— Первыми кидаться грязью начали вы.
— Что?
— Вы организовали публикацию об аресте Майкла Брока.
— Ложь.
— Откуда в таком случае «Вашингтон пост» взяла его фотографию?
Артур приказал Рафтеру заткнуться.
Больше часа я просидел в кабинете за запертыми дверями, уставясь в голую стену, прежде чем у меня выстроилась относительно стройная схема конфликта. Фирма готова расстаться с кучей денег, лишь бы избежать дальнейшего унижения в глазах общества и огласки, которая неминуемо ведет ее к разорению. Если я верну досье, фирма снимет обвинение в краже. Но требование морального удовлетворения останется в силе.
По их мнению, я не только перебежчик, на мне полностью лежит ответственность за происходящее. Я связующее звено между их грязными секретами, спрятанными в башне из слоновой кости, и обрушившимся на фирму позором. За одно это меня следует ненавидеть, а угроза лишиться накопленных и грядущих богатств вообще взывает к беспощадной мести.
Опозорил я фирму исключительно благодаря похищенной служебной информации. (Похоже, о помощи Гектора Палмы они не догадывались.) Склеил по кусочкам отвратительную картину и притащил в суд.
Иуда.
Грустно, но я понял их.
Глава 36
София и Абрахам давно ушли. Я сидел в полутемном кабинете. Внезапно дверь открылась, и грузной поступью вошел Мордехай. Он тяжело опустился на один из двух складных стульев. Прежний хозяин выкрасил их в отвратительно коричневый цвет, отчего они стали более уродливыми, нежели были. Тем не менее я купил их по дешевке — за шесть долларов, дабы не опасаться, что клиент на полуслове рухнет на пол — старые стулья предоставляли такую возможность.
Я знал, всю вторую половину дня Мордехай просидел на телефоне, поэтому к нему не заглядывал.
— Сегодня было много звонков, — сообщил Мордехай. — События развиваются куда быстрее, чем мы предполагали.
Я не отреагировал.
— Сначала Артур, затем Де Орио, судья. Ты знаешь Де Орио?
— Нет.
— Крутого нрава, но порядочный. Довольно либеральных взглядов, справедлив. Начинал много лет назад в крупной юридической фирме, потом плюнул на хорошие деньги и решил, бог весть почему, стать судьей. За месяц рассматривает больше дел, чем любой судья в городе: умеет заставить подчиненных работать. Рука у него тяжелая. Всегда старается примирить стороны, а когда не получается, вершит быстрый суд. У него дела не задерживаются.
— По-моему, я слышал о нем.
— Надеюсь. Не зря же семь лет занимался юриспруденцией в этом городе.
— Антитрестовское законодательство слишком далеко от судов.
— Да ладно. Мы договорились с ним встретиться завтра в час у него. Будут ответчики со своими адвокатами, я, ты, Уилма Фелан — в общем, все, кто имеет отношение к иску.
— И я?
— Де Орио настаивает на твоем присутствии. Говорит, ты можешь сидеть в сторонке и слушать, но быть должен обязательно. С досье.
— Пожалуйста.
— Некоторые считают Де Орио фигурой одиозной — наверное, из-за его антипатии к прессе. Из зала суда он выбрасывает журналистов за шиворот, как нашкодивших котят, а телерепортерам запрещает приближаться к дверям ближе чем на тридцать метров. Широкая огласка нашего дела его просто бесит, он твердо решил пресечь всякую утечку информации в газеты.
— Гражданский иск не является секретом для общества.
— Да, но судья вправе объявить слушание закрытым. Не думаю, чтобы Де Орио пошел на это, но прикрикнуть для порядка он любит.
— Значит, он хочет решить дело миром?
— Именно так. Ведь он судья, а какой судья против, если стороны договорятся сами? У него же останется время на лишнюю партию в гольф.
— Что он думает о нашем деле?
— Карт Де Орио не раскрывает, однако требует, чтобы явились те, кто может принять решение на месте, а не какие-то пешки.
— И Гэнтри?
— И он. Я говорил с его адвокатом.
— А Гэнтри знает про металлодетектор?
— Наверное. В суде ему бывать приходилось. Артур и я поставили Де Орио в известность о нашей встрече. Мне показалось, особого впечатления на него это не произвело.
— А что обо мне?
Последовала долгая пауза. Мордехай подыскивал слова.
— Судья будет придерживаться жесткой линии.
Утешительного мало.
— Ты же говорил о его справедливости, Мордехай. Где она? Моя голова в петле. Я не вижу перспективы.
— Это не вопрос справедливости, Майк. Ты взял досье, чтобы исправить причиненное людям зло. У тебя не было намерения совершать кражу — ты просто позаимствовал документы на час-другой. Поступок благородный, что и говорить, и все-таки кража есть кража.
— Так считает Де Орио?
— Да. Я повторяю его выражения.
Значит, в глазах судьи я вор. Похоже, данная точка зрения становится общепринятой. Я не спросил у Мордехая о его мнении — побоялся услышать правду.
Стул жалобно вздохнул под мощным телом, но выдержал. Я мог гордиться удачной покупкой.
— Хочу сказать тебе следующее, — внушительно произнес Мордехай. — Только мигни — и я все брошу. Мировая никому, по сути, не нужна. Жертвы похоронены, их наследники либо неизвестны, либо сидят за решеткой. Даже самое благоприятное разрешение конфликта не изменит мою жизнь ни на йоту. Дело это целиком твое. Решай сам.
— Все далеко не так просто, Мордехай.
— Почему?
— Меня пугает обвинение в уголовном преступлении.
— Естественно. Но они готовы снять его. Они даже забудут о твоей лицензии. Могу хоть сейчас позвонить Артуру и сказать, что мы отзываем свой иск — если они поступят так же. Противники расходятся, дуэль отменяется. Да он обеими руками ухватится за мое предложение. Оно для него — спасение.
— Пресса разорвет нас на части.
— Ну и пусть. Думаешь, нашим клиентам важно, что об их адвокатах кричат газеты?
Сейчас Мордехай выступал в качестве адвоката дьявола, а не бездомных, пытался и меня защитить, и фирму покарать.
Но как уберечь человека от него самого?
— Хорошо, мы уйдем в сторону. И чего достигнем? Убийство останется безнаказанным. Людей будут продолжать выбрасывать на улицы. Фирма несет безусловную ответственность за незаконное выселение и
