мозоль», добавляя ему солидность цыганского барона. Бутылки с темным баварским лежали в холодильнике штабелем, черные, припотевшие, как раз для первых жарких дней, выдавшихся в конце апреля. Георгий прикидывал, как потечет разговор — будет прощупывать, испытывать настроение, расписывать свою службу, мыть кости начальникам; одним словом, типичная ознакомительная беседа, пусть даже разбавленная пивком и сдобренная воблой. Однако полковник зашел с другой стороны.
— Покажи-ка руки, — после первой бутылочки и пустячного диалога о сортах пива вдруг предложил Цыган. — Хорошие у тебя руки, крепкие, рабочие, жилистые… Знаю, личное дело смотрел. Ты же у нас родился в сельской местности, в колхозе рос, крестьянский труд знаешь. Коса, вилы в руках держатся… Или отвык?
— Да как сказать? — усмехнулся Георгий. — Давно не кашивал, давно не мётывал…
— А придется, Георгий! Придется вспомнить матушку-землицу, скотинку, хозяйство…
— Вообще-то я некоторым образом оперативник, — без навязчивого сарказма проговорил Поспелов. — Конечно, я не прочь вернуться в юность, раззудить плечо…
Но на месяц, не более. Нельзя возвращаться туда, где тебе было хорошо.
— Тебе и будет хорошо! — подхватил Заремба и ловко вскрыл новую бутылочку. — Сам тебе завидую! Поживешь там — уезжать не захочешь. Поселю я тебя в места благословенные, сказочные. Отдаленно напоминает чем-то Швейцарию: горки, сосновые боры, речка с заводями, с кувшинками, а воздух! Сладкий воздух!
Он вылил в себя бутылочку пива, мечтательно воздел глаза.
— И что это за… места? — поинтересовался Георгий.
— «Бермудский треугольник». Натуральный, без лапши.
Заремба раздернул старомодные черные шторы, прикрывающие гагинтскую карту, поманил пальцем и взял указку. Территория России и бывших союзных республик была испещрена цветными линиями, малопонятными значками, корабликами, самолетиками и вертолетиками, по всей вероятности, когда-то гробанувшимися.
— А находится он в стране с чудным названием — Карелия, — продолжал он, стуча по карте пикой указки. — Смотри сюда! Границы следующие: линия северозападная — озеро Одинозеро — населенный пункт Верхние Сволочи. С северо-востока — Одинозеро — населенный пункт Нижние Сволочи. Ничего себе названия, да?.. Ну а южная — понятно: сволочная линия. Получается равнобедренный треугольник, ориентированный тупым углом строго на север. Площадью около полутора тысяч квадратных километров, целое государство влезет. Дорог считай что нет, одни направления, населенных пунктов без Сволочей всего четыре и два из них — заброшенные села.
Населения — полторы старухи, так что глушь еще та, европейская. От Верхних Сволочей до финской границы — сорок верст.
Он замолчал и долго, мечтательно смотрел в «бермудский треугольник», будто вспоминал что-то, но, так и не вспомнив, неожиданно усмехнулся:
— Кстати, по поводу названий… Там когда-то сволочи жили, мужики, которые тащили купеческие суда по волокам — сволакивали. Одни вверху, другие — внизу.
Землю, естественно, не пахали, только этим промыслом и жили. Короче, по-нашему — это бичи, бомжи, пролетариат. Можно себе представить, что это за народец был!
Отсюда пошли и села, и ругательство… Сейчас они там не корабли сволакивают, а волокут все, что еще в совхозах осталось. А в сопках банды бродят, мародеры, собирают оружие на местах боев, зубы ковыряют из черепов…
Заремба достал свеженького пивка, раскупорил, но пить не стал, вдруг спрятал золотые зубы и сразу — будто солнце зашло — сделался хмурым, будто бы немного злым. Заговорил уже без карты, на память.
— В центре этой территории находится известная Долина Смерти. Место, скажу тебе, с виду экзотическое, с приятным ландшафтом, но по сути страшное. То ли предрассудки, то ли сознание… Если долго находиться там, попадаешь в тяжелейшее состояние: заторможенность, головные боли, потливость, угнетенная психика… Ты про Долину Смерти слыхал?
— Краем уха…
— Черепа там еще до сих пор под елками лежат да под сосенками. Не поймешь чьи: наши, немецкие… А зубы белые-белые! Аж сверкают… Считают, что в этой долине погиб от холодов целый полк наших солдатиков. В одночасье замерз, будто открылся космос и дохнуло вселенским холодом. А экипированы были хорошо, в белых полушубочках, в валенках, в ватных штанах. Клюкву на болоте собираешь — под мхом овчина. Отвернешься косточки белые и ни царапинки на них. Трехлинеечка, полный боезапас и в магазине — пять патронов. Не в бою погибли, понятно…
— А позы? — спросил Георгий, ощущая легкий холодок на затылке.
— Самые разные позы: кто сидел, кто стоял, кто лежал… — полковник загнул воблину в кольцо и, положив ее на стол, принялся смотреть, как она медленно разгибается, пощелкивая чешуей. — Позы интереснее у немцев. По западному склону долины проходила их линия обороны. Траншеи в полный профиль, пулеметные гнезда, минометные батареи. И доты: крепчайший железобетон с бронеплитами. Немчары-то там тоже с полк полегло. Понятно, под открытым небом звери да воронье косточки порастаскало, грибами сдвинуло, деревьями аж в воздух подняло. Сам видел скелет на березе… Я там с солдатиками-саперами ползал, и они нашли дот. Мхом так замаскировало бугорок да и только. Три амбразуры, и все изнутри задраены намертво. Дверь типа танкового люка… На следующий день привезли газорезку, вскрыли… Вот тут и увидели эти позы. Я понял о чем ты: человек от холода принимает позу эмбриона как самую экономичную по расходу тепла. Цыгане так спят в своих шатрах…
Заремба улыбнулся мимолетно, одними зубами. Конечно, он интриговал и паузы выдерживал соответствующие, поэтому Георгий не поторапливал, стараясь слушать с выражением равнодушия, бывалой ленцой и искушенным взглядом.
— Не было там ни эмбрионов, ни цыган, — сдался полковник. — Одни немцы в летней полевой форме, четыре человека. Ефрейтор спал на нарах, шинель на ноги набросил, утепленные сапоги рядом, мыши побили… Два солдатика снаряжали патронами пулеметные ленты… Самое жуткое — ко мне спиной сидел офицер, как живой. Фуражка на голове, трубка полевого телефона возле уха… Я и успел- то всего сделать четыре кадра, общий план. Мы, идиоты, ошалели слегка, дверь нараспашку оставили… Через две минуты все рассыпалось в прах, в пыль! Косточки только сбрякали… Тепло у них было, даже жарко. Посередине дота чугунная печка и труба выведена в гору, метров на семьдесят вверх, чтобы не демаскировать, и тяга была.
Ладно, все от мороза сгинули, а эти-то от чего? Дров кубометра полтора заготовлено!
Вопрос так и повис в воздухе, словно солдатские останки в герметичном склепе дота. Конечно, любопытно было бы посмотреть эту Долину Смерти, поломать голову, что же там произошло на самом деле, но не более того! Все эти «бермудские» загадки существовали как бы вне сознания Поспелова, если не касались дела определенного и конкретного. Вместе с крахом коммунистической идеологии восстал черный столб всевозможной мистической дури и вместе с ним — армия авантюристов, зарабатывающих хорошие бабки на дураках, полудурках и очарованных странниках. Но все это вместе взятое было сферой бизнеса, лавирующего на грани криминала.
Треугольник Зарембы относился к этой области, хотя вместо денег приносил головную боль: зарплату в подразделении Цыгана давали вряд ли за разгадывание кроссвордов времен Великой Отечественной. Солнцезубый этот человек что-то рыл там иное, к чему-то подводил очень важному, отчего Поспелов ощущал пока лишь угрозу, чувство опасности.
Так человек обычно предчувствует грань жизни и смерти…
— Ну а если реально? — не сдержался и поторопил Георгий. — Прошу прощения, товарищ полковник, должно быть, вам известно: я обыкновенный тупой разведчик. Для меня важен факт и анализ факта. И ничего другого. Пока я не вижу смысла…
