже, что ей на самом деле тошно: ходит с трудом, полусогнувшись, лицо бледное, под глазами темные круги, а на висках выступили капельки пота. Сашук направляется к рукомойнику и долго, старательно моет руки, даже трет их песком. Руки светлеют, но самую малость, а пальцы так и остаются с обгрызенными ногтями и заусеницами.
За обедом Сашук смотрит в свою миску и ни с кем не разговаривает. Принципиально. Раз они такие.
Рыбаки идут на причал. Мать, тяжело вздыхая, то и дело приостанавливаясь, моет посуду, потом уходит в барак и ложится.
Сашук идет на берег, втайне надеясь, что Звездочет снова привезет свое семейство купаться. Больших медуз в воде уже нет, они снова ушли на глубину, в свою бездну, из которой приплыли к берегу
