эти, значит, недовольны, что их проверяют. Нет, точно разбегаться собрались и прикидывают, что и как вывозить придется.
— Угу. — Поддержал огневца Егор. — Каждому охота не только свою долю урвать, но и чтобы она весом и размером поменьше была, а ценой подороже! На ладьях-то можно и то, что потяжелее вывезти, а тележным обозом или на вьюках, еще подумаешь, да в затылке почешешь.
— Это что же? — «прикинулся шлангом» Мишка. — Между ними которы начинаются?
— А как же без этого? Своя рубашка ближе к телу… да и от поражения любовь друг к другу у союзников крепче не становится. А то, что Пинск не взяли, как не крути, поражение. Всегда так. Пока надежда на добычу есть — друзья, не разлей вода, а как дело до дележа доходит… а тут еще и уйти надо, добытого не растеряв!
— Так, дядька Егор, они же тогда у складов охрану выставят… ну, чтобы «друзья» своей рукой не надумали долю в добыче отгрести.
— Так не сотню же в охрану поставят! И стеречься будут со стороны берега, а мы с воды налетим. Гм, а знаешь, так оно даже и лучше будет! Они же, поначалу не разобравшись, не на нас подумают, а на то, что кто-то из них, своровать решил. Потом-то разберутся, но до того поругаются крепко, и косо друг на друга смотреть станут обязательно! А нам это только на пользу.
На обратном пути Мишка ломал голову над тем, кого из отроков взять с собой на ночную операцию, и кого поставить надзирать за десятками, которые Семен дырка взялся распихать по своим насадам. С тремя десятками все было понятно — опричники и разведчики. С четвертым десятком тоже нет проблем — его поведет Артемий, а остальные? Пятого десятка нет совсем — расформирован, десятого тоже нет — почти весь полег на правом берегу Случи.
«Шестой? А командовать кому? Пусть командует Демьян, в его же подчинении шестой десяток! Так, а еще? Седьмой десяток? Им командовал повешенный урядник Борис… и братец, его, дурень, хоть и грех так о покойниках говорить. Нет, там и младшие урядники еще не назначены, и вообще…
Что, сэр, уже любимчики и „нелюбимчики“ появились? Или боитесь, что в спину стрельнут? Впрочем, совершенно одинаковых подразделений не бывает. Есть надежные, есть серая масса, а есть… действительно, лучше не рисковать — будете оглядываться, уделять излишнее внимание, и упустите что-то важное. Решено, седьмой десяток не берем, пусть ладьи и пленных охраняет! Блин, надо было не слушать Нинею, а переформировать подразделения…
Остались восьмой и девятый десятки. Восьмой… ну уж нет! Там Демка убил урядника, а еще двоих расстреляли. Значит, пойдет девятый десяток, где урядником поставлен Иона. А надзирать за ним будет старшина Дмитрий. Из поручиков остается Роська. Вот и ладно! Он и за оставленными ладьями присмотрит квалифицированно, и пленным острастку, если понадобится, сможет дать».
Сам Мишка решил идти на том насаде, на котором пойдет десятник Егор, чтобы быть рядом, а Егор выбрал насад, которым правил Семен дырка. Так Мишка и оказался в компании шестого десятка, которому и выпало захватывать первую ладью, стоявшую ниже других по течению.
Ладьи с огневцами и отроками бесшумно отваливали от причала и уходили вниз по течению, унося, вместе с добычей погорынцев, и тела полочан, заплативших жизнями за нерадивое отношение к своим обязанностям. Одна, вторая… пятая. На берегу и остальных судах так никто и не спохватился — ни огонька, ни голоса, ни какого-либо другого признака поднявшейся тревоги.
«Блин, как в кино! Ну не может же все идти так гладко!».
Мишка прошлепал босыми ногами по мокрому настилу причала к следующей ладье. Адаптировавшееся к темноте зрение смутно улавливало светлые пятна рубах отроков и Мишка скорее догадался, чем рассмотрел, что они уже скидывают чалки с причальных столбов и упираются в борт ладьи отталкивая ее от берега.
— Э-к-к… навал-л-лись… т-туды т-тебя…
Негромкое натужное кряхтение издавал, похоже, Фаддей Чума. Мишка уже собрался идти дальше, как вдруг Фаддей охнул и с громким, показалось, что прямо-таки оглушительным, плеском свалился в воду. То ли руки соскользнули по мокрому дереву борта, то ли увлекся и не успел вовремя откинуться назад…
«Ну вот, сглазил…».
Мишка замер сжимая самострел и до боли в глазах всмотрелся в темный проход между складами — показалось или там действительно что-то шевельнулось? Изнутри ближайшего строения донеслось какое-то невнятное бормотание, потом сонный голос что-то гнусаво спросил, кажется: «Что там такое?».
«Охрана? Спали? А почему храпа не было слышно? Где у них вход?..».
Мишка, так и не успел решить, что ему делать — то ли двигаться к складу, чтобы попытаться как-то заставить замолчать проснувшегося человека (убить, конечно, а как же еще заставишь-то?), то ли, наоборот, бежать к воде и спрыгивать в ближайший к нему насад (еще, ведь, найти надо в темноте). Громкий голос ратника Арсения заставил его вздрогнуть так, что оружие чуть не выпало из рук.
— Раззява! По нужде сходить не можешь, чтоб за борт не сверзиться!
Фаддей Чума, громко отфыркнувшись, забубнил из воды что-то неразборчивое.
— Вот-вот! — продолжил скандальным тоном Арсений. — Купайся теперь, заодно и портки простирнешь! Погоди, я тебе еще и портянки твои кину, стирать, так стирать!
— Чего разорались, обормоты?! — донеслось от склада. — Поссать и то толком сходить не могут… работнички…
— Тебя, дурня не спросили! — отозвался Арсений. — Как хотим, так и ссым!
— А я вот щас выйду, так поглядим, кто тут дурень! — пообещали из склада.
— Эй, вы! — донеслось от ближайшей ладьи. — Хватит глотку драть, полуношники! Охота друг другу рыло начистить, так бейтесь! И нехрен тут орать!
— А я, вот, свайку[6] возьму, — продолжал блажить дурным голосом Арсений — да как раз по рылу-то… а ну, высунься!
Судя по звукам, скандалист с ладьи, действительно, высунулся из-под тента — сначала раздался звук смачной затрещины и ругательства, потом какая-то возня, потом, уже из-под тента, шум драки.
— Да уйметесь вы, дуроломы, в конце-то концов? — снова заорали в складе. — Сейчас дружинников дозорных кликну!
Хозяин голоса явно не желал вылезать под дождь. Мишка просто не верил своим ушам — ратник Арсений, прямо-таки с виртуозной артистичностью, превратил смертельно опасную ситуацию в банальный скандал с мордобоем. Полочанам могло прийти в голову все что угодно, но только не то, что ругань и драку у них под носом устроили туровские воины. Из ступора Мишку вывел толчок в спину и голос ратника Савелия:
— Не стой столбом!
Мишка побежал к следующей ладье. Там уже тоже дрались под тентом, а отроки скидывали чалки с причальных столбов. Дальше линия причалов прерывалась, и с полсотни шагов пришлось бежать по дикому берегу, заваленному всяким мусором.
«Во, и ЗДЕСЬ то же самое, разве что, мусор экологичный — ни тебе ГСМ, ни пластика, ни металлолома… блин, о чем думаю?».
Третья ладья… Тут под тентом угадывались вспышки от кресала, кто-то пытался высечь огонь, а отроки, просунув верхнюю часть тела внутрь, стреляли из самострелов. Четвертая ладья. Край тента приподнялся и в щель ударил, показавшийся ослепительным, свет масляного светильника. Заспанная рожа с всклокоченной бородой недоуменно уставилась на Мишку и пыталась спросить:
— Э… парень, чего это…
Болт из Мишкиного самострела ударил мужика прямо в лоб. Мишка рыбкой влетел в ладью, извернулся, щурясь от света, уловил какое-то движение совсем рядом, торопливо вскочил на ноги и оказался нос к носу с молодым парнем, держащим в руке светильник. Тот как-то странно перекосился лицом, словно собирался заплакать, и начал заваливаться на бок. Только тут Мишка понял, что держится за рукоять кинжала, вошедшего парню в солнечное сплетение — как ударил, сам не заметил. Светильник упал, разлившееся масло вспыхнуло, и Мишка в свете зарождающегося пожара торопливо оглянулся. Больше никого на ладье не было. Пока оглядывался, «на автомате» зарядил самострел, потом высунулся из-под тента и прикрикнул на щурящихся от света отроков:
— Здесь все! Давайте дальше!
