нами бесплатно, это будет награда для них. Только договоримся вот о чем. Никто из людей на борту ни единой душе об этом не скажет. Это наша субмарина».
«Согласен», — ответил Чаттертон.
Чаттертон оставил Нэгла управляться в рулевой рубке, сошел по крутому трапу и направился на ют. Он собрал всех ныряльщиков и попросил спуститься в салон для разговора. Один за другим ныряльщики расселись на койках, на полу возле тостера, под разворотами из «Плейбоя» на стенах; их волосы все еще стояли торчком от морской воды, у некоторых в руках были соленые крендельки или кока-кола. Чаттертон обратился к группе своим раскатистым голосом с лонг-айлендским акцентом.
«Это было классное погружение, — произнес он, — однако найти — это еще не все. Нам надо идентифицировать субмарину. Мы будем ее обследовать и писать историю. Мы с Биллом приняли решение вернуться на это место 21 сентября. Это будет частный рейс — приглашены только вы, парни. Больше никого не будет. Там, на берегу, найдется очень много ныряльщиков, которые убьют кого угодно, чтобы пойти с нами. Но они не пойдут. Поэтому, если вы решите не идти с нами, ваша койка будет не занята. Но мы должны держать все в строжайшей тайне. Одно только слово о том, что мы нашли субмарину, и человек двести будут наступать нам на пятки».
Чаттертон немного помолчал, и никто за это время не проронил ни звука. Он попросил всех поклясться хранить тайну «Каждый ныряльщик на борту, — сказал он, — должен присягнуть, что будет хранить молчание о том, что он видел сегодня на дне океана. Если другие будут спрашивать, что вы делали сегодня, отвечайте, что ныряли к „Паркеру“. И вообще, выбросите слово „субмарина“ из своего лексикона. Вы должны хранить молчание до тех пор, пока не будут идентифицированы останки судна. Это касается всех. Каждый из вас, парни, обязан с этим согласиться. Но если хоть один человек в этом салоне не в состоянии сохранить все в тайне, то следующее плавание будет, что называется, „лови-хватай“, открыто для всех. Поэтому я сейчас спрашиваю: все согласны?»
Надо сказать, что найм судна для погружения к затонувшему на глубине судну — не коллективное событие. Совместное присутствие на борту нескольких ныряльщиков — это всего лишь вопрос транспортировки, но не работы в команде; каждый составляет собственный план, ищет свои трофеи и делает собственные открытия. Ныряльщики к глубоководным местам кораблекрушения, как бы они ни были дружелюбны, предпочитают работать в одиночку, оставаясь один на один с океаном. В опасных водах это помогает им выжить. А теперь Чаттертон предлагает, чтобы четырнадцать человек стали единым молчаливым организмом. Подобные соглашения никогда не заключались на судах, фрахтуемых ныряльщиками.
На какой-то миг воцарилась мертвая тишина. Некоторым людям было особенно тяжело принять решение, ведь в этом плавании они встретились впервые.
Затем один за другим ныряльщики начали произносить по кругу:
— Я — за.
— Я тоже.
— Я не скажу ни единого лишнего слова.
— Рассчитывайте на меня.
— Мой рот на замке.
Итак, согласились все. Теперь это была только их субмарина!
«Искатель» парил назад к Бриллю на крыльях надежды. Ныряльщики по очереди листали книгу Юрги о немецких подлодках и пытались успокоить себя, выстраивая приблизительно такие предположения: «Мы знаем, что потребуется время на обследование, и оно, скорее всего, будет непростым, но если тщательно все сделать, можно быть уверенными в том, что мы идентифицируем эту субмарину». Однако в глубине души они прыгали от восторга и ликовали. Когда наступил вечер, они дали волю своей фантазии и стали выстраивать теории, объясняющие присутствие их подводной лодки, и в стремительном движении к дому все теории были возможны, каждая идея была вероятна: «Мог ли быть Гитлер на борту этой подлодки? Разве не было слухов, что в конце войны он хотел сбежать из Германии? Может быть, субмарина полна нацистского золота?» Шесть часов спустя, примерно в девять вечера, Нэгл на малом ходу причалил к своей стоянке, и ныряльщики принялись собирать снаряжение.
Один из ныряльщиков, Стив Фелдман, ожидал, когда Чэттертон выйдет из рулевой рубки. Из четырнадцати человек, присутствующих на борту этого судна, Фелдман считался новичком в спорте, имея всего десятилетний опыт. Он открыл для себя подводное плавание в возрасте тридцати четырех лет, после тяжело перенесенного развода. Он так увлекся плаванием с аквалангом, что мечтал стать инструктором, и с недавних пор вел курсы подводного плавания на Манхэттене. Многие из ныряльщиков на борту, включая Чаттертона, никогда не выходили с Фелдманом в море; чаще всего он совершал погружения в курортных теплых водах или за омарами (во время знаменитых набегов капитана Пола Хелпера по средам в водах неподалеку от Лонг-Айленда). Когда Чаттертон шел по юту, Фелдман остановил его.
— Джон, я хочу поблагодарить тебя, — сказал он, — это было крутое погружение. И оно важное, на самом деле важное. Не могу дождаться, когда пойдем туда снова. Я имею в виду, что я очень хочу вернуться, и я хочу сказать тебе с Нэглом спасибо за то, что взяли меня в такое плавание. Это как исполнение мечты.
— Для меня тоже, дружище, — ответил Чаттертон. — Это и есть мечта.
Тайна «Искателя» хранилась почти два часа. Около полуночи Кевин Бренная набрал номер своего близкого друга Ричи Колера, тоже из Бруклина.
В свои двадцать девять лет Колер был одним из самых опытных и отважных ныряльщиков к глубоководным местам кораблекрушений на Восточном побережье. Он был также страстным любителем истории и особо интересовался всем, что связано с Германией. Для Бреннана было бы предательством утаить такие удивительные вещи от своего друга. Колера пригласили бы в плавание на «Искателе», если бы не его натянутые отношения с Чаттертоном. Колер был одним из «парней Стиви», и, несмотря на то, что у него произошел полный разрыв с Белиндой, его отношения с Чаттертоном и Белиндой практически гарантировали, что его никогда не позовут с собой на погружение.
В спальне Колера зазвонил телефон.
— Ричи, эй, Ричи, проснись. Это Кевин.
— Который час?..
— Слушай, давай просыпайся. Мы нашли что-то очень стоящее.
— Что вы там нашли? Который час?
— В том-то и дело, Ричи, я не могу тебе сказать, что мы нашли.
Жена Колера повернулась на бок и сверкнула на него глазами. Он унес телефон на кухню.
— Кевин, прекрати говорить загадками. Говори, что вы там нашли.
— Нет, дружище, я дал клятву. Я обещал не говорить. Ты меня не заставишь.
— Слушай, Кевин. Если ты звонишь мне в полночь и говоришь, что вы нашли там что-то грандиозное, неужели ты думаешь, что я спокойно засну после этого. Выкладывай.
— Не могу, дружище. Я дал слово. Ты лучше попробуй угадать. Если скажешь правильно, я не буду отрицать.
И вот Колер, в нижнем белье, все еще с заспанными глазами, уселся за кухонный стол и стал угадывать. Пассажирский лайнер? Нет. Баржа? Нет. «Кайру»? Нет. «Каролина»? Нет. «Тексел»? Нет. Нет, нет, нет. Игра в отгадки продолжалась еще пять минут, ответ Бреннана каждый раз был отрицательным. Колер встал и начал ходить по кухне. Он раскраснелся.
— Кевин, дай подсказку! У меня полный тормоз.
Бреннан подумал. Затем с сильным, почти мультяшным итальянским акцентом он произнес:
— Это не надлодка, это…
— Что? — удивился Колер.
— Это тебе намек, — сказал Бреннан. — Хочешь — верь, хочешь — не верь. Это не надсудно, это…
— Ты что пьяный, Кевин?
— Это тебе подсказка, Ричи.
Пять минут Бреннан все повторял и повторял этот ключ к разгадке. Пять минут Колер ходил по кухне и
