являлись при виде крайней нужды и мук, которые испытывало большинство жителей Изабеллы» (24, 317).
Адмирал все же нашел выход из положения. В Сибао и в соседней плодородной долине Вега-Реаль его люди были на «подножном корму», там они не испытывали голода. И он решил всех поселенцев, могущих ходить, отправить в форт Святого Фомы. 9 апреля Алонсо де Охеда повел туда четыреста человек.
Это было единственно возможное решение, но, спасая колонистов, Адмирал разжег пламя истребительной войны, жертвой которого стали индейцы. Покидая Кастилию, Алонсо де Охеда дал себе зарок: разбогатеть во что бы то ни стало и как можно скорее. Своими былыми подвигами он стяжал славу отважнейшего рыцаря Испании. Его безудержная смелость, его боевое мастерство (он был непревзойденным наездником, блестящим стрелком и превосходно владел шпагой и мечом) вызывали восхищение у всех колонистов. Он способен был на героические поступки и черные дела, мужество и доблесть уживались в нем со звериной жестокостью. Своих соратников он презирал, индейцев людьми не считал[67].
Спустя день в Изабеллу прибыла странная процессия: несколько воинов сопровождали группу индейцев, закованных в кандалы. Охеда давал о себе знать. В одном селении он внезапно схватил местного касика и его родичей, надел на них цепи и отправил к Адмиралу. Кому-то в том же селении Охеда отрубил уши. А вскоре выяснилось, что повод для расправы оказался ложным. Тем временем Охеда не спеша шел к крепости Святого Фомы, и над благодатной долиной Вега-Реаль занималось багровое зарево. Горели индейские селения, «добрые христиане» жгли и разоряли земли касика Каонабо. Прошло десять дней, и все межгорье поднялось против кастильских обидчиков. Адмирал послал гонцов в форт Святого Фомы. Он приказал Педро Маргариту подавить мятеж. А в Изабелле вся полнота власти перешла к Совету пяти, во главе которого Адмирал поставил своего брата Диего. Вице-король и правитель Индий покинул свою резиденцию. На трех кораблях он 24 апреля вышел в море и взял курс на запад. Адмирал отправился на поиски страны Великого хана, а искать ее он снова решил на берегах Кубы.
ПОИСКИ СТРАНЫ КАТАЙ
В 1496 году Адмирал не раз беседовал в Севилье со священником из андалузского селеньица Лос- Паласиос Андресом Бернальдесом. Бернальдеса чрезвычайно интересовали поиски страны Катай, которые два года назад предпринял его собеседник. В 1496 году таинственная Куба еще многим казалась азиатской страной, но Бернальдес в этом сильно сомневался, полагая, что «Адмирал не смог бы дойти до Катая, даже если он прошел еще 1200 лиг разными морями и землями».
Адмирал, однако, не испытывал на этот счет решительно никаких сомнений, и с его слов Бернальдес записал наиболее достопамятные события кубинского плавания[68].
Адмирал шел на «Нинье», два других корабля — «Сан-Хуан» и «Кадера» — были небольшими каравеллами, приспособленными для плавания в мелких прибрежных водах и вооруженными латинскими парусами. Экспедиция не была многолюдной, в ней насчитывалось не больше 45–50 человек. С Адмиралом отправился в плавание его личный толмач, гуанаханиец Диего Колон.
29 апреля Адмирал подошел к восточной оконечности Кубы, которую он еще в первом плавании назвал мысом Альфы и Омеги — мысом Начала и Конца. На современных картах он значится как мыс Майси. Решено было плыть вдоль южного берега Кубы. Миль пятьдесят Адмирал шел под гористым берегом, и головы моряков кружились от сладких ароматов тропического леса, легкий бриз доносил его дыхание до кораблей. 1 мая флотилия вошла в большой залив, Адмирал назвал его Пуэрто-Гранде, ныне же он известен как бухта Гуантанамо.
В бухте Гуантанамо состоялась первая встреча с индейцами, очень радушными и гостеприимными. Спутникам Адмирала хуже демьяновой ухи показалось любимое местное блюдо — жареная игуана. Посетив затем места, где ныне расположен город Сантьяго-де-Куба, Адмирал круто повернул на юг. Толмач Диего доведался, что неподалеку, в южной стороне, лежит большой остров Ямайка. 5 мая флотилия отдала якорь в бухте Санта-Глория (ныне бухта Сант-Аннс) на северном берегу Ямайки. Остров совершенно очаровал Адмирала, красотой своей он даже затмил очаровательную Эспаньолу, но здешние обитатели не отличались мирным нравом. В одном месте они дали понять пришельцам, что на свою землю их не пустят.
«Адмирал решил, что было бы неразумно оставить безнаказанной дерзость, проявленную индейцами, чтобы на подобное они в другой раз не отваживались. Он приказал снарядить в бой все три корабельные лодки, потому что каравеллы из-за мелей не могли добраться до того места, где находились индейцы. Чтобы ознакомить этих индейцев с кастильским оружием, наши люди на лодках подошли вплотную к берегу и выстрелили в них из арбалетов. И когда им хорошенько задали, их обуял страх. А люди наши высадились, продолжая стрельбу, и индейцы, видя, каким языком с ними говорят кастильцы, обратились в бегство; бежали мужчины и женщины безостановочно, и вслед им выпустили с корабля собаку, которая кусала их и причиняла большой урон, ибо против индейцев один пес стоит десяти человек» (24, 284).
Бернальдес беседовал с Колумбом в 1496 году, но свою «Историю Католических Королей» завершал лет на десять-двенадцать позже. К тому времени вся Кастилия говорила о жестоких расправах с индейцами, и всем было известно, что на Эспаньоле, Ямайке, Кубе, Малых Антильских и Багамских островах местных жителей травили собаками, Канарскими собаками, их специально для охоты за индейцами привозили в Новый Свет. Каждая такая собака и в самом деле заменяла десять загонщиков-убийц, а Лас Касас называет клички особо «отличившихся» псов, которые загрызли десятки индейцев. Но впервые собак использовали для травли людей соратники Адмирала в этой бухте, и глава экспедиции не считал зазорными такие действия…
Ямайка несколько разочаровала Адмирала, и он решил снова вернуться к Кубе и проследовать вдоль ее южного берега на запад, ведь именно в той стороне и должна была находиться страна Великого хана. Вскоре флотилия вышла к кубинскому побережью и 15 мая вступила в волшебный архипелаг. Десятки маленьких островов проплывали мимо кораблей, там и здесь к небу тянулись пышными кронами королевские пальмы.
Адмирал назвал этот прекрасный околокубинский архипелаг Садами Королевы. В 1940 году эти места посетил на легком кэче С. Э. Морисон, и он писал, что «проливы между островами были так запутаны и мелки, что нас не покидало чувство, что Колумб был великим судоводителем не только в океане, но и на мелководье» (22, 124).
Корабли миновали Сады Королевы и пошли дальше. Берегу не было конца. Горы исчезли, флотилия шла у низких берегов, порой между мелями извивались неширокие протоки, и через них приходилось проводить корабли долгим и трудным способом. Посылалась вперед лодка, с нее отдавался якорь, а затем к якорю с помощью ворота подтягивалось судно. Это был залив Батабано, Адмирал дошел до узкой западной оконечности Кубы, но и она тянулась на сотни миль. Непроходимые мангровые заросли окаймляли топкие берега, и эти мангры были так густы, что через них — это слова Адмирала — не смогла бы проскочить даже кошка. Миллионы воздушных корней пили соленую воду, запах гнили преследовал корабли. Странное это было море — воды его меняли цвет, то они становились белыми как молоко, то казались чернее чернил, и это наводило страх на моряков, ведь любое необъяснимое явление суеверным спутникам Колумба мнилось очередной проделкой сатаны. А дело объяснялось просто: быстрые течения выносили с отмелей в море то снежно-белый ил, то черный песок.
Наконец флотилия подошла к бухте Кортес, до нее от западной оконечности Кубы, мыса Сан-Антонио, оставалось миль шестьдесят. Берег здесь круто поворачивал на юг, и Адмирал вообразил, что он дошел до Золотого Херсонеса — Малаккского полуострова. Велико было искушение: продвинуться дальше к югу, обойти этот Херсонес и через проливы, описанные Птолемеем и Марко Поло, проследовать затем к берегам Индии, проплыть в Красное море, посуху перейти в Палестину и оттуда добраться до Испании. Но Адмирал подавил этот порыв души: корабли так часто приходилось протаскивать волоком через мели, что днища их прохудились, да и, кроме того, на исходе были запасы провианта. И Адмирал, пройдя вдоль берегов Кубы 330 лиг (около 1200 миль), счел за благо вернуться на Эспаньолу. До конца своих дней он так и не доведался, что от бухты Кортес до Малаккского полуострова было 10 тысяч миль!
Но, преодолев «херсонесское» искушение, Адмирал решил убедить мир, что земля Хуана (так он
