два всадника, и поэтому назвали ее Калье-де-анча-Магдалена — улицей Широкой Магдалины. В одном из ее домов отдал якорь Адмирал Моря-Океана.
Это был очень странный дом, не то в полтора, не то в два этажа, с окнами, прорубленными где на обычный манер, а где и на разной высоте. Жилые покои располагались на втором или, точнее, на полуторном этаже, верхний же, получердачный занимали адмиральские слуги, которым приходилось одолевать крутые лестницы с изрядно прогнившими ступеньками.
В парадных покоях полуторного этажа умирал Адмирал. Он угасал очень медленно, ни на минуту не теряя сознания. Писать он уже не мог, с большим трудом ставил он на письмах свою подпись.
Последнее письмо он скрепил этой подписью в конце апреля 1506 года. Это было послание королевской чете. Новой чете — Хуане Безумной и Филиппу Бургундскому, 26 апреля они высадились в галисийском порту Корунье. В Кастилии теперь была одна королева и два короля, и, изверившись в старом монархе, Адмирал направил к Хуане и Филиппу своего брата Бартоломе с таким письмом: «Светлейшие и всемогущие государи, король и королева, наши владыки. Да поверят ваши высочества, что никогда я еще так не желал исцелиться от моего недуга, как сейчас, когда узнал, что ваши высочества прибыли в Кастилию морем… нижайшим образом прошу ваших высочеств считать меня своим верным вассалом, и я убежден, что, если бы не мучила меня моя безжалостная болезнь, я сослужил бы вам службу, равной которой никогда еще не было. Нынешние отвратные времена и другие горести, в которые я ввергнут разуму вопреки, довели меня до последней крайности. По этой причине не могу я явиться к вашим высочествам, и лишен этой возможности и мой сын. Однако нижайше прошу вас оценить мои намерения и побуждения и надеюсь, что будут мне возвращены мое состояние и моя честь, как то записано в моих документах. Да хранит святая троица высокую и царственную державу ваших высочеств, и да приумножит она силы ее» (30, 127).
Снова нижайшие поклоны, снова ссылки на былые заслуги, снова просьбы вернуть давным-давно пожалованные, а затем вероломно отнятые титулы и привилегии.
Бартоломе Колумб отбыл в Корунью, наступил май. Мучительный май, месяц долгой агонии.
Во вторник, 19 мая 1506 года, Адмирал выразил желание формально, в присутствии нотариуса и свидетелей, утвердить свое завещание. Он составил его в августе прошлого года в Сеговии, дело оставалось за малым — внести мелкие поправки и заверить подписи завещателя и свидетеля.
В назначенный час в дом на улицу Широкой Магдалины пришел вальядолидский нотариус сеньор Педро де Инохеда. В черной мантии и в черной шляпе — форма одежды, обязательная в час подобного чернильного причастия.
Собрались все свидетели: бакалавр Андрес Мируэнья, монах Гаспар де ла Мисерекордия, генуэзец Бартоломе Фьески — это он участвовал в героическом походе Диего Мендеса в июле 1503 года, шесть слуг. Заняли свои места сыновья — Диего и Фернандо. Они стали в изголовье отцовского ложа. В изножье поместился спаситель Адмирала, его верный друг Диего Мендес.
Медленно, параграф за параграфом, прочел завещание нотариус. Пункт первый: «Я признаю моего дорогого сына дона Диего моим законным наследником как в части всего моего достояния, так и в части должностей, которые ему надлежит занимать по праву преемственности… и если не будет у него сына, то тем же образом пусть станет наследником мой сын Фернандо…»
Следующие пункты: доходные статьи и их распределение. Распоряжение главному наследнику — содержать за свой счет притч в часовне святой троицы. И в заключение «генуэзские» параграфы: «Наследникам Джеронимо дель Пуэрто, генуэзского кавалера, — 20 дукатов, Антонио Baca, генуэзскому купцу, живущему в Лиссабоне, — 2500 португальских реалов, или 7 дукатов, ибо дукат отвечает 375 реалам. Иудею, живущему у ворот в гетто в Лиссабоне… полмарки серебра. Наследникам Луиса Чентурионе Скотти, генуэзского купца, — 30 тысяч португальских реалов… этим же наследникам и наследникам Паоло де Негро, генуэзца, — 100 дукатов, половина одним, половина другим. Баттисте Спиноле или его наследникам, если нет его в живых, — 20 дукатов. Этот Баттиста Спинола — зять вышеупомянутого Луиса Чентурионе и сын мисера Никколо Спинолы де Ронко, и проживал он в Лиссабоне в 1482 году».
Быть может, эти пункты завещания Адмирал пожелал выслушать дважды: в каждом имени слышались ему отзвуки Старой Генуи. Чентурионе, Негро, Спинола… былые покровители и компаньоны, это они оснастили в дальние плавания ладью сан-стефанского чесальщика шерсти. И иудей, живший у ворот лиссабонского гетто, был родом из Генуи, как знать, быть может, с ним четверть века назад Адмирал вел долгие беседы о родном городе…
«Измученный подагрой, скорбя о гибели своего достояния, истерзанный другими горестями, отдал он душу богу в день Вознесения, 20 мая 1506 года в Вальядолиде, приняв с великим смирением святые дары, и последние его слова были: «In manus tuas, Domine, commendo spiritum meum» — «Душу мою предаю в твои руки, господи»… Аминь» (58, 332).
Адмирала похоронили в церкви вальядолидского францисканского монастыря. На похоронах не было ни сиятельных вельмож, ни знатных горожан, ни видных прелатов. Составители придворных анналов о кончине Адмирала Моря-Океана не упомянули вообще. Мельком, вскользь король Фердинанд недели две спустя проронил два-три слова о «покойном Адмирале» в письме к Овандо.
А в 1507 или в 1509 году Адмирал отправился в пятое путешествие. Самое долгое, продолжалось оно не то 390, не то 392 года. Сперва на черном катафалке прах великого мореплавателя перевезли из Вальядолида в Севилью, и он покоился лет тридцать в монастыре Санта-Мария-де-лас-Куэвас, в часовне святой Анны.
В середине XVI века мертвый Адмирал отправился в Индии. Тело из Севильи доставили в Санто- Доминго. У алтаря кафедрального собора в каменной усыпальнице два с половиной века пролежали останки Адмирала. Тут же похоронили брата Адмирала Бартоломе, сына его Диего, внука его Луиса.
На усыпальницах не было надгробных эпитафий, и после того, как умерли свидетели погребения, никто уже толком не знал, где покоится прах Адмирала и где лежат останки его сына и брата.
В 1795 году Испания уступила Франции восточную половину острова Эспаньола (западную половину французы захватили в 1697 году). Не в меру энергичный командир испанской флотилии приказал доставить на флагман прах Адмирала и перевезти его в Гавану. Там состоялись четвертые похороны, на этот раз в гаванском кафедральном соборе. В 1877 году один епископ обследовал кафедральный собор в Санто- Доминго и пришел к выводу, что в Гавану отправили останки сына Адмирала — Диего. Завязалась долгая и бесплодная дискуссия, и установить, чьи кости или тела переселились в Гавану, так и не удалось.
В 1898 году Испания потеряла Кубу. Испанское правительство приняло решение: прах Адмирала перенести в Севилью. В январе 1899 года Адмирала вновь перевезли через Море-Океан, на этот раз не из Кастилии в Индии, а из Индий в Кастилию. Ныне он покоится в севильском кафедральном соборе. Это пятая стоянка пятого путешествия.
В 1507 году в лотарингском городке Сен-Дье молодой ученый Мартин Вальдземюллер издал небольшой трактат «Введение в космографию» и к нему приложил два письма Америго Веспуччи. Одно из этих писем Веспуччи посвятил третьему своему плаванию, которое он, по его словам, совершил в 1501–1502 годах. В этом плавании Веспуччи прошел далеко на юг вдоль недавно открытого бразильского берега.
Комментируя сообщение Веспуччи, Вальдземюллер предложил назвать «четвертую часть света, открытую Америго Веспуччи… страной Америго или Америкой».
В 1507 году никто в Европе не знал, что бразильский берег — это часть гигантского материка, и никто не подозревал, что Колумб, Кабот, Охеда, Бастидас и Кабрал совершили свои открытия в пределах этого единого массива суши.
Некоторое время на картах иногда (но далека не всегда) обозначали Америкой лишь сушу южную. В 1538 году великий фламандский картограф Гергард Меркатор окрестил так все земли Нового Света, и с той поры утвердилось название, которое случайно сорвалось с пера лотарингского космографа. Утвердилось везде, кроме Испании. Там до конца XVIII века Новый Свет называли либо просто Индиями, либо Западными Индиями.
Долгое время историки обвиняли Америго Веспуччи в подлоге, но ныне решительно все серьезные исследователи присоединяются к мнению великого немецкого ученого Александра Гумбольдта, который считал, что хотя название нового континента «представляет собой памятник человеческой несправедливости, но… появилось оно… благодаря стечению случайных обстоятельств, устраняющих всякое
