— Помощь нужна? — участливо спросил иерей, на лице которого появилось некое выражение, отдаленно напоминающее сострадание. — Мне даже смотреть на тебя больно. За те полчаса, пока я жду…
— Не мешай! — заявил я, вновь берясь за шест. — Она — моя!
— Да кто «она»?! — не выдержал Разумовский. — Что ты вообще делаешь?
— Клад ищу, — пояснил я, поднимая с земли лопату и с трудом ворочая ею в каменистой почве. — На этом самом месте стоял до революции большой зажиточный дом… Видишь камни? Это фундамент.
— А с чего ты взял, что там есть клад? — полюбопытствовал! иерей. — Судя по тому, что дом стоял среди леса, это вполне могла быть сторожка лесника.
— Это не столь важно. Меня интересуют традиции… Два дня! назад к старушке, у которой я беру молоко, приезжал родственник из Москвы. Ученый. Он-то и рассказал мне, что в этих местах полным-полно кладов. Просто на каждом шагу — клад. Meста, видишь, какие? Два озера, лесное и долинное, в двух километрах — река. В таких местах издревле люди селились. Здесь десятки заброшенных деревень и усадеб. Вон тот холм видишь, на берегу озера? Пятнадцать лет назад там был интернат. А он, в свою очередь, расположен в бывшем барском имении. Говорят, красивейшие хоромы были. С удивительным мастерством созданные и украшенные. Все уничтожили… Но среди местных старожилов до сих пор ходят легенды о спрятанных в окрестностях сокровищах. Археологи этими местами еще лет сто не заинтересуются, а для местных жителей какой-то клад искать, вместо того чтоб делом заниматься, — признак душевного расстройства. Но — я-то верю, что клад есть… А вон те курганы видишь? На вершине! каждого из них выложены огромные круги из могучих валунов. Не знаю, что это, но тот ученый говорил, что, судя по форме, месторасположению и каким-то «топографическим признакам», они очень напоминают могильники… А вон там, где сейчас проходит дорога, после дождя на поверхность вымывает медные и серебряные монеты середины прошлого века. Я лично нашел две монеты. Видимо, где-то захоронен клад… А вон там, за лесочком, я нашел несколько окопов. Во время войны в деревне стоял немецкий штаб, и взвод гитлеровцев остался прикрывать эвакуацию документов. Сами они погибли и захоронены в братской могиле метрах в ста от места схватки. Но на месте боя я нашел несколько подсумков, зарытых в изголовье окопов. Мало что! сохранилось, но все равно интересно.
— И много ты таких «кладов» нашел? — усмехнулся иерей. Я
— Десятка два монет будет, — похвастался я. — Самая старая — конца восемнадцатого века. Остатки кухонной утвари, пара полусгнивших шкатулок, две иконы в хорошем состоянии… Правки, с немецкими штампами на обратной стороне. Видимо, для какой-то коллекции взяли, да с партизанами договориться забыли. Ну и тому подобная дребедень.
— Каждый сходит с ума по-своему, — философски заметил Разумовский. — Если человеку время некуда девать… У тебя ведь много времени?
В другой раз я, может быть, и заметил бы несколько двусмысленный оттенок этого вопроса, но сейчас я был слишком увлечен.
— Не так уж и много, — отозвался я, неустанно работая лопатой — Но в промежутках между работой… Уж больно это захватывает. Места здесь глухие, все равно никто не увидит, так почему бы и не подурить? Жалко, металлоискателя нет, я бы здесь такие раскопки устроил! Приходится только на собственную логику полагаться, да знание истории да на местный фольклор. Раньше в этих краях существовал обычай: под одним из краеугольных камней, на котором строился дом, закапывали монету. На счастье, для «привлечения в дом богатства». Вот ее-то я и пытаюсь, вырыть. Только вот под каким из трех булыжников искать,? Но ничего, я до нее доберусь!
— Понятно, — кивнул Разумовский. — А то я, признаться, немного удивился, когда Лена мне сказала, что ты пошел в лес на раскопки… Нет, если вдуматься, то некоторое удивление не покидает меня до сих пор. Но во всем этом есть кое-какие положительные моменты. Ведь я приехал к тебе фактически по этому Поводу. По поводу поиска сокровищ…
— Сокровищ? — насторожился я. — Настоящих сокровищ?
— Золото, жемчуга, бриллианты?
— Этого не знает никто, — покачал головой иерей. — Клад и клад, а что в нем… Не хочешь поучаствовать в романтическом Предприятии?
— Хочу ли я найти сокровища?! — возмутился я. — Ты спрашиваешь меня, хочу ли я найти настоящие сокровища? А что я, по твоему, здесь делаю?..
— Дурью маешься! — отрезал иерей. — Получаешь удовольствие от самого процесса, прекрасно понимая, насколько мизерны шансы найти что-нибудь ценное. Самое большее, что тебе светит, — находка ржавого утюга или не менее ржавого ухвата. А я предлагаю не только процесс, но и надежду на весьма ощутимый результат.
— А с чего это ты вдруг решил заняться кладоискательством? — запоздало насторожился я. — Что-то мне с трудом верится в то, что какая-то старуха открыла тебе «тайну золотого ключика». Скорее, дело пахнет «тремя картами»… Что это за сокровища и откуда ты о них узнал?
— Самые настоящие сокровища, — невозмутимо отозвался иерей. — Клад, спрятанный в конце девятнадцатого века одним, из весьма удачливых предпринимателей. И, судя по всему, клад немалый… Мне на днях одна женщина телеграмму прислала. Дело в том, что она моя бывшая прихожанка.
— Вот! — торжествующе заорал я. — Вот оно! Именно этого я и ждал. Все самые мерзопакостные события начинаются именно с этой фразы. Ничего не хочу слушать! Не буду слушать!
— Тогда читай, — легко согласился иерей, извлекая из складок рясы бланк телеграммы. — Кроме того, что там написано, мне ничего не известно.
Еще несколько секунд я боролся с искушением, но любопытство победило благоразумие, и я взял телеграмму.
— «Отец Владимир, — прочитал я вслух. — Я уверена, что следствие пошло по ложному пути. Витю убили из-за клада, а не из- за работы. Незадолго перед смертью он сказал мне, что почти нашел эти сокровища. Мне не верят. Помогите. Дарья Михайловна». Ничего не понял, — признался я. — Кого-то сгубили сокровища, и Дарья Михайловна просит о помощи… А кто такая Дарья Михайловна?
— Это и есть моя бывшая прихожанка, — пояснил Разумовский. — Насколько мне известно, ее предки до революции были весьма удачливыми предпринимателями. Как-то раз в одной из бесед она говорила мне, что ее сын Виктор одержим идеей отыскать спрятанный их дальним предком клад, легенды о котором ром передаются из поколения в поколение. Сама она в это не особенно верила, но ее сын (кстати, тоже очень удачливый бизнесмен — видимо, это у них наследственное) с детства увлекся
поисками легендарных сокровищ и был уверен в правдоподобности и этих слухов. Видимо, у них случилось какое-то несчастье…
— Древний род? — задумался я. — Семейные легенды? Таинственные сокровища? И ты уверен, что этот купец был удачлив И богат?
— Очень богат, — с чувством сказал Разумовский. — Сказочно богат
— Хм… Но ведь ты-то едешь туда не на поиски сокровищ?
— Я еду туда, потому что меня просят о помощи. А так как на то, чтобы уговорить тебя составить мне компанию, уйдет не менее двух часов, то я просто пытаюсь сэкономить время, предложив: тебе возможность согласиться под благовидным предлогом.
— Это крайней мере честно, — усмехнулся я. — Но звучит заманчиво. Значит, богатый купец и сокровища… Если он был действительно богат, то эти сокровища не должны ограничиться Горшком, набитым медными монетами? Это должно быть нечто более весомое… Как ты полагаешь?
— Куда более весомое, — охотно подтвердил иерей. — Несравнимо весомое.
— Так что же мы тут делаем?! — возмутился я. — Почему мы полчаса назад не выехали в город? Ты сидишь тут уже сколько времени и занимаешься разной ерундой вместо того, чтобы…
— Ну ты и нахал! — с долей восхищения признал Разумовский и поднялся.
— Стой, — скомандовал я. — Ну-ка, батюшка, вспомни молодость. и прикинь, сможешь ли ты перевернуть этот проклятый булыжник? Или разжирел на деревенских харчах?
Склонив голову набок, иерей задумчиво посмотрел на огромный валун, торчащий из земли наполовину, кивнул и, поплевав на ладони, ухватился за подрытый мной угол. Даже сквозь рясу было заметно, как вздулись мускулы на могучих руках Разумовкого. Мгновение камень стоял неподвижно, словно
