Гаснет елки блестящий убор,снова крадутся страшные тени,о дитя. твой измученный взорснова полон дремоты и лени.В зале слышится запах смолы,словно знойною ночью, весною,гаснут свечи, свеча за свечою,все окутано крыльями мглы.Дрогнул силою вражьею смятыйоловянных солдатиков ряд,и щелкун устремляет горбатыйсвой насмешливо-старческий взгляд.Темнота, немота, тишина,лишь снежинки кружат у окна;спят забыты в углу арлекины;на ветвях золотой паутинычуть мерцает дрожащий узор!Гаснет елки блестящий убор,но, поникнув, дитя не желаетзолотого обмана свечей,и стальная луна посылаетпоцелуи холодных лучей.Ель. задумавшись, горько вздохнула,снова тени на тени легли,нам звезда Вифлеема блеснулаи опять закатилась вдали!
Мотылек
Посмотри, как хорош мотылек,как он близок и странно далек,упорхнувший из Рая цветок!Легких крыльев трепещущий взмах,арабески на зыбких крылах —словно брызги дождя на цветах.Я люблю этих крыльев парчу,улететь вслед за ними хочу,я за ними лишь взором лечу.Уноси, золотая ладья.взор поникший в иные края,где печаль озарится моя.Но по-прежнему странно-далек,ты скользишь, окрыленный челнок,как цветок, что уносит поток.Что для вестника вечной веснынаши сны и земные мечты?Мимо, мимо проносишься ты.Кто же сможет прочесть на землебуквы Рая на зыбком крыле,что затеряны в горестной мгле?Я сквозь слезы те знаки ловлю,я читал их в далеком краю:— Все мы станем, как дети, в Раю!
Berceuse
Наташе Конюс
В сердце обожание,сердце в забытьи,надо мной дрожаниеМлечного пути.Счастье возвращается:я — дитя! Ужельподо мной качаетсята же колыбель?