Перед глазами Николая Михайловича встали длинная улица, плетень и вспыхнувший до ушей мальчик, уступающий ему дорогу...
- Ну что ж! Надо немедленно что-то предпринять. Где Бурцев? Попросите его сюда!
Степан Ильич заторопился к выходу. Николай Михайлович повернулся к Мирону Дмитриевичу:
- В Макаровке остались девочки. Где они там живут? Кто о них заботится?
- Они живут у моей жинки, как родные. Там и мои ребята, конечно.
- А-а, у Ульяны Леонтьевны? - Николай Михайлович покачал головой. Вашу семью нужно перевести в другое село.
Мирон Дмитриевич постучал по столу пальцами, нахмурился:
- Куда я их переведу?
- Это мы сейчас решим. - Николай Михайлович снова заглянул в свою записную книжку. - Переведите в Семеновку. Там наши люди. Село стоит в стороне. Фашистов там нет, да и вряд ли они туда заявятся.
Мирон Дмитриевич развел руками.
- Сделайте это немедленно! Я приказываю... - сухо повторил Николай Михайлович. - Оставлять их в Макаровке нельзя, да и не к чему - это опасно.
В палатку вошел Степан Ильич. За ним протиснулся Митя.
- Бурцев, - сказал Мирон Дмитриевич.
Митя вытянулся, козырнул.
- Есть Бурцев!
Степан Ильич ободряюще кивнул ему головой. Коноплянко поднял глаза и снова опустил их.
- Ну вот. Я все слышал, Бурцев, - сказал Николай Михайлович. - Мы с Мироном Дмитричем договорились. Командируем тебя на поиски твоих пионеров. Возьми верного человека и отправляйся. Доставишь их в отряд, а там мы постараемся их переправить через фронт. Понял?
- Спасибо, - дрогнувшим голосом сказал Митя. - Можно идти?
- Подожди. А с девочками как решим?
- В Макаровке только две девочки, я заберу их...
Николай Михайлович посмотрел на измученное лицо Мити, на мальчишескую шею, выступающую из выцветшей гимнастерки, и улыбнулся:
- Ну, тебе виднее. Бери их всех. Мирон Дмитрия как-нибудь переправит. Ступай.
Митя вышел.
- Золотой хлопец! Нужный в отряде человек, - сказал Мирон Дмитриевич.
Николай Михайлович поглядел на ссутулившегося в углу Коноплянко.
- Товарищ, Коноплянко! - мягко окликнул он. - Мы хотим дать вам ответственное задание.
Коноплянко вскочил. На щеках его вспыхнули красные пятна.
- Я прошу послать меня в самое жаркое дело! - Голубые запавшие глаза его заблестели.
Николай Михайлович молча указал на табуретку:
- Сядьте, Коноплянко! Нам всем тяжело терять наших товарищей... Я понимаю вас...
Он положил руку на тонкие вздрагивающие пальцы Коноплянко. Степан Ильич отошел в сторону. Мирон Дмитриевич старательно собирал в кучку рассыпанный на столе табак.
- Вы поедете на Большую землю, - продолжал Николай Михайлович. - Мы дадим вам ответственное задание, о котором я с вами поговорю особо. Вы захватите с собой вот эту бумагу. Она представляет значительный интерес для нашего командования.
Николай Михайлович вынул из портфеля сложенный пополам лист и не спеша развернул его.
Коноплянко бросились в глаза немецкие слова и даты, написанные неровным, детским почерком. В углу разлилась жирная клякса, наспех подчищенная ногтем.
- За эту бумагу наш товарищ заплатил своей жизнью, Сева Малютин, школьник, который оказал нам эту неоценимую услугу, бродит где-то в лесу. Помните это, Коноплянко! - Секретарь райкома строго посмотрел в голубые глаза Коноплянко и протянул ему руку: - Приготовьтесь к отъезду. О деталях поговорим особо... А теперь, Мирон Дмитрич, пойдемте побеседуем с вашими людьми.
Он вышел. Коноплянко молча и благодарно смотрел ему вслед.
x x x
Через час по лесной дороге, потряхивая грибной корзинкой, шел Яков Пряник. Впереди Якова почти бежал Митя, одетый в длинное пальто с поднятым воротником и в щегольской кепке.
- Не то кулак, не то барин, - оглядывая его, смеялся Яков.
Поиски решили начать с пасеки.
- Я уже был там! - взволнованно говорил Митя. - Баба Ивга сказала, что они пошли на пасеку, но на этом все следы и кончаются.
- Где кончаются, там и начинаются. Значит, на пасеке и искать надо, спокойно отвечал Пряник. - А главное, не спеши. Тише едешь - дальше будешь. Человек не иголка, а ребята и вовсе. Найдем!
Глава 51. КУДА ИДТИ?
Солнце стояло высоко. Прошло уже два часа с тех пор, как ребята вышли с мельницы. Шли медленно, аккуратно выкладывая на пути дорожные знаки. 'Иди прямо!' - указывали стрелы.
Около шоссе долго сидели в канаве, пережидая, пока проедет немецкий обоз. Бобик рвался из рук и рычал, шерсть на нем стояла дыбом.
Снова выложили знак из камней 'Иди прямо!' - и перешли шоссе.
Начался лес. Укрытые густой зеленью деревьев, ребята вздохнули свободней. Васек оглядел своих товарищей. Курточки у них были пыльные и измятые, щеки серые. События прошлой ночи вселили в них страх и неуверенность. Они шли кучкой, пугливо оглядываясь по сторонам. На Севу было больно глядеть. Он еле тащился, тяжело дыша и прижимая к сердцу тонень- кую руку.
Васек испугался:
- Сева, ты что? Заболел?
Сева поднял на него страдающие глаза и улыбнулся:
- Не-ет... Ни-чего...
- Что - ничего? Плохо ему! Я давно вижу, - расстроенным голосом сказал Саша.
- Он еще на мельнице заболел, - вздохнул Одинцов. - У него сердце бьется, наверно.
- Малютин, у тебя сердце, да?
Ребята окружили товарища, по очереди прикладывали ухо к худенькой груди Севы.
- Ой, как бьется!
- Прямо как молотом стучит!
- Сева, давай мы понесем тебя!
- Нам это ничего не стоит!
- Честное слово. Севка!
- Нам это даже практика!
Ребята гладили Севу по спине. Саша грел его холодные руки и просил:
- Мы понесем тебя, а? Согласись, Сева!
- Да нет, что вы... Я сам пойду. Это ничего, пройдет, - улыбался Сева.
- Да ведь трудно тебе идти! - беспокоились ребята.
Один Генка не принимал ни в чем участия. Пустыми глазами смотрел он вокруг, молча шел вперед, молча ждал, когда ребята выкладывали дорожные знаки. Петька озабоченно поглядывал на Генку и толкал Мазина.
- Иди ты еще! Горе у человека - и все! - огрызался Мазин.
Голод невыносимо мучил Мазина. В пустом желудке урчало, живот втянуло под ребра, во рту набегала слюна. Мазин тихонько ощупывал в кармане сухую, заплесневелую горбушку, найденную на мельнице, ковырял ее ногтем, но не осмеливался взять хоть крошку из драгоценного запаса.
'Не мне одному есть хочется', - оглядываясь на товарищей, думал Мазин.
Никто не жаловался, но по лицам, вытянутым и печальным, было видно, что ребята уже давно голодны.
Тоненький Коля Одинцов потуже затянул свой пояс; у Саши вытянулось лицо, и круглые глаза стали большими и грустными; Петька поминутно совался в кусты, искал в траве щавель и заячий лук. Генка молчал - никто не знал, сыт он или голоден. Бобик, свесив язык, уныло плелся за ребятами.
