подъем. Чтобы оставить такой „Клондайк“, требовалась дисциплина, ныряльщики должны были неукоснительно придерживаться плана.
Поднимаясь, Скибински взглянул вниз на Фелдмана, который, похоже, осматривал что-то на подлодке. „Ему бы лучше перестать копаться“, — проворчал Скибински сквозь свой регулятор прежде, чем подняться вверх еще на несколько футов. Он снова посмотрел вниз, но на этот раз заметил, что нет пузырьков от регулятора Фелдмана. В подсознании начал шуметь наркоз. „Что-то не так, — сказал себе Скибински. — Мне надо спуститься и проверить“. Он спустился по якорному канату к другу.
Скибински схватил Фелдмана и развернул его. У того изо рта выпал регулятор. Глаза его не мигали. Скибински напряженнее вгляделся сквозь маску друга, но Фелдман продолжал смотреть на него широко открытыми глазами. Он не мигал. „Человек должен мигать, черт возьми! Прошу тебя, Стив, мигни!“ Ничего. Скибински закричал через регулятор: „Черт! Черт! Черт! Черт!“. „Африканские барабаны“ азотного наркоза начали свой ритмичный грохот. Он попытался вставить регулятор обратно в рот фелдману, но его рот оставался широко открытым, что означало: Фелдман не дышал, и Скибински снова закричал: „Вот чертовщина!“ Фелдман только смотрел на него в ответ. В мозгу Скибински сильно застучало, он стал тяжело дышать, что заставило стрелку манометра его запаса воздуха пойти резко вниз.
Скибински обхватил Фелдмана левой рукой. В мозгу проносились вопросы: „Наполнить костюм Фелдмана воздухом и отправить его на поверхность? Не могу, его убьет кессонка. Оставить Фелдмана здесь и самому спокойно подняться, выполняя декомпрессию? Я не могу бросить друга, я не могу бросить друга, я не могу бросить друга!“ Оставался только один вариант: он будет подниматься на поверхность вместе с Фелдманом. Иногда потерявшие сознание ныряльщики приходили в себя по мере всплытия, он точно слышал что-то подобное.
Все еще с отрицательной плавучестью, Фелдман был как свинец на руке Скибински. Скибински тянул его изо всех сил, хватая воздух и поднимаясь на одной руке вместе с другом по якорному канату. Фелдман выгнулся дугой под силой течения, руки свисали по бокам, ноги слегка врозь, глаза смотрели прямо перед собой. С каждым подтягиванием Скибински уставал все больше и вдыхал все больше дыхательной смеси. Он добрался до глубины 170 футов, 165, 160. Затем он увидел двух ныряльщиков, Бреннана и Робертса, которые спускались к нему.
Скибински отпустил якорный канат, чтобы передохнуть хоть немного. Мгновенно его и Фелдмана начало уносить течение. Скибински, зная, что у него на исходе воздух и что он может затеряться в океане за считанные секунды, начал отчаянно брыкаться, чтобы вновь ухватить якорный канат, борясь с течением. Он уже не мог удерживать друга. Он отпустил Фелдмана. Обмякший пловец стал быстро тонуть, лежа на спине, и уставившись пустыми глазами вверх, его рот открывался и закрывался, но пузырьков не было.
Робертс инстинктивно рванулся в сторону тела, но Фелдман продолжал тонуть. Робертс знал, что если отпустит якорный канат и устремится вслед за ныряльщиком, он может потеряться и сам. Но это была естественная реакция: он не мог позволить товарищу сорваться в пропасть. На глубине примерно 200 футов Робертс вытянул руку и ухватился за снаряжение Фелдмана, но тот, словно налитый свинцом, был таким тяжелым, что они оба буквально летели к песчаному дну. Робертс выправился и стал судорожно искать у Фелдмана компенсатор плавучести, или воздушный клапан гидрокостюма. Если ему удастся накачать воздух в снаряжение Фелдмана, ему будет легче доставить его на поверхность. Но снаряжение Фелдмана было в таком беспорядке, что Робертс так и не смог найти никакого устройства подкачки во всем этом хаосе. Робертс наполнил воздухом свой костюм, но даже это не остановило стремительное падение дуэта. Оба одновременно ударились о дно. Наркоз начал гудеть в мозгу Робертса. Он взглянул в лицо Фелдмана и не увидел признаков жизни. Он не видел затонувшей субмарины, он не видел якорного каната. Вокруг был только песок. „Я в центре пустоты“, — подумал он. — Я в черной-черной дыре. Я потерялся!»
В то время как Робертс сидел на дне рядом с Фелдманом, охваченный паникой, Скибински ухватился за якорный канат на глубине около 160 футов. Он выпучил глаза и бросился к Бреннану, проводя рукой по горлу, что означало, у него кончается воздух. Бреннан раньше видел подобный жест. Это была паника, растущая как снежный ком. Скибински потянулся к регулятору Бреннана. Бреннан увернулся: он не мог разрешить Скибински убить их обоих. Он потянулся назад к запасному регулятору и подал его дергающемуся Скибински. Скибински взял его и стал глотать запасной воздух Бреннана. Бреннан стал подниматься со Скибински, ненадолго останавливаясь для декомпрессии на 50, 40 футах, думая все время: «Если Даг еще жив, он, скорее всего, потерялся и сходит с ума. Он там один рискует жизнью, чтобы достать мертвого парня. У меня долг перед Дагом. Я должен достать Дага». На глубине около 30 футов Бреннан передал Скибински другому ныряльщику и ринулся в глубину, чтобы отыскать Робертса, становясь главным претендентом на исчезновение.
Сидя в песке рядом с Фелдманом на дне океана, Робертс проверил свои приборы. Он израсходовал 60 процентов воздуха, пытаясь поднять Фелдмана. Если он пробудет здесь дольше, у него не хватит воздуха, чтобы пройти обязательную декомпрессию. Тело Фелдмана лежало тут же, рот и глаза широко открыты. С усилением наркоза периферийное зрение Робертса сузилось: он мог видеть только прямо перед собой. Он размышлял: «Если я не выберусь отсюда как можно быстрее, мы тут будем лежать вдвоем: два трупа на дне океана». Якорного каната нигде не было видно. Ему придется подниматься самостоятельно, а это означало, что его может отнести на мили от «Искателя», когда он всплывет. Ему оставалось только молиться, что кто-нибудь на поверхности увидит, как он качается на волнах, до того, как его унесет в открытый океан и он в конце концов утонет.
Прежде чем подняться наверх, Робертс привязался веревкой к Фелдману. Таким образом, если кто- нибудь найдет его тело, они смогут найти и Фелдмана. Он неуклюже пытался обернуть веревку вокруг Фелдмана, но его двигательные способности были притуплены, и ему не удавалось сделать хороший узел. Он пробовал снова и снова. Наконец он закрепил веревку и начал подъем.
Робертс не знал точно, как долго он провел на дне. Он шел вверх. На глубине 100 футов к нему сквозь океан пробились первые лучики света, и случилось чудо: каким-то невероятным образом его принесло обратно к якорному канату «Искателя». Он привязал тонкую нейлоновую веревку, которая вела к Фелдману, к якорному канату, потом сымпровизировал декомпрессионную остановку. Бреннан догнал его через несколько секунд. Оба поднимались к поверхности.
Бреннан взобрался на борт «Искателя» первым. Чаттертон и Нэгл видели, как он поднимается по трапу, и поняли, что случилась беда: он пробыл в воде слишком мало.
«Там проблема, — сказал Бреннан, срывая маску. — В обломках погиб парень. Кажется, это Фелдман».
Чаттертон позвал Стива Ломбардо, врача, который собирался нырять, и попросил его остаться. Нэгл выскочил из рулевой рубки. Несколько минут спустя по кормовому трапу поднялся Скибински. Как только он добрался до последней перекладины, он сорвал маску и начал рыдать: «Он умер! Он умер!» Потом, до того как кто-то успел помочь ему, он выбрался из воды, перекинулся через леер и упал лицом на деревянную палубу «Искателя», с высоты трех футов. Чаттертон, Нэгл и Ломбардо бросились к неподвижному ныряльщику, думая, что он сломал себе шею. Они быстро перевернули Скибински на спину, пытаясь стащить с него снаряжение. Скибински едва сумел произнести: «Он мертв! Я не мог дышать! Мой регулятор! Он умер!» Чаттертон снял с него капюшон. Скибински был покрыт рвотой.
— Пол, послушай меня, — сказал Чаттертон. — Ты прошел декомпрессию?
— Не знаю…
— Ты должен мне ответить, — настаивал Чаттертон. — Ты сделал декомпрессию?
— Стив умер! — закричал Скибински прежде, чем его снова вырвало.
— ТЫ ПРОШЕЛ ДЕКОМПРЕССИЮ?
Скибински удалось кивнуть, подтверждая, что он прошел декомпрессию!
Следующим вынырнул Робертс.
— Там внизу Фелдман! Вы должны его вытащить! — закричал он.
Чаттертон не двигался, он смотрел на лицо Робертса. В нем говорила интуиция санитара. «Дай мне свою маску, — скомандовал Чаттертон. — У тебя может быть эмболия».
Чаттертон взял маску. Она была полна крови. Робертс откашлял еще крови через нос и рот. Кто-то закричал: «Вызывайте вертолет!» Чаттертон перешел на другой уровень спокойствия. Он глубже заглянул в рот и нос Робертса. Кровотечение остановилось. «Думаю, у него лопнул кровеносный сосуд, — произнес Чаттертон. — Это не эмболия. Дайте ему кислород на всякий случай. Нам не нужен вертолет».
