—А как же твоя семья? Что будет с ней, если нас обнаружат?
5. Если обнаружат, — немного помолчав, ответил хозяин дома, — убьют. Зверски. Но я хоть буду знать, за что погибаю. А так, отпустить тебя на верную гибель не могу. Я — человек, а не предатель. Так что, женщина, милая, полезай-ка в подпол.
После этого он прошел в горницу, отодвинул большой сундук, стоявший у стены, оторвал от пола доску, помог Пелагее спуститься в подпол, подал ей ведро воды, питание, кружку и постель. Потом снова забил оторванную доску, а щель в полу затер мокрой землей. Придвинул на место сундук и постелил на него постель для своей матери.
Ровно через сутки начался обыск. Постучались и в этот дом. На счастье это оказались два белочеха, которые ни «бум-бум» ни говорили, и почти не понимали по-русски.
Хозяева встретили их с хлебом и солью. Стол накрыли и все, что у них было припасено, — выставили. Чехи кушали яйца, курочку, молочко, а потом пили хмельной квас и водку. Но обыск все же провели: обыскали двор, сарай и следом стали осматривать дом. Даже сундук открывали, на котором лежала старушка. Пересмотрев все, снова принялись за угощенье. Настроение у них было отличным, и они решили поговорить с такими милыми хозяевами.
—Чапа, Чапа... — говорил один из них.
Хозяин приложил руки к своим ушам и ответил:
—Чапа — слыхал, но не видал, — и снова приложил руки, но теперь уже к глазам. Белочехи заулыбались и закивали.
—Чапа, Чапа яроплан, Саратуфф, — показал рукой другой чех и налил себе рюмочку.
—Да — обрадовано ответил хозяин, конечно, Чапа струсил и вместе с женой удрал в Саратов, удрал, удрал...
Чехи закивали и, встав из-за стола, направились к двери. И в этот момент маленький Аркашка вдруг обиженно закричал, что было сил:
—Это не правда, наш папа не трус, он чехов бьёт!!! Папа не трус!!!
Хозяйка так резко побледнела, а хозяин дома так растерялся, что на минуту в доме воцарилась гробовая тишина. Чехи развернулись и смотрели на детей насупившись. В этот момент Клавдии пришло в голову, что надо как можно сильнее щипать Аркушку, чтобы тот заплакал. Она незаметно схватила его за выпирающую лопатку и больно царапнула. Тот, как и ожидалось, заорал дурным голосом. Началась обычная детская потасовка. Чехи плюнули и вышли вон. Ситуация была спасена.
Позже, ночью, хозяйка плакала и причитала:
—Глупые вы, глупые, да разве так можно было говорить! Да ведь если бы чехи по-русски чуть лучше понимали, висеть бы нам всем сейчас на осине! Глупые вы.
Всю ночь шел проливной дождь, гроза была такой сильной и казалось, что молния влетит в маленькое оконце избы. Дети не могли спать. Потом послышались канонады орудий. И теперь уже было не разобрать: где молния, где стрельба...
Утро следующего дня выдалось солнечным и необычайно тихим. Ребятишки, несмотря на предостережения взрослых, сразу же выбежали на улицу. Повсюду были огромные лужи, а на сухих местах валялись отстрелянные гильзы.
По улице медленно шли мокрые и грязные красноармейцы. Кто-то с трудом тащил пулемет, кто-то нес раненого на руках.
Вдруг в конце улицы показалась необычная телега. В неё были запряжены пара лошадей, и на козлах сидел красноармеец. Лошади тихонько шли, а он спал, спустив руки между колен. Телега была не русской. Она была очень плотно сбита, борта у неё были высокими и, как потом узнали ребята, называлась полуфурком. Клавочка присмотрелась к спящему и узнала в нем Петра Исаева, боевого друга отца.
—Дядя Петя! — закричала она и бросилась к телеге. Петр вздрогнул и открыл глаза.
—Так вот вы где! А мы-то весь город обыскали, а вас и след простыл! Василий Иванович уж и надежду потерял...
—А нас в доме железнодорожника какой-то красноармеец спрятал, — начали рассказывать ребята наперебой, — а мать до сих пор в подполе сидит. Её туда хозяин дома заколотил!
—А ну-ка, садитесь быстрее ко мне в полуфурок, я вас к Василию Ивановичу домчу.
Ребятам дважды повторять не пришлось. Они быстро забрались в телегу и... почти там утонули в грязной жиже, которая скопилась за ночь. Щелей в бортах не было, и она стояла, почти не выливаясь. Но никто на такие неудобства и не обратил внимания.
Исаев стегнул лошадей и ещё присвистнул. Лошади помчались во весь опор, и детей обливало водой с головой. Грохот кованых колес привлекал и пугал местных жителей. Люди боялись выходить на улицу, но приникали к окнам, чтобы увидеть, кто же это все-таки едет?
Когда телега свернула на улицу, где жили Чапаевы, из окон дома стали выглядывать красноармейцы и кому-то кричать: «Едут! Едут!»
Петр с большим трудом остановил лошадей перед домом. Бойцы подбежали к полуфурку и стали вынимать оттуда ребят. Они быстро пробежали к дому и, пройдя коридор, на мгновение остановились. В доме, в самой горнице ничего не было. Ни-че-го. Ни полов, ни обшивок на стенах, ни мебели, ни икон...
Остались лишь балки, на которых крепились половые доски. И вот на одной из таких балок сидел отец на треногом стуле. Чапаев ничего не сказал, увидев детей. Даже не улыбнулся. Он почему-то как-то странно скривил губы и сразу полез в карман. Достал из него красное-красное анисовое яблоко и поспешно откусил от него кусочек...
Ребята моментально спрыгнули вниз и, ныряя под балками, побежали к отцу. Через минуту они все сидели у него на коленках и норовили откусить от того самого яблока по куску. Стул, на котором сидел Василий Иванович, подломил последние ножки, и они дружно рухнули под балки. Хохот стоял неистовый. Красноармейцы смеялись до слез и говорили:
— у, Василь Иваныч, тебя ни штык не берет, ни пуля, ни сабля, ни снаряд, а собственные детки все- таки тебе когда-нибудь шею-то свернут...
И снова взрыв хохота. И только тут Чапаев улыбнулся. Клавочка прижалась к щеке отца губками и почувствовала, что они почему-то очень соленые. Почему? Она так и не поняла, да, впрочем, теперь это было и не важно.
Через какое-то время привезли Пелагею. Она всё ахала и охала, причитая и глядя на дом.
«Господи, Иисусе! Что бы тут с нами было! Ведь вон и стен-то не осталось, все штыками искололи да пулями исштробили!
— Ну, хватит, хватит причитать, — успокаивал её Василий Иванович, — живы, и ладно. А вещи —дело наживное. Так-то...
В тот же день состоялся многолюдный митинг жителей города и бойцов 1-й Николаевской дивизии, на котором выступил Василий Чапаев. Тогда же заседал и исполком. На заседании присутствовали все командиры чапаевских полков. Николаевск объявлялся на осадном положении. Для борьбы с контрреволюцией была создана Чрезвычайная комиссия из 8 человек во главе с большевиком Шумным. Василий Иванович Чапаев назначался военным комендантом города.
Эти чрезвычайные меры были прямым ответом на неслыханные зверства белогвардейцев во временно взятом ими Николаевске. Сразу же после вступления белочехов в город командиром 4-го чехословацкого полка, поручиком Вобрателеком был издан приказ №1, один из пунктов которого гласил: «Выдать немедленно всех сторонников советской власти и всех подозрительных лиц. Виновные в их укрывательстве будут преданы военно-полевому суду».
42 большевика, попавшие в руки врага, были живьем зарыты белоказаками в землю. Пленные красноармейцы расстреливались партиями. В городе начались повальные обыски.
Представители буржуазии, с восторгом встретившие белочехов, обратились к населению с особым воззванием, приглашая всех желающих принять участие в «охране» города и явиться в дом Безрукова для получения оружия и инструкций.
