Она заглянула ему в лицо, и у нее перехватило дыхание. Светло-голубая радужка его глаз менялась.
— У тебя глаза стали красными.
Он убрал с ее лба волосы.
— Эта проблема возникает у меня всегда, когда я рядом с тобой.
— Почему? Я вызываю у тебя чувство голода?
— Ты заставляешь меня умирать от желания. Мои глаза лишь отражают бушующую внутри страсть.
— Хочешь сказать, они краснеют, когда ты… заводишься?
— Да. — Он слегка улыбнулся. — Ты могла бы помочь мне смягчить проблему. Но боюсь, она так и будет продолжать возникать снова и снова.
О Боже, что плохого в том, чтобы провести так всю оставшуюся жизнь? Внутри ее разрасталась паника. Она не чувствовала готовности шагнуть вместе с дочерью в жизнь, столь отличную от ее привычного существования.
— Я… мне нужно идти.
И отступила назад.
Жан-Люк не стал препятствовать.
— Как пожелаешь.
Она ушла и скрылась в своей темной спальне. Господи милостивый, что делать? Она не сомневалась в правоте Финеаса, когда он сказал, что положение вампира не меняет сути характера человека. Жан-Люк оставался таким же честным и благородным, каким был при жизни. Многовековой жизненный опыт давал ему мудрость и зрелость, делавшие его особенно привлекательным. И безусловно, он был необыкновенно сексуальным. Он прекрасно относился к Бетани и был добр и щедр к Фиделии. Жан-Люк был идеален во всем, кроме одного. Он был вампиром.
Но это не изменило его, как и не изменило ее чувств к нему. Теперь, когда первый шок прошел, Хизер сознавала, что по-прежнему в него влюблена. И это пугало ее больше, чем его клыки. Потому что она всерьез обдумывала возможность развития их отношений.
Внутренний голос твердил ей, что она сошла с ума. Как можно за одну неделю принять решение, способное повлиять на всю ее последующую жизнь? И жизнь Бетани. Как объяснить дочери, что новый приятель мамочки в дневное время — труп? Разве можно обременять малолетнего ребенка подобными секретами?
Ситуация складывалась сложная. Она будет стареть, а Жан-Люк — нет. Она втянет дочь в чужой, непонятный мир. С другой стороны, ее дочь получит прекрасного, любящего отчима.
Но днем он будет мертвым. Мысли Хизер метались между «за» и «против», и голова шла кругом. Пробравшись в темноте на ощупь в ванную, она закрыла дверь и включила свет.
Посмотрела на свое отражение в зеркале. Фиделия сказала, чтобы прислушалась к зову сердца. Ее сердце рвалось к Жан-Люку, но голова взывала к осторожности. Если Жан-Люк войдет в ее семью и из этого ничего не получится, то будет разбито не только ее сердце. Бетани тоже пострадает.
Хизер вздохнула. Она объявила страху войну, но в этой битве страх, похоже, одерживал победу. Самым безопасным было отступить. Она должна уйти, пока ее любовь к Жан-Люку не разрослась до вселенского масштаба.
Всю субботу Хизер трудилась не покладая рук и старалась не думать о Жан-Люке. В ту ночь он спросил, не хочет ли она поговорить с ним в его кабинете, но она ответила отказом. Печальное выражение его глаз пронзило ей сердце, и она заторопилась к себе в спальню.
За обедом в субботу она узнала, какими еще сверхъестественными способностями обладают вампиры. Сверхтонким слухом. Находясь на кухне, Йен услышал приближение автомобиля. Хизер в сопровождении двух охранников вышла в фойе демонстрационного зала.
Фил выглянул в окно.
— Это пикап с трейлером на прицепе.
Хизер тоже выглянула в окно, чтобы посмотреть, кто выйдет из машины.
— О нет. Коуч Гюнтер.
— Он опасен? — спросил Йен.
— Только для женщин, — побормотала она. В кузове пикапа она заметила большие черные коробки. — Он привез подиум.
Значит, это он был новым приятелем Лиз Шуман. Боже, Лиз, наверное, сошла с ума.
Коуч поднялся на крыльцо и, не обращая внимания на кнопку звонка, стукнул кулаком в дверь.
Хизер скривила лицо.
— Вам придется его впустить. Я позову Альберто.
И зашагала по коридору.
— Привезли подиум, — сообщила она Альберто. — Я обещала Лиз три билета на шоу.
Нехотя он протянул ей три билета.
— Мне с трудом хватит их для членов школьного совета и больших городских шишек.
Хизер поморщилась.
— Пригласив всего двадцать гостей, трудно рассчитывать собрать хорошую сумму.
— У местных обитателей, — фыркнул Альберто, — вообще нет денег. — Жан-Люк сам сделал пожертвование. Двадцать тысяч.
— Долларов? — ахнула Хизер. — Невероятная щедрость.
— У него на то свои причины. — Альберто махнул рукой. — Нет, он, безусловно, щедрый. Жан-Люк много жертвует на благотворительные цели. Но в данном случае он платит за молчание. Когда магазин после шоу закроется, Жан-Люк хочет, чтобы все о нем забыли. И ваша работа, полагаю, тоже на том закончится.
Хизер не забыла, что он нанял ее всего на две недели.
— Хотите сказать, что сюда больше никто не придет?
— Надеюсь, что нет. А если кто и придет, охрана повернет их обратно. Я с моделями вернусь в Париж, а Жан-Люк на время исчезнет.
Перспектива отдавала одиночеством. Хизер вспомнила первую карту, которую перевернула для Жан- Люка Фиделия. «Отшельник». Он будет таким одиноким. Но она могла все изменить.
— Ладно, мне нужно взглянуть на подиум. — Альберто вышел из кабинета.
Хизер не спеша вернулась в фойе. Фил и Коуч уже установили в демонстрационном зале несколько секций помоста, и Альберто придирчиво их разглядывал.
— Привет, Хизер! — крикнул Коуч, Направляясь на улицу за следующей секцией, и добавил, указав на смущенного Йена, стоявшего в тени: — От этого ребенка толку ноль. Его ленивую задницу стоит уволить.
Хизер посмотрела на Йена с сочувствием. Она знала, что ему нельзя на солнце, но, очевидно, Коуч не давал бедняге покоя. Спустя двадцать минут подиум наконец полностью перенесли с прицепа в зал.
Хизер отдала Коучу его билеты.
— Представь, я сейчас встречаюсь с Лиз Шуман, — доложил он, остановившись у выхода.
— Я догадалась, — кивнула она.
— Ага. — Он продемонстрировал мышцы. — Малышке повезло. А ты многое потеряла.
— Я в отчаянии. Пожалуйста, передай Лиз, чтобы зашла ко мне в пятницу. Я должна проверить, как сидит на ней платье.
— Это что будет за вечеринка? — спросил Коуч. — Форма одежды официальная?
Хизер обвела критическим взглядом его майку и спортивные трусы.
— Надень брюки и оставь дома свисток.
— Значит, официальная. — Он шагнул за дверь. — Увидимся в следующую субботу.
Хизер вернулась в студию, чтобы продолжить работу над вторым платьем. Альберто поехал развезти гостям билеты.
Около шести вечера Йен снова упал в обморок. Хизер была рада, что Бетани ужинала на кухне и этого не видела. Однако Йен преображался внешне, и она не знала, как объяснить происходившее дочери.
