соринку, которая грозила остаться на его сверкающем теле.
Теперь Волдис больше не предлагал своих услуг. Безразличный ко всему и усталый, он брел вперед, куда глаза глядят. Под ногами гудела мостовая. Улица стонала, а над крышами домов расстилалось розоватое облако дыма.
На набережной Даугавы за конторой Аугсбурга[7], у самой воды, сидели двое мужчин. Можно было с уверенностью сказать, что их чумазые, загорелые лица давно не видали мыла и воды. У одного глаз закрывало бельмо; у другого под глазами отвисали мешки чуть ли не до половины щеки. У обоих лица были так изрезаны и исколоты, так щедро изукрашены шрамами, что казались татуированными.
Волдис приблизился к ним. Их жалкая одежда внушала известное доверие, и он почти инстинктивно угадал в них людей, с которыми можно поговорить откровенно.
— Извините за беспокойство! — осторожно вмешался он в их разговор.
Одноглазый небрежно посмотрел на Волдиса и тотчас забыл о его присутствии.
— Рассказывай дальше, Август! — торопил он приятеля. — Ты снес этой мадам пакет, и она дала тебе лат…
— Простите… господа, я хотел вас спросить… — не унимался Волдис.
Теперь и отвислые мешки удостоили его своим вниманием. Тень легкой досады скользнула по лицам босяков.
— Что тебе надо? — резко спросил одноглазый.
— Может быть, вы знаете, где здесь можно получить работу? Согласен на любую, какая попадется.
Гм… Этот человек искал работу! Сейчас — когда солнце так приятно грело, когда можно было блаженно растянуться во весь рост за ящиками с салакой и поискать ползающих по рубашке вшей! Босяки переглянулись, прищурились и приняли серьезный вид.
— Разве мало работы? — пропитым басом прохрипел одноглазый. — Эх, если бы я только захотел, я бы работал и в будни, и в воскресенье, и по ночам. Только к чему? Все равно подохнешь, и город будет иметь удовольствие похоронить тебя за свой счет.
— Я лучше продам свой труп в анатомичку, — пробормотал другой. — Тогда я по крайней мере за свои кости и мясо еще при жизни погуляю. Браток, есть у тебя закурить?
— Я не курю.
— Ишь, баптист какой! Так, значит, тебе нужна работа… Какую работу ты ищешь? Здесь одному мяснику требуется разносчик. Только нужно уметь говорить по-русски и по-немецки.
— Я не знаю немецкого языка.
— Тогда не подойдешь. Тут еще рыбаки искали подручных: знаешь, в море ловить неводами салаку. Неплохое дельце — каждый день водки сколько твоей душе угодно. Если хочешь, укажу хозяйку.
— Я не хочу уезжать из Риги.
— Хм…
Босяки опять задумались. Затем тот, что с мешками под глазами, порывисто схватил Волдиса за полу френча.
— Если поставишь четвертинку, скажу, где есть хорошая работа. Согласен?
— У меня всего сорок сантимов.
Мешки уныло опустились.
— Ну, нет так нет! Давай сюда сорок сантимов. Согласен и на восьмушку. Не бойся, друг, я тебе верное дело подскажу.
Волдис, колеблясь, вытащил кошелек. «А вдруг эти типы обманывают? Отдашь последние гроши, а работу не получишь?»
Босяки заметили его сомнение и принялись горячо доказывать, что они честные люди, никого в жизни не обманули.
— Честное слово! — бил себя в грудь одноглазый.
— Не веришь — не давай. Не хочу я твоих денег! — куражился его приятель.
Волдис вытащил последние монеты, молниеносно исчезнувшие в лохмотьях одноглазого.
— Теперь послушай, что я тебе скажу! — босяк придвинулся к нему вплотную; в лицо Волдиса пахнуло потом и водочным перегаром. — Иди в Андреевскую гавань[8]. Знаешь, где она? Не знаешь? Иди все прямо вперед, мимо таможни, пока не дойдешь до большого сада. Это Царский сад[9]. Там свернешь налево и иди до самой набережной Даугавы. Увидишь большие штабеля угля и пароходы. Спроси на любом судне, где найти формана. И когда тебе его укажут, скажи, что хочешь работать. Там тебя примут.
— А если не примут?
— Тогда возвращайся и плюнь мне в глаза. Как же не возьмут, если в порту стоит столько пароходов? Иди смелей.
— Я вам очень признателен… господа.
— Ладно уж.
Бродяги зашушукались, разрешая нелегкую проблему: как наиболее рационально освободиться от приобретенных сорока сантимов. Волдис поспешил в Андреевскую гавань.
«Пусть будет любая работа, — успокаивал он себя, — лишь бы работа. Это на первое время. Заработаю хоть сколько-нибудь, подыщу более подходящую».
Указания босяков соответствовали действительности. Без особого труда Волдис разыскал угольные штабеля Андреевской гавани. У берега стояло несколько судов, с них были переброшены сходни, не переставая гремели лебедки, визжали колеса тачек; в воздухе висела густая угольная пыль.
— Где форман? — решительно спросил он у первого попавшегося грузчика.
Тот указал на моложавого человека в кожаной куртке. Волдис направился к нему.
— Простите, вы форман?
— Да, я. Что вам нужно?
— Я ищу работу.
Моложавый человек в кожаной куртке внезапно рассердился. Он как-то искоса посмотрел на Волдиса.
— Какое мне дело, что вы ищете работу? У меня достаточно рабочих, мне никого больше не нужно. Где это видано, чтобы на третий день после прихода судна просили работу?
— Простите, я не знал.
— Я-то думал, у него ко мне дело, а он просит работы! — сухо засмеялся сердитый человек.
Волдис, слегка смущенный, отошел в сторону. Руки его почернели от одного прикосновения к канатам сходней, а в пароходном трюме, откуда подымали корзины с углем, царил полный мрак, сквозь тучи угольной пыли нельзя было разглядеть ни одного человека. И как вообще там мог кто-нибудь оставаться, чем там дышали, как работали?
Волдис направился дальше. Он больше не поднимался на суда, где разгрузка уже началась: там стояли такие же сердитые люди в кожаных куртках, которым не нравилось, когда у них просили работу.
В конце Андреевской гавани, почти у самого элеватора, в этот момент швартовался низко сидевший в воде норвежский пароход. На берегу толпилось около полусотни мужчин в черной лоснящейся, грязной одежде, с покрытыми неотмывающейся, впитавшейся в кожу угольной пылью руками. Одни из них от скуки и нетерпения насвистывали надоевшие фокстроты, другие осаждали какого-то более опрятно одетого человека.
Волдис нерешительно остановился и стал искать глазами кого-нибудь внушающего доверие. Он боялся громко высказать свою просьбу, чтобы опять не опозориться публично.
Пожилой человек, стоявший в стороне, посасывая трубку, не казался ему зубоскалом. Волдис подошел и заговорил с незнакомцем.
— Скажите, пожалуйста, нужны здесь еще рабочие?
Человек с трубкой сплюнул коричневую слюну и, не глядя на Волдиса, пробурчал:
— Еще не все взяты, но свободные места берегут для друзей. Они нынче кончают разгрузку вон того «шведа», и многие из них придут на это судно. Я ничего определенного не знаю, поговорите с
