Выпускаю собак!

Я готов разодрать их на части… Но эти субъекты уже исчезли! Дул ветер…

* * *

Хотя я действовал быстро, почти сразу же выставил этих, остряков за дверь, назавтра в редакциях и на верандах станут смаковать происшествие. Вы же знаете, любимое занятие всякой сволочи – пакостить ближним, о да!.. Он смеет!.. Он полил грязью нашего великого жреца, стоящего по сравнению с ним на недосягаемой высоте, вы только подумайте! Более того, он предъявляет претензии, его ограбили… бросили в тюрьму и т. д. и т. д., он инвалид войны на 75 процентов, получил медаль за военные заслуги задолго до Петэна.[5]

Проклятье! Я совсем слабо реагирую!.. Роюсь, перетасовываю бумаги… Нашел! Сверяю тексты!.. И никакого цитирования стихов!.. Скорее, пресс-конференция, я созываю журналистов… читаю! Текст Барьявеля.

«Я считаю, что двадцатый век знает сегодня только одного новатора, Фердинанда. Я бы даже сказал, только одного писателя. Надеюсь, ты не обидишься. Он выше всех нас. То, что его мучают и преследуют, это нормально. Ужасно писать такое, когда думаешь, что этот человек жив, но в то же время, именно потому, что он велик, нельзя не рассматривать его вне времени и вне обстоятельств, которые его угнетают. Я глубоко убежден, что если человек велик, тем более он пригоден для роли мишени, в которую летят стрелы со всех сторон, ранящие его. Спокойное существование – только для посредственностей, чьи лица неразличимы в толпе. Селин хотел бы вернуться в Париж или во Францию, и ты сделаешь все возможное, чтобы ему помочь, но скажи себе: где бы он ни был, его станут преследовать. Его желание обрести покой в каком-то другом месте – не более чем мечта. Он не найдет покоя нигде. Его будут преследовать до самой смерти, куда бы он ни поехал. Он это отлично знает. И ничего не может с этим поделать, как ничего не можем поделать и мы. Мы в силах только кричать при каждом удобном случае, что он самый великий, но, поступая так, лишь множим ненависть к нему ничтожеств и посредственностей, кастратов, всех тех, кто околевает от злобной зависти, как только их заставляют поднять головы, чтобы показать горные вершины. Имя им – легион».

Я не рассчитывал на большой эффект… но не вышло никакого! Наоборот!

– Его Барьявель. о-ля-ля, такой же прогнивший до мозга костей, как он сам! И его в ту же канаву!

* * *

Снова др-р-р-ин!.. Телефон… на сей раз это уж действительно чересчур! Мольер умер оттого, что его достали… Поклен!.. Поклен! Эта маленькая интермедия! Пожалуйста!.. И этот балет!.. Людовик XIV дает большой бал! Нынче вечером!.. Две тысячи кувертов! Именно сегодня вечером! Мольер умер, когда его потревожили… он должен был бы ответить: да пошел ты ко всем чертям!.. На галеры, Поклен!.. Чересчур мягкий, он умер на сцене, выхаркивая свои легкие, истекая кровью из-за собственной покладистости… Я знаю, что меня ждет, лично меня, а не Мольера, если буду изнурять себя ради Бена Ахилла…[6]

Я должен передохнуть, это уже слишком… Др-р-р-ин!.. Новый звонок! «Фигаро»! Мой постоянный клиент. Как она быстро рушится, моя передышка! Их некрология… мое лакомство! И почему это богачи могут наслаждаться жизнью в старости, да еще как!.. Невероятно!.. В своих замках, покуда их не призовет Бог. 80… 90… 100 лет! Благополучные до предела… Кавалеры орденов первой степени во всем… И Гроб Господень!.. И пышные похороны… помазанники Божий, епископ, префект, профсоюзы и сам черт в своей колеснице…

Любимая моя «Фигаро»… мое отдохновение!..

Я подвизался за определенную плату… ежедневно поставлять им пять колонок поучительного текста о покойниках… заметьте, я веду эти колонки не один год… Я ищу грязного коллаборациониста, зарытого среди… погребенных с почетом, благословленных… Сколько же трупов похоронено без святого причастия, без певчих… в вонючей земле… безымянными… таким же был и Поклен… А я, когда уже полностью истреплюсь, лягу под семейной плитой на Пер-Лашез… Папа, маман, я…

Милая «Фигаро»! Моя потеха!.. Веселье бывает не только в некрологии! Есть и другое!.. Новости из бывших колоний… Как новоиспеченные избиратели намереваются обезглавить, поджарить замешкавшихся белых… о, безо всякой задней мысли, Боже упаси, никакого расизма! Просто слопать с солью!.. Никакой свастики в Томбукту! Коричневая чума косила всех только в Германии, это всем ясно раз и навсегда!.. Адольф мертв? Посмейтесь еще раз! Со времен Бисмарка все канцлеры – великие, малые, молодые, старые, архистарые – чокнутые! Забавный недуг этой удивительной страны! Последний из них, недееспособный, отправляется в крестовый поход! Европа во власти гойских погромов! Десятки тысяч зарезанных на тротуарах! Ночью! Антирасисты!.. Я этого не увижу. Быть может, увидите вы? Ах, эта Германия, у нее всегда безумные мечты!..

Д-р-р-р-ин! Еще кто-то звонит! О чем я думаю? Разговариваю сам с собой!.. Нет, нет! Телефон! Опять! Но мне с ними не о чем говорить. Да, именно так!..

– Алло, алло! Нет, месье, наше дельце лопнуло. Мы все подчиняемся высшим силам.

– Что?

– Да, все! Позвольте мне, я вас очень прошу, окончить эту маленькую историю!

– Название, мэтр? Название?

– Для какой газеты?

– «Ля суре» [7] – коммуни-скорее- христианская!

– Браво!.. Браво!

– Скажите же название!

– «Балаган»!

– Для кино?

– Конечно!

– А звезды будут?…

– Лопатой греби!

– Назовите, назовите, мэтр!

– Чего вы добиваетесь? Звезды, светила, небеса! Дельфы творили своих богов, Рим созидал исключительно святых, а мы пошли дальше, штампуем по сотне звезд в неделю!.. Больших, маленьких, средних… Увидим!.. Дринь! Я обрываю разговор. Еще звонок. Я больше не отвечаю.

* * *

Вот и Рождество!.. Я говорю себе: пускай меня оставят в покое! Об этом мечтают совсем уж дряхлые хрычи… чтобы их оставили в покое… Да здравствует Рождество… не особенно радостное, вам больше нечего дарить и вы не ждете никаких визитов… Свобода! Да здравствует Рождество! Никого за это не нужно благодарить! Слава Рождеству!

Баста! Звонят!.. Раз, другой, третий, не по телефону… У калитки! В нижней части сада, трижды… Конечно, я могу прикинуться глухим, я не слуга… Гав! Гав! Все собаки подключились, это их ремесло… их четыре, маленькая и три большие… Они любят шум! А этот негодяй все трезвонит? Может, нищий? Привет! Будь ты неладен! У меня уже достаточно забрали, меня бессовестно ограбили, унесли все, продали на Блошином рынке, растоптали публично! Мудак, что все отдал!.. За всю жизнь! Ох, я бы хотел, чтобы мне все вернули!.. Бывают ограбленные, которые все себе возвращают, я не из их числа! Я из тех. которые вечно должны!.. Гав! Упрямец у решетки выдал уже не меньше десяти трелей, он развлекает собачек… плохи дела. Рождество!.. Да, я забыл, еще льет как из ведра! Он промокнет насквозь, этот хам… о, это его не смущает!.. Знай себе трезвонит. Но вот беда – соседи! Если и там поднимется лай… Они имеют право на покой… десять лет! Двадцать лет!.. Черт возьми! Это серьезно! Лучше мне выйти. Спущусь к калитке, прогоню нахала! Решительно и быстро!.. Ничего не вижу, право… Вот что-то смутно… Какая-то фигура в черном… в сером…

– Убирайтесь прочь! Проходимец! Живо! Подлец! Мерзавец!

И я лаю! Вместе с собаками! Гав!.. И я рычу… Р-р-р… Готовый кусать! Могу сказать, что наш ансамбль в четыре голоса слышно далеко! Р-р-р… Аж до Отейя!.. Ну и веселенькое Рождество! От Сены отражается эхо, вообразите только! Хорош рождественский ужин! Но этот хам и не собирается уходить. Он ко мне обращается, цепляется за калитку…

Вы читаете Ригодон
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату