неоднократно обсуждала дело Колумба.
Спустя 133 года после этой зимы Колумбовых тревог испанский хронист Антонио де Ремесаль, монах- доминиканец, не лишенный творческого воображения (историкам этот дар не всегда идет на пользу), удивил мир собственной версией о ходе событий в Саламанке.
Колумб, писал Ремесаль, «прибыл в Саламанку, чтобы изложить свои доводы профессорам астрологии и космографии, читавшим эти предметы в университете. Когда он стал развивать свои взгляды и соображения, к ним с должным вниманием отнеслись лишь монахи из монастыря святого Стефана, а в этом монастыре изучали не только свободные искусства и богословие, но прочие дисциплины, которые читались в университете.
В монастыре собирались хунты астрологов и математиков, здесь Колумб выдвигал свои тезисы и здесь же их защищал. И с одобрения монахов передал затем свой проект на отзыв наибольшим профессорам университета» (109, 84).
Доминиканский монастырь святого Стефана в Саламанке существовал, весьма возможно, что в нем Колумб жил зимой 1486/87 года. Не исключено, что он делился своими замыслами с монахами этой обители.
Однако монастырь святого Стефана не был филиалом Саламанкского университета, и совершенно необоснованно Ремесаль утверждал, будто сперва монахи, а затем университетские профессора, подменив комиссию Талаверы, решали вопрос, быть или не быть экспедиции Колумба.
Процедура разбора такого рода дел исключала подмену королевской комиссии группой астрологов- любителей.
Ремесаль подготовил почву для последующих, еще более фантастических «саламанкских домыслов».
В конце 20-х годов прошлого века к штату посольства США в Мадриде причислен был выдающийся американский романист Вашингтон Ирвинг. Его с детства привлекала судьба Колумба, и на испанской земле он создал труд о великом мореплавателе.
Книга Вашингтона Ирвинга, посвященная Колумбу, вышла в свет в 1829 году и мгновенно была переведена на многие европейские языки.
Она этого заслуживала: Ирвинг писал прекрасно. Но он был не только романистом, но и романтиком и, отдавая дань традициям этого жанра, создал легенду о великом споре Колумба с хунтой саламанкских ученых-мракобесов.
По Ирвингу, Колумб выступил в университете на публичном диспуте и посрамил ученых невежд, которые отвергали теорию шарообразности Земли и на этом основании отклонили проект великого мореплавателя.
Сцена разгрома «Саламанкской хунты» автору удалась. Она очень эффектна и назидательна. Колумб клеймит позором ретроградов, окопавшихся в цитадели средневековой лженауки (10, I, 11–123).
История этой битвы перекочевала в другие биографии Колумба, и ирвинговская версия нет-нет да и всплывает и в наши дни.
Увы, никакого торжественного диспута не было. Но даже если подобная дискуссия состоялась бы, ни один, пусть даже самый косный, саламанкский педант не решился бы с высоты университетской кафедры доказывать, что Земля не шар, а ковчег, стоящий на трех китах.
В XV веке, мы уже об этом упоминали неоднократно, сферичность Земли признавалась аксиомой.
И, кроме того, в Саламанке читали курс космографии виднейшие кастильские ученые, а здешний университет был центром передовой европейской научной мысли[42] .
Лас Касас, сам питомец Саламанкского университета, ни о каких публичных диспутах не упоминал, но он писал, в точности следуя при этом Фернандо Колону, что комиссия Талаверы собиралась много раз и отводила доводы Колумба на том основании, что уж коли за тысячи лет, истекшие со дней сотворения мира, люди ничего не узнали о западном пути в Индию, то нелепо было бы допустить, что проситель мудростью своей мог превзойти моряков и ученых всех веков и народов.
Эти возражения следует оставить на совести Фернандо Колона и Лас Касаса — у членов комиссии в запасе имелись и более сильные доводы, — но факт остается фактом. Зимой 1486/87 года комиссия неоднократно заседала в Саламанке, возможно, в стенах монастыря святого Стефана, и эти заседания проводились келейно.
30 января 1487 года королевская чета покинула Саламанку и, посетив по пути 13 городов, в начале марта прибыла в Кордову.
А между тем подходил к концу второй год кастильских мытарств Колумба. Очевидно, и в 1485 и в 1486 годах ему давалось при дворе какое-то вспомоществование, но первый платежный документ, который удалось обнаружить историкам, относится лишь к 1487 году.
Это краткая запись в счетной книге казначея Франсиско Гонсалеса де Севильи от 5 мая 1487 года: «Сего дня выдал Кристобалю Колону, иноземцу, три тысячи мараведи, а оное лицо пребывает здесь при дворе, выполняя нечто полезное для службы их высочествам. По поручению Алонсо де Кинтанильи и по распоряжению епископа» (95, 11, 4).
Документ чрезвычайно любопытный. Во-первых, из текста его явствует, что дело Колумба все еще не было разрешено к началу мая 1487 года и он продолжал томиться в ожидании ответа комиссии. Это томление и было акцией, «полезной для службы их высочествам». Во-вторых, числился он за комиссией Талаверы. Епископ, распорядившийся выдать деньги, — Талавера — с августа 1485 года он носил это звание, хотя, вероятно, ни разу не посетил свою паству в епископальном граде Авиле. В-третьих, отчетливо видно, что в курсе дел просителя был главный эконом Алонсо де Кинтанилья, который выдал этот платежный документ. И, в-четвертых, кое о чем говорит и сама сумма, полученная Колумбом.
Приятно, когда счет идет на тысячи, но не слишком отрадно, если выплата производится не в звонких кастельяно, а в жалких мараведи. Мараведи — это даже не монета, а счетная единица, и при том очень мелкая: 450 мараведи содержалось в одном кастельяно, золотой монете весом 4,5 грамма.
Каменщики и плотники зарабатывали примерно тысячу мараведи в месяц, столько же получал простой матрос Колумбовой флотилии. Таким образом, казна особой щедрости не проявила, выдав будущему адмиралу три тысячи мараведи. Тем более что следующий платеж последовал только через два месяца.
Но вторично, 3 июля 1487 года, три тысячи мараведи выданы были Колумбу уже не за «нечто полезное… их высочествам», а в качестве «вспомоществования» (ayuda de costa).
Отсюда напрашивается вывод, что комиссия уже отделалась от Колумба, но, поскольку ее заключение еще не утвердила королевская чета, просителю продолжали выплачивать кормовые деньги.
Королеве и королю недосуг было заниматься делами докучливых просителей. 7 мая 1487 года кастильские войска приступили к осаде Малаги, второго по значению города Гранадского эмирата. Боевые операции затянулись, Малагу удалось взять только 18 августа.
На радостях королевская чета велела Колумбу прибыть в ее ставку. 27 августа тот же казначей Франсиско Гонсалес де Севилья записал в своей счетной книге: «Кристобалю Колону выдано четыре тысячи мараведи, дабы он отправился в ставку. По приказу их высочеств и по поручению епископа. А всего выплачено семь тысяч мараведи, включая то, что было дано в качестве вспомоществования по другому счету от 3 июля» (95, II, 4).
На этот раз Колумб получил прогонные деньги.
Три записи в счетной книге казначея Франсиско Гонсалеса де Севильи — это единственные вехи, по которым можно проследить ход событий в летние месяцы 1487 года.
По всей вероятности, в середине июня комиссия вынесла свое решение, а в самом конце августа или в начале сентября последовала аудиенция в королевской ставке.
Каковы же были решения комиссии и королевской четы?
К сожалению, относительно вердикта комиссии суждения Фернандо Колона и Лас Касаса сомнительны. Оба они не могли примириться с заключением комиссии и изложили его весьма необъективно.
Фернандо Колон, например, утверждает, что комиссия отказала его отцу, ссылаясь на блаженного Августина, который считал, что не существует антиподов, а поэтому и невозможно из одного полушария проникнуть в другое.
