Вот белизны чистейшая усладавсе облекла в серебряный покров,и сердце чуть трепещет, как лампада;легко струится покрывало снов,Твоих огней влекомо колыханьем,и млечный серп в венце из облаков.К Твоим стопам приникнул с обожаньем.Ты дышишь все нежнее и грустнейнеиссякаемым благоуханьем.И все благоухает, скорбь огней,печаль к Тебе склоняющихся сводов,восторг к Тебе бегущих ступенейи тихий ужас дальних переходов…Вот, трепетом переполняя грудь,как славословья звездных хороводов,благоволила Дама разомкнутьсвои уста, исполнена покоя:«Я — совершенство и единый путь!..Предайся мне, приложится другое,как духу, что парит в свободном сне,тебе подвластно станет все земное,—ты станешь улыбаться на огне!..Мои благоухающие слезыне иссякают вечно, и на мнеблаговоленья Mater Doloros'bi.Люби, и станет пламя вкруг цвестипод знаменьем Креста и Белой Розы.Но все другие гибельны пути!..Покинув Рай, к тебе я низлетела,чтоб ты дерзал за мною возойти,бесстрашно свергнув грубый саван тела!Да будет кровь до капли пролита,и дух сожжен любовью без предела!..»Замолкнула… Но даль и высотапоколебались от небесных кличей,и я не смел пошевелить уста,но сердце мне сказало: «Беатриче!»
На «Vita Nuova» Данте
Из О. УайльдаСтоял над морем я, безмолвный и унылый,а ветер плачущий крепчал, и там в тениструились красные, вечерние огни.и море пеною мои уста омыло.Пугливо льнул к волне взмах чайки длиннокрылой.«Увы! — воскликнул я. — Мои печальны дни,о если б тощий плод взрастили мне они,и поле скудное зерно озолотило!»Повсюду дырами зияли невода,но их в последний раз я в бездны бросил смелои ждал последнего ответа и плода,и вот зажегся луч, я вижу, онемелый,восход серебряный и отблеск нимбов белый,и муки прежние угасли без следа.