— Неужели? — побелевшими губами прошептал Тойво.
Адвокат склонил голову.
'Моя милая, бедная мама. Великая мученица и самая добрая мать на свете. Как бы я хотел поцеловать с благодарностью твои застывшие руки. Я навсегда запомню их теплыми и ласковыми. Не выдержала. Это они тебя убили'. Тойво сидел, закрыв лицо руками.
— У меня к вам просьба, господин адвокат, — поднял он наконец голову. Глаза его были сухи, только глубже запали, и в них была нестерпимая боль. — Я очень прошу передать моей сестре Тойни небольшое письмо, я его сейчас напишу.
— Охотно выполню вашу просьбу, этого требует простая гуманность, — ответил адвокат.
… Сернес и столица Финляндии не знали подобных похорон. Гроб с телом матери Антикайнена несли на руках через весь город, и прах Оттелиани был, как знаменем, покрыт красными гвоздиками.
Многотысячная вереница людей в скорбном молчании провожала в последний путь мать своего Тойво. В палисадниках и на подоконниках Сернеса не осталось красных цветов… Люди несли в руках розы, яркие соцветия герани, букетики скромных полевых гвоздик, мальв и алые маки.
Цветы! Самое совершенное, гармоничное и чудесное творение природы — цветы.
Человек избрал цветы как символ бескорыстия и чистых помыслов, добра и радости, любви и дружбы, благодарности и почитания. Цветы — первые посланцы любви. Цветами встречают появление на свет нового человека. Цветы — знак дружбы и почитания. Цветами встречают победителей, никогда — врагов. Цветами провожают в последний путь дорогого сердцу человека.
Несчастен и обездолен тот, кто не познал трепетного волнения при виде первого подснежника, мохнатой сережки орешника, не погрузил хоть раз лицо в душистые, обрызганные росой гроздья черемухи, не испытал ликующей радости от разноцветья трав, не был взволнован очарованием цветущих яблонь.
Цветы прекрасны, хрупки и недолговечны.
Но когда красные цветы вздымают вверх тысячи рук, они становятся знаменем, становятся оружием.
Ваня Туоминен, шагая рядом с Эйно, тоже нес букетик красных маков. Проходя сквозь строй полицейских, Ваня понял, что красные цветы страшат их, что они готовы вырвать и втоптать их сапогами в грязь.
За гробом тетушки Оттелиани несли два больших венка. Один из красных роз. На алой ленте золотые слова: 'Прощай, родная, последний привет тебе из-за тюремной решетки. Мама, на этом твоя борьба закончена. Твой сын Тойво'. На другом венке надпись: 'От единомышленников Тойво его отважной матери'.
На центральной улице кто-то в передних рядах поднял руку с красным букетом, и вся колонна вдруг превратилась в красное длинное полотнище.
В охранке неустанно трещал телефон. Что делать? Знамен нет. Лозунгов нет. Красных транспарантов не несут. Но все с букетами цветов, и все цветы — красные. Это же вызов. Настоящая демонстрация. Но напрасно листают всякие уставы и наводят у юристов справки. Нет, цветы, пусть и красные, даже самыми жестокими реакционными законами не запрещены.
На кладбище был послан усиленный наряд полиции.
Гроб с телом тетушки Оттелиани был огражден прочным заслоном почетного караула рабочих. Старый Кай, участник финляндской революции, много лет проведший в тюрьме, взял из рук рыдавшей Тойни листок бумаги.
— Дорогие товарищи! — глуховатым голосом обратился он к рабочим. — Мы прощаемся с матерью нашего любимого мужественного борца Тойво. Первое слово я предоставляю ему. — Старик вынул из нагрудного кармана очки, развернул листок и стал читать: — 'Друзья! Мою мать сегодня несут в могилу… Закат ее жизни мог быть светлее. Она перенесла в своей жизни многое. Живя в бедности, обремененная многочисленной семьей, она мужественно отдавала ей все свои силы. Положите на гроб от меня красные цветы. Я хочу, чтобы все знали, что моя мать была воодушевлена теми же идеями, что и я. Она одобряла мою жизнь и мой путь борьбы за дело трудящегося народа, за которое я теперь сижу в этой тюрьме'.
Кай сложил листок и спрятал его в карман.
— Мы выполнили волю отважного сына отважной матери. Провожаем ее красными цветами и перед открытым гробом дорогой Оттелиани торжественно обещаем вести борьбу за наше правое дело так, как ее ведет Тойво. Спасибо тебе, дорогая Оттелиани, за то, что ты подарила нам такого сына!
Гроб с телом тетушки Оттелиани опустили в могилу. Огромный холм красных цветов возник над ней.
Ветер осторожно перебирал алые лепестки.
Глава 15
У СЕСТЕР ВИНСТЕН
Ирина и Константин, взявшись за руки, молча, в каком-то особо приподнятом настроении вошли в маленький двор, огороженный кустами цветущей сирени. Остановились. Старались представить себе, как тридцать лет назад через эту же калитку, в осенний дождливый вечер, по этим же каменным плитам шел Владимир Ильич Ленин. Завернул направо. Постучал в дверь…
Дверь со скрипом раскрылась, и перед Константином и Ириной предстали две очень старенькие женщины. У обеих белоснежные волосы, валиком зачесанные вокруг головы, обе в очках, маленькие, толстенькие. У их ног вертелась белая кудрявая карликовая болонка. Откуда-то изнутри дома монотонный хриплый голос выкрикивал: 'Свен, Карл, Юхан, комм хит!' (Свен, Карл, Юхан, сюда!)
Гости приветствовали хозяев по-фински, но выяснилось, что сестры Винстен говорят только по- шведски и по-немецки.
— Будем говорить по-немецки, — предложил Константин Сергеевич. — Мы — советские люди, из Москвы. Скажите, пожалуйста, у вас жил Владимир Ильич Ленин?
— О мейн Готт! — разом испуганно воскликнули обе старушки.
— Тридцать лет мы ждем этого визита, — с каким-то отчаянием воскликнула старшая из них, — но, увы, время берет свое…
Ирина поняла это по-своему.
— Не беспокойтесь, все, что вы нам расскажете, без вашего разрешения опубликовано не будет.
— Мы очень хотели бы услышать подробности о пребывании у вас Владимира Ильича. Нас интересует все, что сохранилось у вас в памяти, — добавил Константин.
Сестры пригласили гостей зайти в дом. Чистенькая квартирка со специфическим запахом старых вещей. Домотканые половички в коридоре, в гостиной на крашеном полу потертый ковер. На диване, обтянутом парусиновым чехлом, ворох вышитых подушечек, на одной из которых сразу же устроилась болонка, сверкая из-под белых лохматых бровей черными любопытными глазками. Из соседней комнаты тот же хриплый голос продолжал выкрикивать: 'Свен, Карл, Юхан, комм хит!'
— Это наш старый попугай, — пояснила старшая, — наш верный сторож. Он кричит, чтобы люди думали, что в доме у нас много мужчин. А мы всю жизнь живем двоем, — вздохнула она.
У окон на многоэтажных жардиньерках крохотные разноцветные керамические горшочки с кактусами. В простенке между окнами пианино с откинутой крышкой, на нем папки с нотами.
Уселись за круглым столом, покрытым плюшевой скатертью. Старшая многозначительно посмотрела на младшую сестру: мол, разговор буду вести я.
— Господин Ленин жил у нас как инженер Петров. Мы не могли себе представить, что наш скромный квартирант — будущий премьер-министр России. Рекомендовал его нам магистр Владимир Смирнов, библиотекарь Гельсингфорсского университета.
— Ты ошибаешься, Анна, — не утерпела младшая, — господин Петров пришел к нам с рекомендацией Виргинии Смирновой, матушки Владимира Смирнова.
