господин Белов устроил инсценировку взлома в клубе. Ты, Игорь Викторович, правда, оказался менее доверчивым. Но Белов, на правах твоего старого знакомого, заверил тебя в интенсивности падения следствия, и ты на время успокоился. А в дальнейшем ожидала вторая часть этого спектакля, но наше появление поневоле скорректировало и даже несколько упростило первоначальный план. Господин Белов недвусмысленно навел меня на мысль об ориентировке на фото. Помните, Белов, вы встали у окна в той же позе, что и Игонин на фото? Я «клюнул». Удостоверившись, что мы съездили в это место, Белов подстраховался, сведя меня с тобой, Игорь Викторович, и отзвонился мне сам, заманивая сюда этой же ночью. Он понимал, что я поеду сюда в любом случае. Мы были его алиби и перед милицией, и перед тобой. Но это была ошибка. Игра стала слишком явной, грубой, поспешной… У вас, Белов, видимо, нервы сдали, и захотелось побыстрее миновать опасный участок плана. Мы должны были засвидетельствовать, что вы вошли в этот клуб порознь с Крутиным, а уж здесь… Я полагаю, что вы сказали бы, что застали господина Крутина за поиском тайника, потребовали от него объяснений, он выхватил пистолет, и вы были вынуждены ударить его палкой.
Я поднял валявшуюся на полу дубинку и взвесил на руке.
— Насколько я понимаю, внутри находится свинчатка? В том, что Крутин — преступник, убедило бы оружие, найденное возле его тела. Именно из этого пистолета был убит Дудченко. Вы ведь специально хранили этот пистолет, не так ли? Господин Крутин, вы были заранее обречены, еще до смерти Дудченко. Ну не стали бы с вами делиться — как вы этого не понимаете? А без вашего участия было бы трудновато. Дело не окончено, а следовательно, всегда есть шанс попасть под подозрение. Да и нелегко начальнику службы безопасности получить кредит. Это в компетенции директора. Много было и других, менее крупных, но важных моментов. Чтоб вас не заподозрили в сговоре, вы изображали людей, недолюбливающих друг друга. Так вам было легче «обелять друг друга. «Враг» врать не станет и выгораживать не будет. Белов защищал Крутина от Баранова, отводя подозрение, а Крутин «работал» с Дарьей Михайловной и дожидался получения вожделенного кредита. Он должен прийти на этой неделе…
— А как ты догадался о кредитах? — спросил Баранов. — Даже я не знал.
— Это старая оперативная привычка — считать чужие деньги, — пошутил я, — особенно расходы и доходы. Дудченко был неплохим коммерсантом и в деньгах недостатка не испытывал. Но жил так, как живет коммерсант весьма средней руки. А ведь львиную долю своего состояния он зарабатывал на «левых» сделках, которые прокручивал с тобой, Игорь Викторович. Ту долю, о которой не знала налоговая инспекция. Вот я и задался вопросом: а где же эти деньги? Замков-вилл-яхт-роковых страстей Дудченко не имел, все в меру… Где же скрытая часть айсберга? Разумеется, в надежном месте, — ответил я сам себе, вспоминая о любви «новых русских» к иностранным банкам. А оттуда уже и до кредита было недалеко. Так появился мотив, и натолкнул меня на эти размышления звонок Белова. Раньше я был одержим «болезнью века» — «золотой лихорадкой». Ну скажите на милость: зачем было ставить меня в известность о своей догадке? Догадался и догадался, молодец. А набиваться в партнеры, да еще довольствуясь «второстепенной ролью»… Нет, не верю. Я попытался поставить себя на его место и понял, что мы там очень нужны, но только в роли зрителей, Пришлось принимать срочные меры, превращая трагедию в фарс. Такая вот картина. Я могу ошибаться в деталях, но в целом, полагаю, ошибок нет. А это, — я достал из внутреннего кармана злосчастную фотографию и протянул Баранову, — можно оставить на память об «основном инстинкте» конца двадцатого века — жадности. Пойдем, Андрей, — повернулся я к терпеливо ожидавшему у стола Разумовскому. — Нам здесь больше делать нечего.
— Нет, я задержусь, — покачал головой иерей.
Удивленный, я покосился на иерея, но промолчал, решив не вдаваться в подробности.
— Как же так, Паша? — спросил Баранов. — Тебе денег на жизнь не хватало? Дети голодные по лавкам пищали? Ты кушал один раз в день, да и то не досыта? С хлеба на воду перебивался?
— Тебе легко говорить, — глухим голосом отозвался Белов. — Ты себе капитал уже составил. Причем на том же самом, только размахнулся побольше. А теперь можешь позволить себе быть гневным и разумным, удивленным и обличающим. С такими «бабками» можешь себе это позволить. Хотя прекрасно знаешь — почему.
— А ты, Крутин? — повернулся Баранов к директору. — Что ты скажешь?
— Это он, — кивнул на Белова директор. — Это все он, сволочь. Его идея. Я ничего не делал. Ничего.
— Да заткнись ты, придурок! — с отвращением сказал Белов. — С кредитами-то твоя идея была. Раза четыре намекал мне так, что и корова догадалась бы. Я только план разработал, а «двигателем» и инициатором твоя жадность была. Я и знать не знал про эти кредиты.
— Врешь! — взвизгнул Крутин. — Врет он все! Врет! Я вообще ничего не делал!
— Кстати, как он тебя сюда заманил? — полюбопытствовал я. — Предложил разыграть спектакль и сыграть в азарт кладоискателей? Косвенно подтвердить версию истовой веры в существование сокровищ? Не думаю, что ты пошел бы с Беловым в безлюдное место в одиночку… Белов сказал, что это мы тебя приглашаем?
— Сказал, — всхлипнул Крутин. — Сказал, что надо последний раз подыграть, а дальше и делать ничего больше не придется.
— Дурак ты, — с чувством сказал я. — Ведь версия убийства из-за клада предусматривает только двух подозреваемых — тебя и его. Эта мысль тебе в голову не приходила? Все заслонило желание получить желанный кредит?
— Что-то не похожа эта комната на фотографию, — неожиданно заявил разглядывающий фото Баранов. — Здесь ли это вообще снимали?
— Конечно, здесь, — даже удивился я. — Вон, из окон вид. Вот здесь он стоял. У этого окна посередине.
— Не похоже, — повторил Баранов. — Капитальный ремонт, наверное, был.
Я взял у него фотографию и сравнил с оригиналом. Окно как окно, ничуть не изменилось за эти годы, только слой краски стал, толще. Вид из окна точь-в-точь, как на фотографии. Обои другие, ну так это вполне естественно. Занавески появились. Но Баранов был прав: что-то неуловимое не позволяло констатировать «фотографическую точность».
— Детская загадка, — пробормотал я, отступая на пару шагов. — Найти пять отличий в картинках… знаете, чего здесь не хватает? Точнее, лишнее? На фотографии под подоконником есть ниша, в ней-то и стоит эта ваза. А сейчас этой ниши нет. Замурована. — Я подошел к подоконнику и постучал по каменной кладке.
— Добротно замуровано, — признал я. — На века.
В комнате воцарилась та тишина, которую принято называть «мертвой». Все смотрели на замурованную нишу.
— Да нет, не может быть, — покачал головой Баранов. — Ерунда какая-то…
— Конечно, не может быть, — подтвердил я. — Чушь все это. Сказки…
Мы с Барановым переглянулись и в один голос постановили:
— Ломать!
— Мы в чужом помещении, — напомнил Разумовский. — Без спроса, тайком… Мы и так чересчур далеко зашли.
— Мы будем тихо ломать, — решил Баранов. — Сева, давай.
Уже знакомый мне «динозавр» подошел к стене, наклонился, зачем-то потрогал ее, словно выдавить надеялся, и, повернувшись к шефу, сообщил:
— Без инструмента не обойтись.
— Так найдите что-нибудь подходящее! — нетерпеливо приказал Баранов. — Только поживее, уже светает. Времени совсем нет.
В одном из стенных шкафов отыскался небольшой ящик с инструментами. «Динозавр» Сева выбрал себе гвоздодер, еще один бритоголовый «ископаемый» завладел молотком и зубилом, и работа закипела. «Тихо» взломать стену не получилось. От грохота и скрежета дребезжали стекла, но, на наше счастье никто из соседей не заинтересовался причиной аврала. А может, просто побоялись. Но так или иначе, а через десять минут в кладке была проделана дыра, достаточная для того, чтобы «динозавр» Сева смог засунуть туда обе руки.
