— Командир, поехали.
21
СНЕГ
Селиверстов еще раз с озабоченным видом осмотрел полуразрушенное здание и трупы церберов. Вокруг дома были следы и Волкова, и Жуковского, но их самих он не обнаружил. А следы терялись ближайшей руине, с которой недавняя буря смела снег.
— Ну и куда эти идиоты делись? — зло выдавил он.
Костя ходил за ним по пятам и чувствовал, как нарастает тревога. Смогут ли они вдвоем вернуть Марину? И не побежал ли Жуковский к тварелюбам, чтобы предупредить их?
Они еще раз обошли вокруг полуразрушенного здания. Василий остановился. Уставился на сугроб.
— Я что-то не понял.
— Чего там? — спросил Ломака.
— Вот этих следов только что не было. Да?
— Не знаю, — пожал плечами Костя, озабоченно разглядывая многочисленные ямки в снегу. — Я же не разбираюсь так, как ты.
Искатель наклонился и всмотрелся.
— Ну, точно. Кто-то тут прошел только что, пока мы были на той стороне. И похоже, он где-то здесь.
Селиверстов снял оружие с предохранителя и осторожно двинулся вдоль стены, заглядывая в пустые глазницы окон.
Ломака еще какое-то время смотрел, пытаясь понять, где следы Волкова и Жуковского, а где неизвестного. Так и не разобравшись, двинулся за искателем, отстав от него шагов на двадцать. И вдруг Константин понял, что его старший подслеповатый товарищ упустил какую-то деталь. В очередном окне, которое только что миновал Василий, из полумрака показался человек с дробовиком в руках.
— Василий, осторожно! — отчаянно закричал Ломака.
Селиверстов развернулся, и выстрел, сделанный почти в упор, пришелся ему в грудь. Костя прыгнул в сторону, чтобы лучше видеть силуэт в окне, и вскинул автомат. Неизвестный враг еще раз выстрелил, но промахнулся — дробины просвистели совсем рядом с Ломакой. Рой автоматных пуль полетел в окно, но убийца уже нырнул в полумрак. Ломака только успел заметить его одежду и понять, что видел этого человека вчера. Тот самый свидетель Армагеддона, которого он должен был убить, но промахнулся.
Не думая об опасности, гонимый отчаянием, злобой и ненавистью, а также чувством вины, Константин бросился в погоню. Внутри слышались торопливые шаги, хрустел под ногами армагедетеля мусор.
Жрец выпрыгнул в противоположное окно и побежал к ближайшим руинам, чтобы залечь там и по возможности уничтожить преследователя. Нужно перезарядить в укрытии дробовик, а еще неплохо бы проверить, сколько патронов осталось в магазине болтающегося на спине «винтореза».
Сзади раздалась новая автоматная очередь, пули зашлепали по снегу. Жрец перемахнул через остов автомобиля и пригнулся на бегу. И снова автоматная очередь. После нее Ломака с ужасом понял, что рожок опустел.
— Нет! Черт! — Костя бросился назад, к телу товарища.
Выпрыгнул из окна, схватил Селиверстова за плечи. Однако развороченная картечью грудь ясно свидетельствовала о том, что один из благороднейших людей, которых знал Ломака и которых, к великому сожалению, так мало осталось на земле, мертв.
— Дядя Вася, — простонал Константин, — прости меня. Господи, какой же я урод… Если бы я вчера подстрелил этого ублюдка, ты сейчас был бы жив. Господи… Прости меня… Прости… Почему хорошие люди погибают?.. За что?.. Почему плохие уходят от возмездия? Прости меня, дядя Вася.
Одиночество и холод обрушились на Ломаку, и надежда на спасение Марины утекала, как кровь товарища. Он плакал и больше не замечал ничего вокруг. Так бы продолжалось долго, но кто-то выхватил у него оружие и оттолкнул от тела Селиверстова. Решив, что вернулся свидетель Армагеддона, подло убивший Василия, Ломака был готов драться на смерть, однако быстро понял, что внезапно появившийся рядом с ним человек не один. И это не представители безумной секты, а кое-кто по-страшнее.
Пять каннибалов в черных рясах поверх теплых одежд, вооруженные обрезами охотничьих ружей и копьями, стояли перед ним полукругом.
«Монахи Аида!» — полыхнула страшная мысль. Но хуже всего, что с ними был сам Аид.
Старый владыка людоедов молча смотрел на тело Селиверстова. И странным был этот взгляд. Не оценивающий, как при визитах на нейтральную территорию процессии «пятнадцать-шестьдесят», а совсем другой. Глаза Аида слезились, подбородок дрожал, руки безвольно висели. Старик рухнул на колени и, приподняв голову Василия, осторожно снял темные очки. В мертвых глазах застыло удивление — Селиверстов, наверное, даже не успел понять, что произошло.
— Говорят, что в глазах убитого можно увидеть отражение его убийцы, — тихо сказал Аид и осторожным движением пальцев опустил покойнику веки. — Но это все суеверная чепуха.
Затем владыка обратил свой взор на Ломаку.
— Скажи мне, юноша, кто это сделал?
— Свидетель Армагеддона. Он туда убежал. — Костя указал рукой. — Я все патроны истратил, но не достал его.
— У тебя на лице замерзшие слезы, парень. Ты тоже горюешь по Васе?
— Он был моим лучшим другом. И он благородный человек.
— Я знаю это, парень, — тоскливо покачал головой Аид. — Дети мои, — он обратился к монахам, — идите и поймайте эту мразь. Живым его доставьте. Слышите вы меня?
— Да, владыка, — кивнул один из монахов. — Но… Нельзя тебя оставлять одного здесь. В городе полно тварей.
— Меня сейчас интересует одна тварь. Та, что убила Василия. И вы должны привести ее ко мне.
— Да, но…
— Бегом!!! — закричал Аид.
— Слушаюсь, владыка. — Монахи покорно опустили головы.
Тот, что говорил, кивнул на Ломаку.
— А с этим что делать?
— Ничего с ним не делать! Оставьте его в покое! Делайте, что я сказал!
Послушники быстро удалились.
Старик положил голову покойного себе на колени и провел костлявой ладонью по небритой щеке Селиверстова.
Константин никак не мог понять, что происходит. Однако чувствовал, что предводитель каннибалов потерял к нему всякий интерес. Ломака осторожно встал, медленно подошел к телу друга и резко схватил его автомат. Там ведь еще есть патроны. Щелчок затвора.
— Слышь, ты, старый пень! — прорычал Ломака.
— Не хами старшим, это некрасиво, — буркнул Аид, не поднимая головы.
— А людей есть красиво?
— Не буду утверждать, что это так.
— Слушай, у меня в жизни не так много близких людей. Василий Селиверстов был одним из них. И я не позволю тебе и твоим волкам сожрать его. Ты понял?
Старик наконец поднял голову и посмотрел на Костю воспаленными глазами.
— Дурак, — прокряхтел он. — Пока я жив, никто не посмеет так поступить с моим сыном.
Озноб пробежал по спине Константина. Он опустил оружие. Ноги обмякли, колени уткнулись в сугроб.
