потом из подъезда выскочил какой-то человек, разбил стекло в машине, открыл дверцу… Откуда-то сбоку подбежали еще двое, запрыгнули в машину… Я пыталась закричать, но мне ткнули в лицо какую-то тряпку,
и я потеряла сознание…
— Эфир, — догадался я.
— Я очнулась, когда меня хлестали по щекам. Они отвезли меня в какую-то квартиру. Было очень страшно… А потом… Потом они сорвали с меня трусики… Меня не тронули. Просто взяли их с собой. Позже они переслали их Мише… Два дня они держали меня в квартире, потом завязали глаза, посадили в машину, довезли до какого-то пустыря, и там выбросили… Я добралась до ближайшего телефона-автомата и сразу позвонила Мише. Минут через двадцать он уже приехал… Нашу машину нашли позже в каком- то тупике, но отпечатков пальцев на ней отыскать не удалось — все стерли…
— А начальник службы безопасности? — спросил я. — Что сказал Дорохов?
— Он пропал, — девушка посмотрела на нас так, словно хоте- па что-то сказать, но не решалась. — Лопотов сказал, что он даже не заходил к нему. Просто исчез — и все.
— Вы приняли меры к розыску?
— Да, Миша сделал все, что от него зависело, но Витю так и не нашли.
— Но это же ваш шанс, — удивился я. — Если есть основание предполагать наличие «наводчика» в концерне, то следовало обратить самое пристальное внимание…
— Мы обратили, — вздохнула она. — В квартире у Вити нашли платежки, пропавшие из бухгалтерии три недели назад. По нескольким из них были получены деньги, а на банковском счету у Вити оказалась довольно приличная сумма. Миша проверил — за день до моего похищения эти деньги были переведены со счета фирмы на личный счет Вити…
— Чушь! — уверенно сказал я. — Этого не может быть. Так дела не делаются.
— То же самое сказал и Миша, — кивнула она. — Но факты… Факты, как известно, — вещь упрямая. Витя имел доступ к паролю и к номеру счета. Именно он был допущен ко всем самым сокровенным тайнам концерна. Именно…
— А зачем, собственно говоря, вам все это знать? — послышался от двери холодный голос.
Бизнесмен стоял у входа, скрестив руки на груди, и недовольно смотрел на нас. Малиновый пиджак заменил серый, очень элегантный костюм, а вместо толстой золотой цепи шею охватывал шелковый серо- красный галстук. Нельзя было не признать, что такие «доспехи бизнеса» шли ему куда больше. Укоризненно взглянув на нас, он полюбопытствовал:
— Мне казалось, что мы простились, разве нет?
— Это я попросила их вернуться, — заступилась за нас Оксана. — Я просто хотела объяснить, что беспокоиться нет смысла и я на этой неделе уезжаю из города.
Он хотел что-то сказать, но сдержался и даже улыбнулся нам:
— Теперь вы получили ответы на все вопросы?
— Да, — сказал я.
— Удостоверились, что я обеспечиваю Оксане максимальную безопасность? Даже если нам на некоторое время придется расстаться. И надеюсь, поняли, что остальные проблемы являются только проблемами концерна и моими личными проблемами?
— Это мы тоже поняли, — кивнул я. — Михаил Глебович, а эти картины вы подбирали для коллекции лично?
— Да, — удивленно оглянулся он на картины. — А что?
— Вы коньяк-то пейте, — придвинул я к нему бутылку. — Он специально здесь стоит.
Бизнесмен пристально посмотрел на меня и вдруг расхохотался.
— Еще тогда догадались? — спросил он уже благодушно.
— Тогда, — подтвердил я. — Я вообще не сторонник лезть в чужую личную жизнь, потому и понял. На себя примерил…
— В таком случае, я надеюсь, вы правильно оцените ситуацию и сможете успокоить Татьяну Петровну в отношении безопасности Оксаны. На следующей неделе ее уже не будет в этой стране, и если ситуация не разрешится, то я не стану рисковать, допуская ее возвращение туда, где ей грозит опасность. Так и передайте.
— Пусть мамочка не волнуется, — подтвердила Оксана. — Все будет хорошо. Я люблю Мишу и верю ему. Он не даст меня в обиду.
— Мы непременно это… — начал было я, но тут во дворе что- то громыхнуло так, что стекла в комнате волной брызнули на нас.
Зимин молниеносно сбил Оксану на пол, закрывая своим телом, а мы с Разумовским рухнули ничком, закрывая головы руками. Через минуту, заполненную страхом и растерянностью, дом взорвался криками перепуганных слуг, тревожными окриками охраны. Стряхивая с себя осколки, мы поднялись на ноги. Зимин крепко прижимал к себе бледную как полотно Оксану.
С пистолетом наизготовку в комнату ворвался Лысенко. Оглядел всех нас и, убедившись, что его хозяева не пострадали, спрягал пистолет в плечевую кобуру.
— Что это за дерьмо? — сквозь зубы осведомился бизнесмен. — Опять?!
— Машину взорвали, — сказал Лысенко, виновато отводя глаза.
— А на кой черт… простите, батюшка… вы тогда вообще здесь нужны?! — рявкнул Зимин. — Я вам за что плачу? Каким образом они проникли в гараж, миновав охрану?!
— Взрыв был за территорией особняка, — ответил охранник. — Машина стояла перед воротами. Они же сами оставили ее там…
— Веселая у вас жизнь, — обрел я дар речи. — Настоящая война. Если это и есть вкус «сладкой жизни», то уж больно терпкий вкус… Сорок тысяч на воздух подняли в один присест!
— Кто оставил ее там? — прищурился бизнесмен. — Кто оставил мою машину там?!
— Не вашу, шеф, — поскреб бритый затылок охранник. — В том- то и дело, что не вашу… Их машину взорвали, — кивнул он на нас.
— Нашу?! — мне показалось, что я ослышался. — А нашу-то за что?
Разумовский бросился к окну и застыл, скорбно разглядывая догорающий остов машины, вокруг которого суетились люди с огнетушителями.
— Это была моя машина, — обиженно сказал он. — Я ее любил… Зачем ее взорвали?
— Может быть, перепутали? — предположил я. — С той, «ручной сборки»?.. Как вы думаете, а?..
—
— А я говорю — возьмешь! — уверенно повторил Зимин и хлопнул о стол документы на машину.
— Не могу! — Разумовский даже руки за спину спрятал. — Не могу я принять такой подарок!
— Ты на машине ко мне приехал? — настаивал Зимин. — Значит, на машине и уехать должен. И уедешь на машине!
— У меня машина старая была, — защищался иерей. — А это Ц новая «девятка», да еще из Германии, ручной сборки. Она кучу денег стоит. При чем здесь вы? Вы к этому взрыву отношения не имеете.
— Ты законы кавказского гостеприимства знаешь? — напирал Зимин. — А закон гор?.. Вот и я не знаю. Так что бери — и баста!
— Не могу!
— Документы на тебя уже подписаны. Пока милиция тут возилась, мои ребята все оформить успели, а теперь ты предлагав ешь ее обратно продавать?
— Не могу я ее принять.
— Я ее сейчас разобью, не веришь?
— Твоя машина, делай с ней что хочешь.
— Нет, твоя! Я тебе ее подарил!
— А я не могу принять такой подарок!
— Толя, — скомандовал Зимин. — Мое ружье! Помповое! Я сейчас буду стрелять по машине из окна… Автоохота. Пустите ее катиться под откос, а я буду бить «влет». Пусть батюшке будет стыдно за то, что он толкнул меня на столь самодурный поступок.