23 июня. 'День М'

объявило войну Советскому Союзу. Московское радио продолжало передавать бодрую воскресную музыку и очередные «сводки с полей», в то время когда радиостанции всего мира, прервав обычные передачи, сообщили и о начале войны, и о уже состоявшейся пресс-конференции Риббентропа. Однако самым оглушительным было молчание Великого Вождя Народов. Сталин отказался выступить по радио с Заявлением советского правительства (главой которого он сам себя назначил всего полтора месяца назад), отказался возглавить Ставку Главного командования (номинальным руководителем которой 23 июня был назначен Тимошенко). Главная официальная газета страны («Известия») 22 июня сообщала о мирном созидательном труде, 23 июня, как обычно, взяла выходной и только на третий день войны, 24 июня, поместила внизу первой полосы текст выступления Молотова, над каковым текстом была размещена огромная, почти на весь газетный лист фотография. Но не Молотова, что было бы логично, а… Сталина. Таким образом, «граждане и гражданки» получили возможность если и не услышать твёрдое, ободряющее слово, то хотя бы полюбоваться мужественным профилем любимого вождя.

А в это время сам «вождь», окончательно смешав день с ночью (приём в его кабинете начинался то в 3.20 утра, то в 7.35 вечера), пытался разобраться в потоке невероятных сообщений, которые шли с фронта. Отдадим ему должное: всего семь дней потребовалось Сталину для того, чтобы понять, в чём причина неслыханного разгрома. Может быть, потому так быстро и правильно понял он смысл происходящего, что его «университетами» была подпольная работа в подрывной организации, однажды уже удачно развалившей русскую армию во время мировой войны. Товарищ Сталин конкретно знал, как рушатся империи и исчезают многомиллионные армии. Открывшаяся в этот момент истина оказалась непомерно тяжёлой даже для этого человека с опытом побегов из сибирской ссылки, кровавой бойни Гражданской войны и смертельно опасных «разборок» с Троцким в 20-е годы. В ночь с 28 на 29 июня Сталин уехал на дачу, где и провёл в состоянии полной прострации два дня — 29 и 30 июня, не отвечая на телефонные звонки и ни с кем не встречаясь.

Мы не знаем и никогда уже не узнаем, о чём думал Сталин в эти два страшных дня. Зато мы совершенно точно знаем, что он придумал, сидя в одиночестве в пустом доме в Кунцеве. 3 июля 1941 г. Сталин наконец-то обратился по радио к своим подданным с большой речью. Отказавшись признать за собой хотя бы одну малейшую ошибку, он честно предупредил: «Войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной. Она является не только войной между двумя армиями». В той же речи от 3 июля 1941 г. прозвучала фраза, дающая первое представление о том, какими методами товарищ Сталин намеревается вести эту небывалую в истории истребительную войну:

«При вынужденном отходе частей Красной Армии… не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего. Колхозники должны угонять весь скот, хлеб сдавать под сохранность государственным органам для вывозки его в тыловые районы. Всё ценное имущество, в том числе цветные металлы, хлеб и горючее, которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожиться».

Прямое и точное выполнение этого приказа (а речь Сталина, к тому моменту уже назначившего себя председателем Государственного Комитета Обороны — высшего чрезвычайного органа власти в стране, — была именно приказом, обязательным к исполнению для всех) означало бы голодную смерть для 40 миллионов человек гражданского населения, оставленного отступающей Красной Армией на оккупированной территории. Приказ об истреблении всех запасов продовольствия не был (да и не мог быть) дополнен решением о поголовной эвакуации населения. О какой поголовной эвакуации людей могла бы идти речь, если с оккупированной территории не смогли вывезти даже артиллерийские склады (на которых было потеряно 16 млн. артвыстрелов и 8 млн. мин). (9) Вследствие хаоса и дезорганизации эта директива Сталина не была выполнена в полном объёме, но была в полном объёме использована гитлеровской пропагандой, выпустившей миллионы листовок на тему: «Сталин — убийца и поджигатель».

Голод — это ещё не самое страшное. Бесконечная череда войн, мятежей, набегов, неурожаев научила русского мужика «варить суп из топора». Лес, река, огород худо-бедно, но кормили и не давали умереть с голоду. Но в России бывает холодно, а зима 1941/1942-х гг., как на беду, выпала очень ранняя и очень морозная. Это обстоятельство также было принято во внимание. 17 ноября 1941 г. Сталин лично подписал Приказ Ставки Верховного Главнокомандования № 0428:

«…Приказываю:

1. Разрушать и сжигать дотла все населённые пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог. Для уничтожения населённых пунктов в указанном радиусе немедленно бросить авиацию, широко использовать артиллерийский и миномётный огонь, команды разведчиков, лыжников и подготовленные диверсионные группы, снабжённые бутылками с зажигательной смесью, гранатами и подрывными средствами…» (102)

К ноябрю 41-го порядка в армии стало больше, и этот приказ выполнялся с неуклонной настойчивостью. Вот, например, 25 ноября оперативный отдел штаба 5-й Армии (Западный фронт) составляет «Донесение о ходе выполнения приказа Ставки № 0428». Приложен перечень 53 сожжённых сёл и деревень. Честно и самокритично указано на отдельные недоработки («Кривошеино — сожжено частично, Брыкино — осталось 5–6 домов»). 21 ноября военный комиссар 53-й кавдивизии докладывает члену Военного совета 16-й Армии (Западный фронт) о том, что командование дивизии осознало и исправило свои прежние ошибки:

«Вы своим письмом № 018 указываете, что нами не выполняется приказ Ставки Верховного Командования Красной Армии об уничтожении всего, что может быть использовано противником, и что проявляем в этом вопросе ненужный и вредный либерализм. Должен отметить, что до получения приказа Ставки по этому вопросу мы действительно проявляли либерализм и противнику оставлялся хлеб, жилища и т. д. Сейчас в частях нашей дивизии этого нет. Только за 19 и 20 ноября нами сожжено четыре населённых пункта: Гряда — осталось только несколько несгоревших домов, Малое Никольское — полностью, посёлок Лесодолгоруково и Деньково — результат пожара мне пока ещё не известен, но лично наблюдал, как эти населённые пункты были охвачены пламенем… Ваши указания в дальнейшем будут выполняться с ещё большей настойчивостью…» (75)

Голодом и хладом не исчерпывался перечень «казней египетских», которые Сталин решил наслать на мирное население оккупированных районов, на стариков, женщин и детей, которых советское государство не смогло защитить от нашествия чужеземных захватчиков. Уже с начала июля по партийной и «чекистской линии» посыпался град приказов, директив, постановлений о развёртывании «всенародного партизанского движения». Так, 1 июля 1941 г. ЦК КП(6) Белоруссии выпустил директиву, в которой призвал «уничтожать врагов, не давать им покоя ни днём, ни ночью, уничтожать их всюду, где их удастся настичь, убивать их всем, что попадётся под руку: топором, косой, ломами, вшами, ножами… При уничтожении врагов не бойтесь применять любые средства — душите, рубите, жгите, травите фашистских извергов…» Нельзя не отметить, что эти призывы Белорусский ЦК рассылал из Витебска, куда он бежал 24 июня, за три дня до появления передовых отрядов «фашистских извергов» на окраинах Минска, бежал, не предприняв никаких усилий по организованной эвакуации населения и материальных ценностей.

От партийного начальства не отставало и начальство военное. 6 августа 1941 г. маршал Тимошенко — на этот раз в качестве командующего войсками Западного фронта — обратился «ко всем жителям оккупированных врагом территорий». Маршал и бывший главнокомандующий, растерявший свою армию, потерявший десятки тысяч танков, самолётов, орудий, призывал теперь безоружных людей к таким действиям:

«Атакуйте и уничтожайте немецкие транспорты и колонны, сжигайте и разрушайте мосты, поджигайте дома и леса… Бейте врага, мучьте его до смерти голодом, сжигайте его огнём, уничтожайте его пулей и гранатой… Поджигайте склады, уничтожайте фашистов, как бешеных собак…» (42, стр. 141)

Можно спорить о том, нашлась бы на свете армия, командование которой не ответило бы жестокими массовыми репрессиями на такие действия в отношении своих солдат («душите, рубите, жгите, травите, как бешеных собак»). Но не приходится сомневаться в том, что реакция командования вермахта и СС была легко предсказуемой. Однако советское руководство не просто отдавало себе отчёт в том, что результатом его призывов будут массовые расправы с населением, — оно стремилось к наступлению именно таких