знаю. Если тебе не трудно, можно я поплачу в одиночестве? Обещаю не хлюпать носом. Разве что совсем чуть-чуть. Ты позволишь эту маленькую слабость своему глупому никчемному старому мужу?
— Везут, мой господин, — сказал лейтенант от окна.
Иерон откинулся на подушку. Не успел сбежать, значит. Хорошо.
Великий Эсторио выглядел бледным, но держался неплохо. С достоинством. Увидев барона, лежащего на кровати, жонглер замер на мгновение, затем низко поклонился.
— Господин барон?
— Кажется, я немного похудел, лекарь? — Иерон закашлялся. Виски сводило в предчувствии скорого приступа. Барон еще днем приказал убрать из комнаты любые цветные вещи, чтобы потянуть время. Но, кажется, времени уже не осталось — запах горелого воска стал невыносим. Проклятые краски скоро просочатся под дверь или в щель окна. Уж они придумают, как это сделать. Темно-красный или оранжевый. Или желтый. Да, желтый хуже всего.
Жонглер подошел и сел рядом с кроватью, деловито взял барона за запяcтье. Иерон слышал, как в висках бьется сердце. Какая у меня худая рука, надо же, думал он. Это точно моя рука?
— Давай свое лекарство, лекарь, — сказал барон, не выдержав. — Слышишь?
Эсторио молчал, отсчитывая удары. Так же молча достал трубку и стал слушать дыхание барона. Он же жонглер, подумал Иерон в раздражении, какого черта он делает? Зачем ему эти лекарские штучки? Еще бы на латыни заговорил, честное слово…
Наконец, жонглер закончил.
— Где твое лекарство, лекарь?!
Эсторио покачал головой. Увы.
— Поздно? — барон прикрыл глаза, усилием воли не давая краскам обостриться. — Жжжаль. Тогда беги, лекарь! Я тебя прошу. Очень быстро беги — до самой границы. И дальше. Иначе, когда припадок закончится, ты увидишь перед собой разочарованного тирана… Ты когда-нибудь видел разочарованного тирана, лекарь? Это жуткое зрелище. У нас, тиранов, отвратительный характер. Мы брызжем слюной и велим страшно пытать любого, кто посмел нас разочаровать. Возможно, мы даже пожелаем содрать с ублюдка кожу. Или посадить негодника на кол… как тебе это понравится?!
Великий Эсторио молчал.
Барон прикрыл глаза ладонью. Медленно выдохнул.
— Ничего, — сказал он. — Все хорошо, лекарь… Позови сюда Перегорио.
— Мой господин, — сказал голос от дверей.
— Через полчаса мы выезжаем, лейтенант. Приготовьте лошадей.
— Я дам вам укрепляющее, — сказал Эсторио, когда лейтенант вышел. — Я… я хотел бы сделать больше… Я…
— Ты все сделал правильно, лекарь.
— Не называйте меня так.
— Почему? — барон выпрямился на кровати. — Почему я не должен этого делать?
Эсторио стоял бледный.
— Отвечай, лекарь! — властность хлестнула, как плетью. Жонглер ссутулился.
— Я… потому что я…
— Потому что ты — не настоящий лекарь, так? — Иерон усмехнулся, откинулся на подушку. Какая замечательная шутка. Жаль, что напоследок. — Ну, это не новость.
— Вы знали?! — жонглер выглядел потрясенным.
— Конечно. Неужели ты думал провести человека, который лгал полжизни? А другие полжизни скармливал виселице насильников, воров и мошенников? Я с самого начала это знал, лекарь.
Молчание.
— Вы меня убьете?
— Кажется, на этом вопрос я уже отвечал. Не заставляй меня скучать.
В глазах жонглера появилось понимание. Молодец, умный мальчик.
— Что мне делать?
— У тебя хорошие глаза, — сказал барон, — ты многое ими видишь. Именно поэтому ты до сих пор жив. Ты рассказывал мне о проклятье, ты думал, что складно врешь… ай, складно! хотя на самом деле говорил правду. Вот ирония, а? Мошенник, плут! А чувствовал сердцем. У тебя талант, лекарь. Но есть ли у тебя шанс? Как думаешь?
Жонглер выпрямился.
— Я… я научусь.
— Мало. Еще одна попытка.
— Я очень хорошо научусь. Я стану настоящим лекарем, клянусь!
— И этого мало. — барон смотрел в упор. — Ну, какой из тебя лекарь? Смех один.
— Да пошли вы!
Несмотря на подступившую боль, Иерон засмеялся.
— Наконец-то правильный ответ.
— Ты меня оплакиваешь, лекарь? Не надо.
— Не вас. Хорошего человека, которому плохо.
Барон засмеялся — хриплым каркающим смехом, тут же остановил себя. Слишком уж похоже на рыдание. Он облизнул сухие губы. Тело опять стало чужим и неподатливым — «болван» на костяке. Марионетка на пальце из раскрашенного ящика. Интересно, какая из масок — моя? Разумеется, Барон? Или Убийца? Я ненавижу убийц.
— Прощай, лекарь. Лейтенант!
УБИЙЦА (вытирая нож)
Мне неприятно об этом говорить, господин барон, но вы умираете.
БАРОН молчит, дурак.
Глаза у него были молодые — словно лицо старика, как оболочка, надета на гусеницу и скоро вылупится бабочка. А под коконом скрывалась не бабочка, там было нечто серое и бесформенное. Никакое.
Иерон посмотрел на «мотылька», на украшенный серебром пистолет. Забавно. Выйти живым из драки с ландскнехтами, чтобы нарваться на засаду рядом с уборной. Хорошо, хоть облегчиться успел. Славная была драка. Почти как в прежние времена. Это же надо — встретить в такой дыре приятелей Вилли Резателя, повешенного с год назад! Хотя, с другой стороны, где, как не в такой «дыре», их можно встретить?
Кажется, пора подавать реплику? Так выражаются актеры?
Он сказал:
— Я не люблю наемных убийц.
— А каких убийц вы любите, барон? — парировал человек с пистолетом.
Иерон молчал. В полутьме сарая его лицо казалось вылепленным из гипса — убийца тоже медлил, ожидая, видимо, какого-то подвоха от пленника. Тогда барон сам шагнул на табурет.
— Как это надевается? Так?
Убийца кивнул.
Веревка оказалась шершавой и грубой — такая обдерет горло, ничего, наплевать, нашел о чем думать. Барон подтянул узел, чтобы веревка плотнее прилегла к коже.
— Хоть бы подсказывал, остолоп, — сказал он убийце раздраженно. — Кто тут, в конце концов, кого вешает? Ну! Давай!
— Эта позорная смерть… — начал убийца. Похоже, у него была заготовлена целая речь.
— Черта с два, — откликнулся барон. — Многих по моему приказу повесили — до сих пор никто не
