руках. Куда бы он ни пошел, толпа следовала за ним. Поминутно кто-нибудь из более решительных подходил к нему и робко произносил несколько слов. И каждый раз человечек сердито отмахивался, резко обрывал говорившего и поворачивался к нему спиной.
Карл сидел на железной свае причала, молчаливый и раздраженный.
— Наконец-то пришел! — укоризненно сказал он, когда Волдис подошел к нему. — Еще немного — и потерял бы работу.
— Почему? Ведь еще нет восьми.
— Это неважно. Если бы форман стал вызывать по списку к люкам и тебя не оказалось, перечеркнул бы фамилию — и конец.
— Да ведь он обещал!..
— Они много обещают!
— Гм! Может быть, и так. Красивый пароход, правда?
— Он не мой.
— Неплохо было бы на таком прокатиться.
— Ты думаешь? Правильно — доллары! Но и поработать придется.
— Не больше ведь, чем на других иностранных пароходах.
— Взгляни, Волдис, как они носятся по палубе. Как угорелые! Ты видел, чтобы на каком-нибудь другом иностранном пароходе матросы так работали? Они жмут, как на сдельщине, за что ни возьмутся — стараются изо всех сил, пока пот не прошибет.
— Почему же они так гонят?
— Не знаю. Возможно, это дисциплина, но, мне кажется, главная причина — привычка. Тебе ведь известно, что американцы работают по разным там системам, рассчитывая каждое движение. Они так привыкли к быстрым, потогонным темпам, что совсем не умеют работать медленно. Так же, как мы. Ты думаешь, если бы тебя приняли на работу с поденной оплатой, ты бы смог работать с прохладцей? Никогда в жизни! Ты уже настолько испорчен, что спокойная, осмысленная работа казалась бы преступлением.
— Почему это так?
— В этом повинна безработица. Если бы у нас здесь, в Риге, оказалось столько работы, что ее хватило бы всем латгальцам и приезжающим из провинции, тогда мы установили бы цену на свой труд. О, тогда бы они платили! Пальцы кусали бы от жадности, а платили бы как следует. Им пришлось бы платить. А попробуй сейчас сказать: «Я за эту плату не буду работать!» Сотни других согласятся встать на твое место. Нечего и думать об улучшении положения в стране, где рабочий у рабочего вынужден выхватывать кусок хлеба.
— Говорят, во Франции столько работы, что рабочих ввозят из-за границы. А заработная плата там все равно низкая.
— Ее снижает импортируемая из-за границы рабочая скотинка и…
Карл не окончил фразу: окруженный толпой, форман вынул записную книжку и встал на сваю.
— Слушайте! В первый номер пойдет пятнадцать человек.
Назвал фамилии, указал, кому куда идти.
— Идите, готовьте мостки и открывайте люк!
Вызванные поднялись на пароход, Затем форман перечислил рабочих, идущих ко второму люку.
— В третьем номере товаров для Риги нет, его открывать не будут!
Волдис с Карлом были назначены в четвертый трюм. Они сговорились работать вместе.
— Это труднее, чем на угольщике? — тревожился Волдис. — Если бы у меня голова была в порядке, я бы не боялся. Раз уж такие старики выдерживают, неужели я не выдержу? Но в таком состоянии…
— Выпей бутылку сельтерской, это освежает. Начнешь работать, похмелье пройдет само собой. Испарится с потом.
На берегу стояла женщина с большой корзиной бутылок. Следуя совету Карла, Волдис выпил бутылку сельтерской.
Бесшумно и легко работали электрические лебедки. Рабочие открывали люк. Нижнее помещение было закрыто, палуба завалена мешками и ящиками.
На берегу установили весы. Пришли таможенные весовщики со своими палатками. Подъезжали длинные вереницы ломовых подвод, грузовые автомобили. Поближе к первому люку рабочие-грузчики подкатили пустые товарные вагоны. Работа началась.
В мешках были мука и сахар. Их складывали в пакет на веревку, по девять штук сразу. Так как в межпалубном трюме на мешки не давил верхний груз, они не спрессовались и легко вытаскивались из плотно уложенного штабеля. Для двух здоровых мужчин поднять эти шестипудовые мешки не составляло особого труда. Они брали мешок за оба конца, затем слегка раскачивали его и ловким броском кидали на пакеты. Но какой бы простой ни казалась эта работа, и здесь требовалась сноровка.
Рядом с приятелями работали двое пожилых мужчин, ничуть не похожих на силачей, но тем не менее их пакеты всегда были готовы раньше других и у них еще оставалось время, чтобы приготовить запасные пакеты. Отчего на их лбах не показалось еще ни капли пота, в то время как от обоих молодых здоровых парней пар шел, как от загнанных лошадей?
Друзья стали присматриваться к их приемам и скоро поняли, в чем дело: оба старика первые три мешка поднимали из штабеля на попа, стелили веревку в образовавшуюся выемку и опускали мешки уже на веревку. Таким образом, три мешка были уложены, а остальные укладывались на них. Энергии расходовалось меньше, и время экономилось.
Друзья сейчас же испробовали этот прием, и теперь у них тоже оставалось время, чтобы присесть, перевести дух и подождать, когда придет черед прицеплять свой пакет.
Тяжелое похмелье, с которым Волдис спустился в трюм, быстро исчезло, но долго еще чувствовались усталость и апатия. Все вокруг казалось безразличным. Как во сне, хватался он за углы мешков, раскачивал, бросал. Чувствовал, как болят кончики пальцев, кровоточат заусеницы, — но и к боли он был равнодушен. Временами он расправлял согнутую спину, разминал натруженные плечи.
Иногда, когда пакеты вытаскивали из отдаленного угла, мешки прорывались, и за ними тянулась белоснежная дорожка сахара. Случалось, что в мешке появлялась дыра, когда он уже был в воздухе. Тогда над люком проливался сахарный дождь, сахар сыпался на головы рабочих и исчезал в щелях между мешками. Никого это не волновало. Мало ли в трюме таких мешочков! Если поблизости оказывался форман, раздавались два-три привычных окрика, которые не производили никакого впечатления. Звали женщину с иглой, она зашивала дыру, и работа продолжалась. Хладнокровные американские штурманы даже трубки не вынимали изо рта. Пусть сыплется сладкий сор — его потом подметут вместе с прочим мусором, пылью и окурками. В Риге найдутся торговцы, которые сумеют распродать и такой американский товар.
В глубине палубы находились ящики. На них был написан адрес: «Хельсинки».
— Ты слышишь? — спросил вдруг Карл и указал на ящики.
Из темного угла доносилось тихое потрескивание.
— Что это? — спросил Волдис.
— Кто-то задумал поживиться. Теперь самое время, никого около нас нет.
Треск повторился, потом все стихло. Вскоре из угла вышел молодой парень, который работал в паре с хмурым рябым товарищем. Они зашептались, украдкой наблюдая за остальными рабочими. Потом рябой шмыгнул в угол, а его напарник продолжал делать пакеты один.
— Интересно, что в этих ящиках? — спросил кто-то в другом углу.
Рябой предостерегающе посмотрел и приложил палец к губам.
— У них уже зачесались руки, — шепнул Карл Волдису. — Наверное, нашли что-нибудь дельное.
— Да ведь это воровство, — сказал пораженный Волдис.
— Они смотрят на эти вещи проще. Говорят: вор у вора дубинку украл. Они убеждены, что каждый богач — вор, значит, можно и у него немного стянуть.
Рябой выполз из угла неестественно распухшим, за несколько минут у него образовался большой живот и высокая, богатырская грудь.
— Ты управишься один? — спросил он у приятеля.
— Ну конечно. Только возвращайся скорее.
Рябой неловко вскарабкался на палубу и исчез. Через полчаса он вернулся уже с нормальным