Стихотворения

Ужель угасло пламенное слово
сурового аббата из Клерво?
Презренное, оно зовет нас снова,
как вздох пустыни, тяжко и мертво?
Ужель бесплодны муки падших братии,
вассалы Девы, дети Божьей рати?

IX.

Наш белый Град, Иерусалим Небесный,
сойди на нас, как дождь из белых роз,
как Божий гром, как сладкий гимн воскресный;
чтоб дуновенье Духа пронеслось,
и пусть стеной незыблемой над бездной
восстанет вновь строй рыцарей железный!

X.

Спасенье есть! Мы ждем, мы жаждем чуда,
и с каждым днем все явней между нас
видение священного Сосуда.
в который Кровь святая пролилась;
пусть вся земля отчаяньем объята,
к нам не замедлит зов из Монсальвата.

XI.

Да, не иссяк источник благодати,
раздастся снова вещий зов, и вот
вождь солнечный сберет святые рати
и на Восток проклятый поведет,
и снова слезы радости прольются,
и вкруг креста вновь розы обовьются.

XII.

Но где же он, от века всеми жданный,
кто поведет безгрешные полки,
зажжет сердца любовью несказанной,
преодолеет воды и пески?
И вот уже гремят повсюду клики:
— Он между нас, бесстрашный и великий!

XIII.

И светлый Вождь, священной полон муки,
моля себе у Господа костер,
младенческие, пастырские руки
вдруг над толпой рыдающей простер,
он все сердца зажег одной любовью —
«Да долг святой уплачен будет кровью!»

XIV.

Как пламена горят его стигматы,
он меч и факел, человек и крест,
он созвал рать и на Восток проклятый
ведет мужей, читая знаки звезд,
все тетивы и все сердца нацеля;
над ним простерты крылья Анаэля.

XV.

Чтоб силы дать его священной рати,
чтоб полумесяц вражий превозмочь,
его двенадцать рыцарей и братии
склоняются пред Чашей день и ночь;
нисходит к ним, сияя, Голубь белый,
простерши крылья над вселенной целой.

XVI.

Здесь рыцари, раскаяньем томимы,
на грудь свою слагают красный крест,
там с гимнами проходят пилигримы,
в далекий путь спеша от милых мест,
вновь стали чисты все сердца и взоры,
и от рыданий дрогнули соборы.

XVII.