процессом. Я присела рядом, как всегда, для начала окинула «поле деятельности» пристальным взглядом — и не поверила своим глазам. Что это еще за …?!!
Дело в том, что кроме внешних повреждений в данном организме сильно пострадала печень, принявшая на себя удар коварного яда и работавшая все это время, как провинившийся каторжник на галерах, избавляя вышеупомянутый организм от последствий отравления. Ценой основательных усилий мне удалось привести в порядок этот жизненно важный орган, и вот уже несколько дней никаких отклонений не наблюдалось, а теперь… характерный абрис печени просто полыхал тревожным ярко-алым цветом.
Я, все еще не веря «зрению», повела раскрытыми ладонями над распростертым телом, с досадой отмечая болезненную пульсацию и заметив мимоходом, как всполошенно переглянулись тут же примолкшие дружки.
— Та-а-ак!!! — Я сурово сдвинула брови. — И что бы это значило?!
— Что? — невинно поинтересовался пациент, преданно глядя мне в глаза.
— Ты мне тут своими дивными ресницами не хлопай, а то костер задует! — ласково посоветовала я. — Что это с твоей печенью творится, гражданин болящий?!
— А ничего! — радостно сообщил «болящий», для верности тоже пощупав сомнительный регион. — По-моему, все в порядке.
— А по-моему — нет! — не менее радостно улыбнулась я, не обращая внимания на то, как передернуло притихшего волка от моей улыбки. — Какой, к …, порядок, если тут полный …! Она же у тебя прямо-таки о ребра бьется и кричит «караул!».
Принц недоуменно пожал плечами, но, видя, как моя улыбка становится еще более ласковой, отвернулся с обиженной миной и стал с повышенным вниманием изучать неровности на ближней стене. Я обратила полыхающий праведным гневом взор на его дружка — и вот уже волк тоже срочно занялся поиском каких-то неведомых знаков на другой стене, заглядывая между делом и на потолок.
— Вот, значит, как. — Голос мой звучал тихо и проникновенно как никогда. — Я, значит, из кожи вон лезу, наизнанку мясом кверху выворачиваюсь, чтобы помочь, а вы… А вы, значит, чуть я за двери, бегом спешите вредные для здоровья деликатесы потреблять? Так уж стало невтерпеж?! — Я обернулась в сторону дракона, скромно лежащего в своем уголке. — Они как, все копченое сало стрескали в два грызла или осталось хоть немного?
Гром фыркнул и повел глазом в сторону кладовой, а Ворх возмутился до глубины души:
— Ну и к чему такие-то поклепы? Твою долю мы не тронули! И вообще…
Он осекся, заметив, как сузились мои глаза, да и выражение лица у меня, надо полагать, было то еще. Я встала и демонстративно смерила его взглядом, считая про себя до десяти: смех смехом, но происходящее разозлило дальше некуда.
— Если ты действительно подумал, что меня волнует возможность неравного раздела имеющихся в наличии продуктов питания, то ты еще больший дурак, чем иногда кажешься! — отчеканила я, глядя на него сверху вниз. — Можете заглотать все, что видите, и друг другом закусить, но в таком случае помощи от меня больше не ждите! — Я медленно сделала глубокий вдох-выдох, снова считая до десяти, потом обратилась уже к принцу, молча глядевшему на меня во все глаза: — Понимаю, тебе надоело «все на пару» и кашки-простоквашки, но мог бы и головой подумать, прежде чем отправлять под хвост чертям всю мою работу, которая мне, между прочим, дается не так легко и весело, как хотелось бы!
Я резко развернулась и, сопровождаемая скорбными взглядами дружков-обалдуев, ушла от притихшей компании в кладовую. Так и есть: налицо недостача копченого сала, жареных грибов, да и большая крынка, в которой хранилась до жути острая приправа, обожаемая шушками, пуста почти наполовину. Что называется — отвели душу. Да шайтан бы с этим провиантом, лишь бы на здоровье, но тут как раз не тот случай…
Сердиться долго и всерьез на эту парочку пещерных партизан я, конечно, не собиралась, но устроить разнос таки следовало — чтобы впредь неповадно было игнорировать мои ценные указания! Сдвинув брови еще суровее и скрестив руки на груди, я грозовой тучей выплыла из кладовки, остановилась и обвела испепеляющим взглядом примолкшую аудиторию. Гром поспешил отвернуться, для верности прикрыв голову крылом. В дальнем углу заинтересованно притихли шушки. Оставшиеся без поддержки непослушные мальчики попытались изобразить чистосердечное раскаяние, причем у волка это получалось намного лучше. У принца же, судя по всему, из эмоций преобладало праведное возмущение по поводу моего затянувшегося террора.
— Вы ничего не хотите мне сказать? — вкрадчиво поинтересовалась я.
Ворх (вот ведь паршивец!), безошибочно уловив перемену в моем настроении, тут же отреагировал — завилял хвостом по-собачьи, состроил умильную физиомордию и жалобно заныл:
— Не сердитесь, тетенька! Лучше сразу кочергой побейте, только не смотрите так, а то я рискую в расцвете лет скончаться от жестокого припадка раскаяния…
Гром в своем углу громко фыркнул, шушки залились довольным смехом, но я держалась, как Брестская крепость.
— Значит, так, — веско проронила я, дождавшись «тишины в студии». — Еще одно подобное поползновение к самостоятельности в неурочное время — и я умываю руки! Сами лечитесь как умеете, а уж я не то что пальцем не шевельну — и глазом не поведу, хоть умирайте на пороге!
— Так и оставишь?! — ужаснулся Ворх.
— Еще и сверху наступлю и попрыгаю, чтобы остаток жизни медом не казался! — твердо пообещала я, глядя в упор на них обоих сразу.
Принц ничего не сказал, только плечами повел, словно ему вдруг стало холодно в натопленной пещере.
— Все ясно?
Синхронный кивок был мне ответом.
— На первый раз — так уж и быть! — прощаю, — милостиво улыбнулась я, — но простоквашу будете сегодня есть оба. Двойную порцию!
— Это после сала?! — попробовал возмутиться серый хищник, но я улыбнулась еще шире:
— Ну что же я, монстр какой, садистски настроенный? Вечером, перед сном…
Оба страдальчески закатили глаза, но я уже повернулась к ним спиной и твердым шагом удалилась к себе в «норку» — смеяться.
Так мы и жили — с переменным успехом, но разнообразно. Наши совместные усилия вскоре стали приносить ощутимые плоды — Дин шел на поправку с какой-то крейсерской скоростью. Сначала быстро уставал, мало говорил, да и голос долго еще оставался слабым и хриплым. Потом стал садиться на постели без посторонней помощи, правда, от кормежки с ложечки отказываться не торопился (и сильно подозреваю, что дело было вовсе не в дрожании выздоровевшей руки!). Перестал впадать в беспамятство, но еще некоторое время засыпал неожиданно и сразу — будто из розетки отключался, причем спал подолгу и крепко, не добудишься. Да я и не пыталась этого делать: в конце концов, организм сам знает свои потребности, а если вдруг что изменится в состоянии, так и на расстоянии почувствую.
Просыпался он тоже когда как, но я всегда об этом узнавала сразу, потому что даже спиной ощущала его пристальный взгляд, который, честно сказать, меня сильно смущал. Сначала Дин смотрел на меня настороженно и недоверчиво, потом — испытующе-внимательно, словно пытался решить для себя какую-то сложную задачу, и чем дальше, тем чаще — с каким-то странным выражением, которое лично я для себя сразу не определила. После же приглядываться было как-то неудобно. Да и Бог с ним, пускай себе смотрит, как хочет, лишь бы поправлялся!..
Как-то мы с Ворхом — больше для смеха — затеяли перебранку с небольшой потасовкой, которая закончилась тем, что я под аккомпанемент своей прочувствованной нецензурной речи вытянула его по хребту полотенцем и пообещала оторвать уши самым болезненным из всех известных мне способов. Волк отбежал на безопасное расстояние и довольно хихикал, зная, что мне в жизни его не догнать, а посему он мог почти безнаказанно дразниться, вывесив свой язык без костей на всю длину, как розовый флаг. «Почти» — потому что возмездие было неминуемым, просто на некоторый срок откладывалось по техническим причинам. Я запустила в него поленом, промахнувшись ну самую малость, погрозила кулаком, отвернулась и… замерла, встретившись глазами с Дином.
Парень улыбался. Впервые за все это время… Его слабая улыбка просто пригвоздила меня к месту.
