Нет, не обманывал отчет экспедиции, насчет глубины. Сразу припоминаются все легенды и страхи, связанные с ними. Застываю на месте. Чувствую проступающий на теле пот. Со лба его вытереть невозможно и это раздражает. Вдруг внизу замаячило что-то смутное и белесое….
Нет! Назад!
Моей скорости позавидовала бы и акула….
На берегу трясущиеся руки никак не могли снять подводное снаряжение. Вокруг же царит покой и безмятежная тишина. Как прекрасен надводный мир!
Все с меня хватит. Не поеду и на озеро Светлое, с его кошмарными глубинами. Пусть другие пробуют.
Есть отчаянные люди? Попробуйте.
А теперь — честно. Влекла меня, в общем-то, не попытка достичь дна и измерить глубину озера. По рассказам местных жителей летом 1944 года немцы опускали в озеро Воронец какие-то ящики. Конечно, такие недостоверные легенды существуют почти по всем глубоким озерам. Что-то туда опускают, что-то в них прячут….
И более достоверно (читал в брошюрке одного из местных краеведов), что немцы сбросили золоченые гробы с останками владельцев Маньковичского поместья, которое находится к северо-востоку от озера Воронец.
Два источника пересекаются. Значит, возможно, все-таки что-то затопили? Зачем трудиться и топить в озере чьи-то останки. Разве что, спьяну? Но немцы этим не отличались. Не до того им было жарким летом 1944 года, чтобы пьянствовать и топить чьи-то древние останки.
Вот и хотел посмотреть, нет ли чего интересного на дне Воронца. Моей целью было Горелое болото, а здесь — попутно, проезжая мимо… Отчего бы и не взглянуть? Обозы то — шли мимо озера. Маньковичский лес, как раз и начинается за ними. И Горелое (Вандово) болото в нем. Слишком много здесь всяких совпадений….
Возвращаюсь вновь на шоссе Витебск-Вильнюс. Напрямик есть, изрядно заросшая лесная дорога, но дальше разрушен мост через реку Мяделку.
Вот и известная всем местным жителям асфальтированная «двенадцатикилометровка» (так ее и называют), сворачивающая с шоссе налево и ведущая к Поставам.
Выезжаю на высокий бугор. Нет, скорее, на верхушку гряды. Слева видна деревушка Маньковичи. Прямо за ней стоят две дачи. Между ними остатки старинной усадьбы. Одна из дач принадлежит моей сестре Светлане и ее мужу. Они строили ее, можно сказать, своими руками. Но об этом позже. И заеду я туда позже. А, сейчас — в Поставы. Хочу посмотреть, как изменился город за эти годы.
Вот и город, с которым у меня связано столько воспоминаний. Проезжаю мимо бывшего «пятого» военного городка и двигаюсь по улице Красноармейской. Пытаюсь притормозить возле районного дома культуры, куда когда-то ходил на танцы, и посмотреть на школу № 1, которую я закончил. Она находится за этим зданием, но еще и через речку — вездесущую Мяделку. Увидел только кусочек здания школы, поскольку остановиться не дают. Улица узкая и с интенсивным движением.
Подъезжаю к перекрестку перед мостом через Мяделку. Направо высится величественное здание костела из темно-красного кирпича. Он был построен в 1903 году в неоготическом стиле.
На перекрестке, не доезжая до моста (запруды, делящей Мяделку на два больших става), на котором стоит восстановленный «млын» (старинная мельница), сворачиваю налево на улицу Гагарина и еду вдоль става, на противоположной стороне которого виден рельеф и строения знаменитой поставской «гарбарки».
Вновь проезжаю по мосту, сворачиваю направо на улицу Советскую и останавливаюсь напротив здания больницы (в ней я начинал свой трудовой путь) — бывшего палаца Антония Тизенгауза. Впечатляет. Сделан прекрасный ремонт, ничуть не испортивший архитектурные изыски бывшей усадьбы. Фотографирую.
Еду по улице Советской. Вот справа «пожарная», дальше милиция. А слева одноэтажный дом, в котором жила с родителями тридцать лет назад моя жена Татьяна. Царствие им небесное — замечательными людьми были ее родители. Похоронены они на своей родине — под Москвой….
Воспоминания….
Вот и старинная площадь. На ее углу красивая каменная православная церковь. Ее построили в 1893 году на месте сгоревшей и освятили в честь Святого Пророка Осии.
Огибаю площадь, полностью реставрированную старинными застройками. Красиво. Раньше она называлась площадью Ленина, а ее центральная часть со сквериком посередине — «орбитой». Название это произошло оттого, что по вечерам по ней, как по орбите, ходили компании и парочки подростков. Со всеми вытекающими последствиями. Со знакомствами, с любовью, со ссорами и потасовками. Но никакой поножовщины, драки были честными, как правило, дуэльными (один на один, либо группа на группу). А, чтобы бить, кого-то лежащего, да еще ногами…. Такого не водилось вообще.
Дальше сворачиваю направо и еду по улице 17 сентября, названной так в честь освобождения в этот день Западной Белоруссии от панской Польши.
При всем уважении к современной Польше, должен сказать, что, по моему мнению, первый неприкрытый акт военной агрессии во Второй мировой войне сделала, именно, панская Польша.
В октябре 1938 года Польша напала на Чехословакию, оккупировав Тешинский край, в котором на тот момент проживало 156 тысяч чехов и более чем вдвое меньше поляков. Причем, проживающие там поляки и не выражали никаких намерений присоединяться к Польше.
Некоторые авторы пытаются прикрыть этот акт агрессии Мюнхенскими Соглашениями между Гитлером и правителями Соединенного королевства (Великобритании), Франции и Италии.
Да, в соответствии с этим подлым соглашением Гитлеру «подарили» Судетскую область, входившую в состав Чехословакии. Но Польше Тешинский край никто не дарил. Правда, речь о территориальных претензиях других стран в соглашении шла, но в каком виде:
Вот и все. И, если Гитлер занял Судетскую область на, хотя бы внешне, «законных» основаниях, то Польша была обычным агрессором в международном правовом понимании этого слова, со всеми вытекающими последствиями.
Кроме того, на протяжении 1929–1938 года Польша строила планы и вела переговоры с Германией, Японией, Францией, Швецией и другими странами о нападении на Советскую Россию и ее территориальном дележе. Разрабатывала она планы нападения и на Германию.….
Ладно, несколько отвлекся. Улица 17 сентября упирается практически в «шестой» военный городок, в котором я жил. Сворачиваю в городок. Здесь жила моя семья, служил мой отец в ракетном дивизионе. ДОСы (жилой дом офицерского состава) остались, новых строений нет. И офицеров, конечно, уже не видно. Военный городок с авиабазой, командиром которой был муж моей сестры, закончил свое существование лет пятнадцать назад. Грустно.
Пробираюсь через «сосонник» (небольшой парк между жилым городком и Задевским озером) на берег озера. Озеро явно зарастает, а между тем, оно одно из самых больших и глубоких в Поставском районе.
Стою и грущу.
— «Что нам знакомые дома, когда из них друзья ушли….» — так пел известный белорусский бард Арик Крупп, погибший при альпинистском восхождении. И я эту песню любил исполнять под гитару.
Все. Встреча и прощание с детством и юностью — ритуал исполнен. Все-таки приятно, когда есть, что вспомнить — далекое, доброе и хорошее. Мой путь лежит назад. В Маньковичи.
Деревня Маньковичи имеет выгодное географическое местоположение. В старину она была на перекрестке торговых путей, и даже огибающая ее река Мяделка в средние века была судоходной. Сама деревня расположена на возвышенной гряде, упирающейся в большой лес, который называется «Маньковичская Дача». С юга и с севера гряду окружают болота. Западный склон возвышенности прорезает река Мяделка, весьма обмелевшая к этому времени.
