индоктринации. В консультировании часто бывают случаи, когда любовь к мертвым препятствует приобретению радости при жизни. Возможность второй любви бессознательно рассматривается как грех, и любые попытки реально вступить в любовные отношения оказываются заблокированы эмоциональными представителями греха: страхом, отвращением, чувством вины и стыдом. Это состояние рационализируется примерно так: «Такого, как мой муж, уже не будет!», «Мне кажется, что я ему изменяю и виновата перед ним, ведь я давала слово хранить верность!». Эти симптомы усиливаются, если они поддержаны сильным конфликтом в бессознательном.
Но было бы неверным искать источники эмоциональных барьеров, действующих в нас, только в недрах нашего архетипа и в атавизмах магического мышления. Они могут быть и в нашем легко обозримом опыте. Страх и отвращение, которое испытал человек в ситуации оценивания однажды, например в начальных классах школы или еще раньше, может проявиться в виде страха перед экзаменом, который не зависит и от осознанной вероятности успеха, от степени подготовленности и даже отношения экзаменаторов. Это часто является следствием воспитательных усилий родителей, которые хотят из нас сделать добросовестных и преуспевающих граждан. Рутинное повседневное вмешательство, лишение свободы принятия решений, постоянные нотации могут постепенно сформировать эмоциональный барьер к той деятельности, которая является объектом повышенного внимания родителей. Наверное, каждый из нас без труда может выявить в себе источники внутренних препятствий, если не поленится вспомнить свой опыт общения с родителями в связи с данной деятельностью. Например
— Я прекрасно понимаю, что порученное мне дело важно, существенно, нравственно, что его нужно исполнить добросовестно. Но все дело в том, что я не могу его делать. Мне каждый раз (45:) приходится себя принуждать, заставлять. Должен же быть этому конец! Но бывают случаи, когда я, например, в течение двух недель не смог написать сочинение, но за два дня перед тем, как его нужно было сдавать учителю, я нахожу в себе силы, чтобы начать его и в один присест закончить,— говорит мне десятиклассник.
Я его попросил рассказать, о чем он думал в те два дня перед тем, как сесть за сочинение. Он ответил:
— Я думал, что у меня в распоряжении еще четыре дня и эту неприятную работу можно отложить по крайней мере еще на два дня.
Когда я спросил его о том, что он думал в момент, когда все-таки сел за свой письменный стол с намерением начать сочинение, он мне ответил:
— О чем я мог думать? Конечно, о возмездии, которое последует немедленно за несдачу сочинения в срок. Мне было даже противно представить, что и как будет происходить. Поэтому я решил все-таки начать работу. Оказалось, для этого нужно только два вечера. Причем это занятие было даже приятным.
— Каковы же эти приятные ощущения?—спросил я.
— Во-первых, у меня прошел страх перед возмездием, а во-вторых, я получил истинное удовольствие от новых мыслей и неожиданных выводов, которые сделал. В общем, у меня получилось совсем неплохо,— добавил он с удовлетворением.
Что же ему мешало вовремя приступить к приятному занятию? Читатель, внимательно ознакомившийся с тем, что мы уже знаем о «человеке привычки», может сказать, что у него не было привычек, способствующих началу работы. На мою просьбу попытаться вспомнить любые переживания, связанные с письменным столом и выполнением домашних заданий, он рассказал о том, как родители принуждали его выполнять задание на дом как раз в тот момент, когда этого ему не хотелось. Оказалось, что большая часть привычек, которые у него были связаны с домашней работой, были отрицательными; он привык к тому, что его принуждают к работе, и всю сознательную жизнь активно этому сопротивлялся. Я его попросил воспроизвести какие-либо эпизоды из своей учебы в первом классе.
— Как сейчас помню,— стал он вспоминать,— что моя' мама считала меня очень одаренным ребенком и была уверена, что я должен учиться в школе лучше всех. Уже в первом классе она прилагала усилия к тому, чтобы я писал быстрее и чище всех. Она садилась за стол вместе со мной и превращала мою работу в кошмар. Если я, исписав палочками полстраницы, допускал ошибку, то она вырывала страницу и заставляла писать до тех пор, пока у меня не получится так, как она считает должным. Я, конечно, научился довольно сносно писать, и по чистописанию у меня было «отлично», но отвращение к процессу письма у меня сохранилось до сих пор.— Потом он привел еще несколько (46:) ситуаций, в которых домашняя работа за столом была полна напряжения и беспокойства.
Все они были вызваны грубыми педагогическими ошибками родителей, сделанными по незнанию и по благим намерениям, в результате чего у мальчика сформировался эмоциональный барьер к учебной деятельности, точнее, к определенной ее форме, именно учению, связанному с письмом. Поэтому при отсутствии положительных привычек, связанных с умственной работой при написании сочинения, моему собеседнику приходилось прорываться еще и через эмоциональный барьер. Поэтому ему и было трудно заставить себя сесть за письменный стол. И только под страхом угрозы большей неприятности он принуждал своего «человека привычки» приступить к выполнению задания. Эта ситуация показывает, что собственной воли ему было недостаточно, чтобы приступить к работе; потребовалась воля преподавателя, который своей педантичностью и требовательностью способствовал принятию решения.
Появление эмоциональных барьеров часто обнаруживает странности в нашем характере, когда в одних ситуациях мы обнаруживаем слабость воли, а в других — необыкновенную энергию. Мой собеседник, например, сообщил мне о том, что если он работает с товарищем или где-то в библиотеке, то у него необыкновенно возрастает работоспособность. А дома он не может работать эффективно, особенно когда дело связано с письменностью. Нетрудно понять, что домашняя обстановка, его собственный письменный стол и его комната, видимо, способствуют воспроизведению в его сознании образов, которые побуждают оставить дело.
Однако не всегда так просто обстоит дело с эмоциональными барьерами, как мы описали выше. Иногда страх перед действием преобразован в бессознательном и искажен. 3. Фрейд описал фобию пятилетнего Ганса, который боялся общаться с лошадью, испытывал страх перед этим мирным животным. Попытки найти в прошлом первичный испуг перед этим животным не привели ни к чему. Такого опыта у ребенка не было. Психоаналитическое исследование привело к тому, что психоаналитик обнаружил смещение объекта страха. Мальчик боялся отца, и этот страх был невыносим и, что особенно плохо, неконтролируем: отец появлялся в поле зрения непредсказуемо для Ганса, и это повышало уровень напряжения. Защитные психические механизмы смещения привели к тому, что постепенно объектом страха стала лошадь, так как лошади бояться было легче, поскольку зависело от ребенка, быть ему рядом с лошадью или нет. В данном случае смещение объекта привело к уменьшению страха. Почему смещение произошло именно на лошадь, трудно объяснить, хотя можно. Мы здесь не касаемся происхождения страха перед отцом. Для нас важно иметь в виду замаскированный характер страха, порождающего эмоциональный барьер.
Иногда эти барьеры существуют явно, не замаскированно, но (47:) приобретают неожиданный облик. Молодой мужчина жаловался на аноргазмию, проявлявшуюся только с его невестой, которая длительное время была его любовницей. По отношению к другим женщинам симптом не проявлялся. Он был любим, она хотела быть его женой, но его мать препятствовала браку. Женщина страстно хотела иметь ребенка, но он длительное время не допускал зачатия, практикуя отсрочку оргазма. Когда все препятствия были устранены и было получено согласие на брак, он обнаружил, что не в состоянии завершить акт и испытать оргазм. Он был испуган, впал в депрессию, но впоследствии обнаружил, что с другими женщинами «нормален». В данном случае завершающая фаза копуляционного акта была заблокирована страхом неожиданно стать отцом, к чему он не был готов, страхом огорчить мать, которая не хотела видеть эту женщину в качестве невестки, страхом причинить страдание женщине, «так как ей придется делать аборт». То, что это действительно так, обнаружилось дальше. Когда она разыграла роль женщины, которая «не желает иметь ребенка» и «сомневается в том, что ей следует выходить замуж за своего возлюбленного», и когда она стала предохраняться от зачатия, оказалось, что он свободен от симптома. Сексопатологам чаще всего приходится иметь дело с эмоциональными барьерами, блокирующими различные фазы сексуального поведения и приобретающими облик различных симптомов, хотя эмоциональные барьеры — не единственный источник этих симптомов.
Психотерапия в этих случаях прежде всего направлена на развитие самопознания, понимания истинных причин симптомов, которые стремятся устранить врач и пациент. Однако главным фактором оздоровления
