– Пойду, – пожал он плечами. – Зачем?
Я засмеялся – ответ был вполне в его духе.
– Понимаешь, я весной хочу идти в Грецию. Надо бы заранее разузнать, что там к чему. Возьми Басса, Олега Крыгина – и посмотри. Йенс на карте ничего не показал, они там не были.
– Сделаю, – кивнул Сергей. – Давай-ка еще!
– Позже. – Я поймал брошенные Бэном клинки. – Ну, есть желающие?..
…Санек, как и все остальные, многому научился. Пожалуй, он даже ловчей меня владел двумя руками. Я замахнулся для рубящего удара сверху в голову палашом – Саня мгновенно вскинул дагу, но я не ударил, в самый последний миг дернув палаш назад и вниз – так, что он образовал с моей же дагой букву Х. В ее развилку попала выброшенная мне в грудь валлонка Сани, и я, сделав дагой такое движение, словно что-то соскребал со своего палаша, отбросил ее в сторону. Одновременно моя рука с палашом дернулась назад, вперед – и кончик клинка замер в сантиметре от груди Сани, который даже не успел опустить вскинутую над головой дагу.
– Если сделать это быстро, – отвел я клинки в стороны, – то такой удар неотразим… Коль, займись со всеми самбо. – Я вонзил клинки в снег и, достав из перевязи два метательных ножа, отошел к мишени. Тут же через куртку пробрался холод.
Последнее время я усиленно тренировался в метании и делал успехи. С кистенем – что-то не получалось, а вот ножи слушались меня все лучше и лучше. Но сейчас, бросив все три (и попав в цель!), я закончил тренировку и, подобрав оружие, пошел в пещеру, успокоительно махнув рукой в ответ на полетевшие в спину вопросы.
Девчонки поднялись, но вели себя достаточно вяло, как-то неактивно готовили завтрак и вообще больше делали вид, что занимаются делами. Танюшка вообще ничего не делала, если не считать того, что с вдумчивым видом играла с Ленкой Чередниченко в шахматы, недавно сделанные Колькой.
– Кто выигрывает? – спросил я, подходя и присаживаясь рядом.
– Первую играем, – ответила Ленка.
Танюшка мельком посмотрела на меня и, зевнув, уставилась в доску, расчерченную на плоском камне.
– Тань, я вот думаю, – вновь попытался я затеять разговор, – у нас где-нибудь толстая кожа есть?
– Есть, – отрезала она, – у тебя. Своя собственная.
Я убито вздохнул. Последнюю неделю Танюшка была какая-то взвинченная и всем недовольная. Когда я попросил ее постирать плавки – она их тщательно намочила в холодной воде и этот тяжелый, мокрый, ледяной комок бухнула мне на живот. На голый, между прочим. Не знаю, что на этот счет подумали другие, а я почему-то даже обидеться не смог.
– Олег, – уже в спину окликнула меня Танюшка. Я обернулся. – Нет, ничего, иди.
Я ушел не сразу. Какое-то время глядел на нее – и она отвела глаза.
Вадим догнал меня метрах в двухстах от нашего лагеря. Это было не особо трудно – я и на настоящих-то лыжах ходил так себе, а уж на самоделках… А вот он лыжником всегда был неплохим, что и доказал сейчас, легко меня настигнув и двинувшись рядом. Молча, ровным спортивным накатом. Я тоже помалкивал, отмахивая руками, только уныло.
В молчании Вадима было сочувственное понимание. Это меня бесило. Потом он сказал:
– Смотри, как вытерло.
Я глянул, куда он указывал, – на свое бедро. Чтоб удобней было идти на лыжах, я подвернул полы сделанной Танюшкой зимней куртки, и Вадим показывал на то место, где ножны палаша стерли кожу штанов до белесого цвета.
– Да, – равнодушно ответил я.
– Пусть Танька заплату поставит, – сказал он.
Я усмехнулся:
– Танька… Кто она мне, чтобы штаны латать? Сам сделаю…
– Олег, – очень серьезно сказал Вадим, – я вот понять не могу. Ты такой умный парень. И такой дебил в некоторых вопросах.
– Да? – не обиделся я. Мне было как-то все равно. – Ну например?
– Сергей на год почти младше тебя, – продолжал развивать свою мысль Вадим, – а они с Ленкой еще осенью подо всеми кустами в округе траву поукатали.
– Знаю, – лениво ответил я, – какой бы я был князь, если б не знал… И, между прочим, знаю и про вас с Наташкой. Только молчу, потому что это ваше дело.
Вадим намек, кажется, понял, но не унялся:
– Да я не об этом… Ты что, не понимаешь, за что она на тебя взъелась?
– Нет, – честно ответил я.
Вадим сделал большие глаза и постучал по лбу (своему) кулаком:
– Ну ты и ку-ку.
– Хороший звук, – заметил я, – постучи еще.
Он не преминул стукнуть меня в лоб и заявить:
– Звук еще лучше. Чистый дуб. Мореный. Она за тебя боится, а ты мало того что лезешь на рожон – вспомни, что ты отмочил, когда мы отбивали урса?! – так еще и ведешь себя как нерешительный кретин. Ты ее целовал?
– Не пользуйся тем, что я хуже хожу на лыжах, – попросил я.
– Не могу видеть, как на корню засыхает мой лучший друг. Не лопух, чай… И вообще – поехали-ка обратно, – предложил он, – завтрак сейчас. Или ты к братьям-славянам завтракать намылился? Так это мы только к следующему завтраку поспеем, не раньше…
Я остановился, откидывая капюшон.
– Нравится она мне, Вадим, – признался я. Он смотрел серьезно и понимающе. – Люблю я ее. Давно. Оттуда еще. Она косо глянет – и мне плохо. Улыбнется – в душе все поет. Понимаешь? Ведь у тебя есть Наташка…
– У нас с ней все не так… – возразил Вадим. Низачем стряхнул снег с большой разлапистой ветки. – Романтик ты, Олег. Ну, может, и она – тоже… Все. Не буду тебе больше ничего советовать. Но правда – идем обратно. Скоро Новый год, Олег. Глядишь, что-то у вас наладится…
…Танюшка нашла меня, когда я устраивал в импровизированной стойке свои лыжи. Подошла, тихо спросила:
– Зачем тебе кожа, Олег?
Я повернулся к ней. В зеленых глазах была чуточка виноватости, скрытая за деловитостью, как за дырявым плетнем.
– Куртку себе хочу сделать, – пояснил я, – доспех такой, как у ребят Лешки. Вон, Сморч делает такой.
– Есть толстая кожа. – Танюшка кивнула на закрывающую вход на склад плетенку, обтянутую шкурой. – Там. Я принесу.
– Спасибо, Тань, потом. – Я покачал лыжи, удостоверившись, что они стоят прочно.
Из всех Новых годов в своей жизни я только один – в третьем классе – встретил не дома, лежал в больнице на операции. Помню, что мне было мало того что плохо после анестезии, но еще и обидно, что Новый год встретят без меня. Этот праздник для меня всегда был «домашним». Я и подумать не мог, что когда-нибудь придется встречать Новый год –
Я понимал, что эти ребята и девчонки вокруг – они теперь и есть моя семья. Они на самом деле были моими друзьями. Но мне вдруг стало почему-то почти физически тошно от предпраздничной искренней суеты, от радостных лиц, а самое тяжелое – некуда было уйти от всего этого. Просто уйти в комнату и закрыть за собой дверь.
Все общее. Казарма…
Ох, как же плохо мне было в последний день старого, уходящего, 87-го года… Вдвойне плохо от того, что я должен был делать вид: мне тоже весело, мне хорошо, все просто здорово…
…Девчонки нас отпихнули от «стола» окончательно и бесповоротно. Сами они при этом носились, как
