только то, что упущено. Больно сознавать: «А ведь все могло быть иначе». Если бы не эта мысль, человек спокойно переносил бы все, что посылает ему судьба.
Я был не избалован вниманием домочадцев, да и не имел права на него рассчитывать. Чувство собственной ненужности, которое я впервые испытал в Берлине в тот памятный день Нового года, пустило глубокие корни. Зачем я им нужен, этим людям? Почему они меня терпят? Только потому, что я даю им какие-то жалкие гроши?! Но люди ведь нуждаются не столько в денежной помощи, сколько в любви и сочувствии. Если этого нет, то обязанности главы семьи сводятся к кормлению нескольких ртов. Мне хотелось, чтобы зависимость родственников от меня кончилась как можно быстрее. Постепенно моя жизнь превратилась в ожидание этого далекого дня. Я стал похож на заключенного, ожидающего истечения срока, назначенного ему в приговоре, встречал каждый новый день одной мыслью: приближает ли он меня к заветному рубежу или нет. Я жил бессознательно, как растение, ни на что не жалуясь. Без каких-либо желаний и стремлений… Мало-помалу чувства мои как бы атрофировались. Я ни о чем не сожалел, ничему не радовался.
Так прошло много лет. И вот вчера, в субботу, произошел случай, всколыхнувший всю мою душу… Я вернулся с работы, разделся. Но тут вдруг ко мне подошла жена. «Завтра все магазины закрыты! Ты уж сходи, пожалуйста, купи, что надо», - попросила она. Я нехотя оделся и отправился на рынок. Было довольно жарко. По улицам прогуливалось множество людей в тщетной надежде отыскать прохладу. Закончив покупки, я влился в людской поток и с пакетами под мышкой медленно побрел назад. Возвращаться домой обычным путем, по рытвинам и колдобинам, на этот раз мне не захотелось, и я решил сделать небольшой крюк по хорошей дороге. Стрелки на уличных часах показывали шесть. Вдруг какая-то женщина схватила меня за руку:
- Герр Раиф!
От неожиданности я вздрогнул и чуть было не бросился наутек. Но женщина держала меня очень крепко.
- Нет, нет, я не обозналась. Это вы, герр Раиф! Господи, как вы изменились! - кричала она на всю улицу.
Я медленно поднял глаза и, еще не видя ее лица, угадал по необъятно широкой фигуре, что это фрау Тидеманн. Да и голос ее ничуть не изменился.
- Это вы, фрау ван Тидеманн? - воскликнул я. - Вот уж никак не ожидал встретить вас в Анкаре!
- Вы ошибаетесь. Я уже не фрау ван Тидеманн - фрау Доппке!.. Ради мужа мне пришлось пожертвовать приставкой «ван», но думаю, что я оказалась не в проигрыше!
- Поздравляю! Значит…
- Да, да, ваше предположение верно!.. Вскоре после вашего отъезда мы тоже покинули пансион… Разумеется, вместе. Уехали в Прагу…
При этих последних словах сердце мое екнуло. Я был не в силах сопротивляться внезапно нахлынувшему потоку чувств, которые, казалось, навсегда угасли. Но что у нее спросить? Ей ведь ничего не известно о моих отношениях с Марией. Как она истолкует мой вопрос? Не полюбопытствует ли, откуда я знаком с Марией? И что она мне скажет! Не лучше ли оставаться в полном неведении? Прошло больше десяти лет, - к чему ворошить прошлое?
Мы все еще стояли посреди улицы, и я предложил:
- Зайдем куда-нибудь, посидим! У нас ведь есть о чем поговорить. До сих пор не могу поверить: вы - и вдруг в Анкаре.
- Посидеть, поговорить было бы неплохо, но я тут проездом, поезд отходит меньше чем через час… Как бы не опоздать… Знала бы, что вы живете в Анкаре, непременно разыскала бы вас. Мы приехали вчера ночью.
Только сейчас я заметил, что рядом с ней стоит бледная девочка лет восьми-девяти.
- Это ваша дочь? - спросил я с улыбкой.
- Нет… Родственница!.. Мой сын учится на юридическом факультете.
- Вы до сих пор советуете ему, какие читать книги?
Она поняла меня не сразу, потом, вспомнив, улыбнулась:
- Да, все еще приходится давать ему советы, но он уже к ним не прислушивается… Тогда он был совсем маленький… Лет двенадцати… Господи, как быстро бегут годы!.. Как быстро!..
- Но вы совсем не изменились!
- Представьте - и вы тоже!
Я вспомнил ее возглас при нашей встрече, но ничего не сказал.
Мы шли рядом. Я никак не решался спросить ее о Марии Пуд ер и болтал о всяких пустяках.
- Вы так и не сказали, как попали в Анкару…
- Сейчас объясню. Мы здесь только проездом. Мы проходили мимо открытого кафе, и я уговорил ее выпить лимонада.
- Мой муж сейчас в Багдаде… Вы же знаете, он торговец колониальными товарами, - снова заговорила она, присев на стул.
- Но Багдад, помнится мне, не немецкая колония!
- Знаю, дорогой… Но мой муж занимается торговлей тропическими товарами. В Багдаде он закупает хурму.
- И в Камеруне он закупал хурму?
Фрау Доппке посмотрела на меня осуждающе, и я понял, что допустил бестактность.
- Если это вас так интересует, напишите ему письмо. Торговля не женское дело.
- А сейчас куда вы едете?
- В Берлин… Соскучилась по родине… К тому же, - она кивнула головой в сторону бледной девочки, которая сидела с ней рядом, - надо отвезти ее домой… Она очень слабенькая, на зиму мы брали ее к себе.
- И часто вы ездите в Берлин?
- Два раза в год.
- Отсюда можно заключить, что дела у герра Доппке идут неплохо.
Она рассмеялась.
Я все не решался спросить о Марии. И не из природной робости, а из страха перед тем, что услышу. Казалось бы, не все ли равно? Все мои чувства давно умерли. Чего же я боюсь? Вполне вероятно, что и Мария нашла себе какого-нибудь Доппке. А может быть, она все еще не замужем, продолжает искать «мужчину, который ее поймет». И уж наверняка даже забыла мое лицо.
Впрочем, и я тоже не мог восстановить в памяти ее облик. Впервые за десять лет я спохватился, что у меня нет ее фотографии. Почему мы не обменялись фото перед расставанием? Потому, вероятно, что каждый из нас надеялся на скорую встречу и полагался на свою память! Стало быть, я не могу ясно вспомнить ее лицо, если впервые сожалею, что у меня нет ее портрета. А ведь в первые месяцы нашей разлуки я мог представить себе ее лицо до малейшей черточки… а потом… потом, когда я понял, что все кончено, я изо всех сил старался стереть самую память о ней, хотя и знал, что этого мне не удастся сделать. Образ мадонны в меховом манто, пусть только в воображении, продолжал властвовать надо мной. И вот теперь, когда я был уверен, что воспоминания о прежних днях уже не взволнуют меня, ее лицо поблекло в моей памяти. А у меня нет даже ее фото.
Впрочем, что бы это изменило?
Фрау Доппке посмотрела на часы и поднялась. Я решил проводить ее до вокзала.
Она восторгалась Анкарой и Турцией:
- Такого предупредительного отношения к иностранцам я не встречала нигде - даже в Швейцарии, обязанной своим процветанием прежде всего туристам. Швейцарский народ смотрит на иностранцев как на грабителей, вторгшихся в их дом. А в Турции каждый старается чем может им услужить. Очень мне нравится Анкара!
Она болтала не умолкая. Девочка шла на пять - десять шагов впереди, притрагиваясь к каждому встречавшемуся по пути деревцу. Когда мы подошли к вокзалу, я наконец набрался решимости и как можно более равнодушным тоном спросил:
- У вас в Берлине много родственников?
