43
Помпея. Этого стыдиться не стоило. Но из рядов ветеранов звучало и довольно обидное: намеки на давнее знакомство с армянским царем Никомедом, у которого, по упорным слухам, совсем еще юный Юлий выполнял роль… царицы, что ли. Цезарь всегда ожесточенно клялся, что ничего такого не было, но ему почему-то не верили. Когда он получил проконсульство в Галлии и на радостях расхвастался в сенате, что теперь он обретет вожделенную силу и всех своих врагов оседлает, кто-то отпустил злую реплику, что для женщины это нелегко. Цезарь на этот раз не стал огрызаться, а отшутился: в Сирии со славой правила Семирамида, а амазонки владели немалой частью Азии. Да, впрочем, в те времена к таким юношеским грешкам относились куда спокойнее, чем в христианские Средние века и даже спокойнее, чем в нашем третьем тысячелетии.
А в конце триумфа, по давно заведенному протоколу мероприятия, полагалось казнить пленных вражеских царей и вождей. По сути, это было жертвоприношение римским богам, и ради этого поверженные владыки и сидели годами в темнице, а теперь шли прикованные к колеснице победителя. Вот что ждало Верцингеторига.
Но до этого еще шесть лет. После победы при Алезии Цезарь принялся за окончательное умиротворение новой римской провинции. Это было делом не простым, и растянулось оно на два года.
Верный своему принципу милосердия, Цезарь не стал сурово наказывать даже арвернов, родное племя Верцингеторига. Напротив, он хоть и взял от них знатных заложников, но зато вернул 20 тысяч пленников и разрешил самоуправление.
Трудно пришлось с племенами белгов, особенно с белловака-ми. Во всеобщем восстании они не участвовали, потому что считали, что объединяться с кем-либо - ниже их достоинства. Но теперь сами поднялись на борьбу во главе соседних племен, и даже кое-кто из германцев к ним примкнул. Цезарь все же одолел их всех и обошелся опять снисходительно. Вот только когда побежденные стали оправдываться, что весь спрос за мятеж с их вождя Коррея, который погиб в бою - заметил в ответ, что по себе знает, как легко все валить на мертвых. Но про себя рассудил, что хватит с них и того разора, который постиг их за время боевых действий.
А в завершение была упоминавшаяся уже дикая расправа с защитниками города Укселлодуна, которые очень упорно оборонялись и которым за это отрубили руки. Видно, у проконсула в пылу гнева * 44 ни- * промелькнуло, что милосердия проявлено уже более чем достаточно, можно и отдохнуть.
К 50 году до нашей эры Галлия практически успокоилась, ни о каких значительных волнениях упоминаний в источниках нет. В конце зимы Цезарь провел торжественный смотр всего своего войска - этим ставилась точка в долгой войне.
Если верить Плутарху, во время нее великому полководцу противостояло в разных битвах 3 миллиона человек. Миллион из них погиб, миллион был захвачен в плен (возможно, имеются в виду все войны Цезаря, а не только галльские. Но и в этом случае на долю галлов приходится львиная доля жертв). Было взято штурмом более 800 городов, покорено 300 народностей. Завоеванная территория составила 500 тысяч квадратных километров (почти площадь современной Франции).
Богатства захвачены были несметные. Цена золота по отношению к серебру в Риме упала на четверть. В армии-победительнице обогатились и офицеры, и солдаты, и, конечно же, сам проконсул. Светоний, писатель, впрочем, весьма ядовитый, отзывается о его галльских делах так: он «опустошал капища и храмы богов, полные приношений, и разорял города чаще ради добычи, чем в наказание».
Теперь главной задачей стало устроение мирной жизни, включение «косматой» Галлии в общеримскую систему. Поначалу все завоеванные земли считались присоединенными к Нарбоннской Галлии - Провинции. Подход к разным племенам и общинам, как и во время войны, у Цезаря был строго индивидуальный. Он не собирался принудительно менять где-либо традиционную внутреннюю систему управления. Главное, чтобы «местные элиты» состояли из преданных Риму людей. Поначалу весьма терпимым было отношение к галльской религии и сословию друидов.
Три старых друга Рима: эдуи, ремы и лингоны стали пользоваться особыми правами (о их двусмысленном иногда поведении во время войны больше не вспоминали), они по-прежнему могли иметь «клиентов» из числа других племен. Остальные должны были выплачивать твердо установленный налог. В целом Трансальпийская Галлия первое время вносила в римскую казну 40 млн. сестерциев ежегодно. Сумма весьма скромная, но что было взять с разоренной страны?
СЛ. Утченко: «Цезарь не создал, вернее, не успел создать в Галлии вполне законченной и стройной политико-административной системы, тем не менее, введенные им порядки оказались чрезвычайно устойчивыми и вполне реалистичными. Это доказывается хотя бы тем фактом, что, когда в Риме вспыхнула гражданская война и в Галлии почти не осталось римских войск, эта вновь завоеванная стра
45
на оказалась более верной Риму, чем некоторые провинции, казалось бы давно свыкшиеся с римским господством».
На новые земли сразу же нахлынули римские «капиталисты»: дельцы, торговцы, ростовщики. Это необычайно подхлестнуло деловую активность. Полным ходом пошел процесс романизации: как экономической (например, стали появляться латифундии - сначала римской, а потом и местной знати), так и культурной: в перспективе почти до полного забвения родного языка (его сменила латынь) и религии.
Цезарь не собирался надолго задерживаться в Галлии, да и проконсульские полномочия уже истекали. Он все чаще кидал взгляды за Альпы, на вожделенный Рим.
Там популярность его достигла высшей точки. Даже давний недруг Цицерон, - искренне уверенный, что это Цезарь в свое время упек его в изгнание, - изрек в одной из своих речей: «Могу ли я быть врагом тому, чьи письма, чья слава, чьи посланцы ежедневно поражают мой слух совершенно неизвестными доселе названиями племен, народностей, местностей?». Поэт Катулл, который, по словам самого Цезаря, заклеймил его «вечным клеймом» как негодяя и похабника, под конец недолгой жизни стал величать галльского героя «знаменитым» и «славным».
Так что впереди - другие дороги. В 49 году до нашей эры жребий был брошен, двинувшиеся из Галлии легионы «перешли Рубикон» - маленькую речушку, которую сегодня не всякий автомобилист и заметит. Но тогда она была заповедной - через нее, лежащую по дороге на Рим, без особого постановления сената не имели права переходить войска.
Это стало началом гражданской войны, в которой Цезарь одолел Помпея, помпеянцев и сторонников республики. Потом диктаторская власть, новые завоевательные войны, не по возрасту африканские страсти с Клеопатрой. Великолепный четверной победный триумф, на который мы уже налюбовались.
А в 44 году до нашей эры один из величайших персонажей мировой истории пал под кинжалами заговорщиков в окровавленной тоге к подножию статуи погубленного им Помпея. В здании сената началась паника, и только к вечеру рабы положили тело убитого на носилки и понесли домой, и с носилок бессильно свесилась рука. Вот и последняя точка в беспримерной драме, самые славные и самые кровавые страницы
