выбивая одного боевика за другим.
Словно почувствовав — прыгнул за выстроенные как баррикада валуны как раз в тот момент, когда совсем рядом разорвался заряд РПГ. Камни, осколки хлестнули по камням…
Сменил магазин, поставил один из двух имевшихся у него пулеметных, на шестьдесят. Передернул затвор…
Очередь — боевик, перебегающий по открытому пространству, поскользнулся, повалился за валун, но больше оттуда не поднялся. И стрельбы оттуда не было.
Красная точка прицела на гранатометчике, уже приготовившемся к стрельбе. Короткая очередь — и граната уходит далеко в сторону, разрывается где-то на склоне.
Еще одна очередь. Непонятно, что — но боевики бросились в стороны как тараканы, залегли. А вот не надо — сдваиваться во время атаки!
Граната гранатометчика, которого они пропустили — разрывается на валуне. Хоть лежавший здесь не одно столетие камень и защищает — ударная волна бьет, осыпает камнями. Дыхалка уже на пределе, хватаешь воздух как амброзию, понимая, что каждый вдох — может быть последним.
— Молота подстрелили!
— В кошару! В кошару! Бегом, бегом!
Заяц — вскакивает и бросается бежать, стреляя из автомата себе за спину, только бы создать впечатление, что он продолжает бой, заставить боевиков залечь. По нему стреляют, и, кажется, даже попадают… красная пелена перед глазами — но он продолжает бежать. Полуразрушенная кошара для овец перед глазами, из нее бьют автомат и снайперская винтовка — и он вваливается в нее, кажется, даже опережая летящие пули.
— Э, брат, да ты ранен.
— Зайцу помогите, он ранен.
Заяц успел только услышать, отчетливо услышать, как кто-то сказал — вот и все. Потом — он отрубился…
Двухдвигательный самолет, старый, пузатый лицензионный Дуглас-3 появился со стороны Солнца, заходя на вираж, он лег на крыло, разворачиваясь над кошарой, которая стала последней линией обороны для четверых русских спецназовцев, попавших в переплет. Два автоматических гранатомета с бункерным питанием и два крупнокалиберных пулемета КОРД, установленные на этом старом, прошедшем модернизацию и капитальный ремонт ударном самолете, заработали разом — и горный склон вскипел разрывами…
Огромный Сикорский — 89 выплыл из-за гор, даже не вылетел, а именно выплыл, гася скорость и разворачиваясь. Пулемет ГШГ — четырехствольный дьявол со скорострельность четыре тысячи выстрелов в минуту — смотрел прямо на склон, вертолет разбрасывал огненные шары тепловых ловушек — и они разбивались об землю. Громовержец уже отработал и ушел дальше, над склоном до сих пор висело облако пыли и дыма, не улегшееся после разрывов…
Откуда-то с самого гребня застучали очереди — и пулеметчик, довернув ствол пулемета, открыл прикрывающий огонь. Когда работает ГШГ — это не похоже ни на что другое, пульсирующий сплошной луч, бьющий по камням и разбивающийся огненными искрами, грохот очереди сливается в сплошной, мощный рокот.
— Склон зачищен! Десантная группа на сброс!
Чуть в стороне, выше по склону — появился еще один Сикорский. Каждый из них — нес усиленную десантную роту с вооружением.
— Пошли, пошли, пошли!
Три троса — два в хвостовой аппарели и один — через десантный люк в полу. По тросам — один за другим скользят вниз десантники в снаряжении повышенной степени защиты. Но, несмотря на это — у каждого под погоном — голубой берет, как символ покоренного этими парнями неба.
— Десантники, вперед! За Россию!
— Ура!
Останавливать две десантные роты — было уже некому…
Совсем рядом — плеснул минометный разрыв, их осыпало землей. Валуны тормознули осколки — но рано или поздно будет прямое попадание.
— Козлы… — пробурчал про себя Араб, вскрывая последнюю пачку патронов к снайперской винтовке. Козлы — это, кстати, не боевики, а Гранит, не выславший поддержку. Патронов в пачке двадцать штук — как раз хватит на два магазина. Потом…
А про то, что потом — он не думал. Имеет значение то, что есть здесь и сейчас. Потом — у них у каждого по два пистолета и гранаты. Живыми — они не дадутся…
— Бес, что там?
— Не подходят.
Понятно — что им подходить, минометный обстрел, дождутся результата — тогда вперед. Поумнели… на рожон уже не лезут.
Первым он услышал рокот. Знакомый, кашляющий, смазанный расстоянием, но все-таки отчетливо слышимый звук поршневых двигателей. Двигателей, жрущих любое топливо, имеющих огромный ресурс и позволяющих этому самолету приземляться на любом поле. Эта машина устарела много лет назад — но ее использовала и армия, и казаки как дешевого, надежного и неприхотливого извозчика…
— Араб! Духи побежали…
Араб осторожно выглянул из-за камня. Самолет летел, свалившись на крыло, по фюзеляжу — в нескольких местах мелькали яркие искры вспышек.
— Кавалерия прибыла. Мать их. Дым у тебя?
Бес достал зеленую дымовую шашку, выдернул чеку и бросил рядом с собой. Еще не хватало, чтобы и их причесали…
— Давай! Давай! — десантный капитан, не зная принятых в строительстве знаков, остервенело махал руками, показывая знак борттехнику, стоящему у лебедки — вира! Вира, давай быстрее!
Борттехник кивнул головой, лебедка недовольно заныла — но потащила груз в зависший над склоном огромный вертолет…
— Вы Мосин-один?! — перекрикивая рокот лопастей и вой турбин, спросил у сидевшего чуть в стороне с винтовкой в обнимку человека майор-десантник, зам командира полка, вылетевший с ротами на задание.
— Да… — устало ответил человек — есть хлебнуть чего, господин майор?
Майор отстегнул вторую, меньшего размера фляжку, протянул снайперу. Тот свернул пробку, хлебнул, закашлялся.
— Спирт, что ли?
— А то…
— Предупреждать надо.
Майор пожал плечами. При других обстоятельствах — он сказал бы привычное для десанта 'слабаки' — но человека, который за один день выбил до тридцати боевиков — нельзя было назвать слабаком.
— Вторую группу забрали? — спросил человек, возвращая флягу.
— Экспрессом. Один двухсотый, остальные трехсотые. Один тяжелый, может не выкарабкаться. Это ты здесь всех завалил?
Снайпер даже не был ранен. Майор знал — бывают такие люди… ничего их не берет. Как флотские говорят — Полярная звезда над ними горит. У них в десантной учебке в Рязани преподавал один такой, двадцать лет на Востоке отбарабанил, ни одного ранения, ни одной контузии. Как заговоренный.
— Не я. Мы.
