Я встретил Люси в редакции «Бакс газетт» примерно через два месяца после того, как Дэнни отбыл в Германию. Возможно, Дэнни и уехал-то потому, что я уделял ему внимания меньше, чем должен был уделять. Смогу ли я проведать его в этом году? Кто знает…
При первой встрече я не обратил на Люси никакого внимания и отнесся к ней, как к обычной сотруднице редакции новостей. К тому же некрасивой – у нее был флюс, отчего она выглядела точь-в-точь как Бабапапа, слон-отец в мультфильме для малышей. Ее первыми словами, с которыми она обратилась ко мне, повернув в мою сторону лицо, раздувшееся, как пляжный мяч, были: «Сожалею, но ваш участок – это Уиндовер; мой участок – Рисборо, и, кстати, вы сели за мой монитор». Ее надо избегать, подумал я.
«Бакс газетт» была маленьким еженедельником, а поэтому во время испытательного срока мы должны были исполнять любую работу. Я готовил текущие газетные материалы, писал статьи на местные темы; кроме этого я должен был освещать события и течение жизни на своем участке – том самом Уиндовере, который упомянула Люси, что в конечном счете и свело нас вместе.
С самого начала мне нравилось в работе все: люди; стремление к тому, чтобы твой материал попал на первую полосу; придурки и психи, постоянно толкущиеся в приемной; мой новый дом в общей квартире, которую газета снимала для сотрудников на Уолтон-стрит. В общем, все, кроме поисков событий, происходящих на моем участке, и их описания в газете. Ну где и как, скажите, отыскать событие, о котором можно написать? Еженедельно на это выделялось полдня, однако для выполнения задания описанием одного события было не обойтись, поскольку моему материалу выделялась целая полоса.
Бывали случаи, что сама жизнь магическим образом преподносила мне сюжеты: ограбление почтового отделения, ДТП со смертельным исходом, но обычно на моем участке не происходило ничего. Ни количество телефонных контактов (ну какой сюжет может появиться после телефонного разговора с председателем муниципального комитета по освещению улиц или с педагогом-организатором детской игровой площадки Уиндовера, отвечающим за водные процедуры грудничков), ни бесчисленные мили, пройденные по улицам с широко раскрытыми «глазами и ушами журналиста», многократно и на разные лады воспетые политиками и пишущей братией, не могли подсказать ни одного сюжета. По вторникам, уйдя из редакции после обеда, я часами сидел у широкого окна в чайной на центральной улице Уиндовера. Заказав к чаю яблочный пирог и подперев голову руками, я глядел на пенсионеров, входящих в антикварные лавки и выходящих из них, и слушал реплики, которыми они приветствовали друг друга, а также едкие насмешки по поводу того, чей дом и палисад выглядят лучше. Ну что, черт возьми, я должен сделать для того, чтобы превратить это тихое, удобное для жизни место в рассадник греха и порока, как того требует редактор? Никакие оправдания вроде того, что на этой неделе город либо пустеет, либо все заняты каким-то важным делом, не принимались, и в случае непредставления материала следовал вызов в кабинет зама главного редактора Стива Пенди и предупреждение: «Кит, садись, только раздвинь, пожалуйста, пошире ноги – я сейчас дам тебе по яйцам». Два предупреждения – и вас переводили в отдел перепечатки заимствованных материалов. Три предупреждения – и вам вручали обходной лист.
В течение месяца мы с Люси хотя и работали за одним компьютером, но общались мало, а затем произошли два события, изменившие все. Первым событием был вечер в ресторане «Омар и краб» на Маркет-сквер в Эйлсбери, во время которого мы с Люси впервые напились и признались друг другу в том, что оба выдумывали слова своих собеседников, иначе говоря, приписывали людям, у которых брали интервью, то, чего они в действительности не говорили, а это, как нас учили, считалось самым отвратительным преступлением в журналистской среде.
Каким-то образом это привело ко второму событию, поскольку с течением времени изменило наше отношение к работе. Послеобеденные хождения по городу в поисках сюжетов превратились в забаву. Вместо того чтобы поодиночке бродить по нашим сонным районам, мы теперь ходили вместе и на обратном пути в редакцию делали остановку в пабе для того, чтобы сравнить сделанные записи. Весьма скоро мы поняли, что единственный способ собрать новости, нужные Пенди, это просто выдумать их. Для начала выдумывались цитаты, или слова интервьюируемых персонажей, затем появлялись выдуманные персонажи, а заканчивалось все повествованием о вымышленном событии.
Первая созданная таким образом публикация рассказывала о приятеле одного из друзей мамаши Карлоса, который переехал в дом на Литтл-Хемпден и согласился сфотографироваться на чердаке, на который, по его словам, постоянно наведывается полтергейст и докучает ему тем, что все время прячет куда-то канистру со средством для опрыскивания сада. Затем газета поведала историю о дарующем зачатие стуле, стоящем в часовне в Рисборо: семь женщин, посидев на этом стуле, чудесным образом забеременели. Мы рассказали читателям о горнисте-призраке, обитающем в парке Эйлсбери и появляющемся со своей трубой только в полнолунье; о полетном коридоре НЛО, который, как утверждали (не кто иной, как мы!), пролегал вдоль магистрали A413. Самую большую славу принес нам рассказ о пантере Уиндоверского леса (и стадиона в Рисборо, чтобы Люси могла также использовать этот сюжет для своего рассказа). Именно эта афера привела нас к первому поцелую.
Однажды во время обеда Пенди, подойдя к нашему столу, спросил, читали ли мы на первой странице «Миррор» рассказ об огромном коте, замеченном на вересковом поле в Бодмине. «Жаль, что в нашей округе не обнаружилось такого существа», – язвительно сказал он. Мы привели к нему одного из сослуживцев Дэнни на радиостанции, застенчивого и сговорчивого парня, который поклялся, что видел собственными глазами пантеру. Развивая эту тему, мы описали вмятину размером с футбольный мяч на борту его машины. Размер вмятины, насколько мы себе это представляли, должен был соответствовать размеру головы пантеры. Наш свидетель не только видел пантеру, но и подвергся ее нападению; она в прыжке врезалась головой в дверцу его машины, стоявшую в Аллее влюбленных, когда он и его подружка обнимались и целовались в салоне. Мы подготовили другого свидетеля, сообщившего еще об одном факте, подтверждающем существование пантеры. Этот плутоватый парень, знакомый приятеля Люси, клялся, что видел на спине одной из овец на ферме своего отца следы зубов, которые не могла оставить собака. Дальнейшее развитие сюжета мы продумали вплоть до мельчайших деталей. Люси пришла в редакцию за час до того, как я должен был отправиться к Алану Пулу с фотографом, чтобы сделать необходимые снимки. Она незаметно сунула во внутренний карман моего пиджака пластиковый пакетик с шерстью, которую начесала с кота по имени Смадж, любимца владельца дома, где она снимала квартиру. На манер шпиона, пользующегося шифром для связи с резидентом, она, почти не раскрывая рта, произнесла фразу, над которой мы до сих пор покатываемся со смеху: «Смадж меняет шерсть – клей ее на вмятину». Однако все пошло наперекосяк, после того как я позвонил в Королевское общество по защите животных и инспектор Том Холмс отказался дать разрешение на помещение нашей беседы в газете. Для того, чтобы склонить его к сотрудничеству, я рассказал ему о шерсти, и это привело его в волнение. Он очень сильно разволновался, потому что позвонил в Оксфорд, в главное управление Общества, и прежде чем мы поняли, куда и кому он звонит, главный инспектор по южным графствам Англии уже выпытывал по телефону все подробности, касающиеся шерсти. Полиция, которую о произошедшем инциденте известило Общество по защите животных, решило изолировать зону, где произошло нападение зверя, и выслать для этого бригаду маркировщиков с колышками и лентой. Полицейский чин пообещал в случае необходимости прислать еще и патрульный вертолет. Мы с Люси запаниковали. История выходила из-под контроля. Мы знали, что вылетим с работы, если Пенди станет известно о наших проделках, поэтому я позвонил в полицию и оставил у них на автоответчике сообщение о том, что Алан Пул, возможно, не совсем в себе и склонен к галлюцинациям. Но было уже слишком поздно, поскольку кто-то в полицейском участке в Эйлсбери слил информацию в массы, после чего телефон в редакции новостей раскалился от звонков граждан, желающих увидеть фотографии и узнать номер домашнего телефона Алана Пула. Все только и говорили что об уиндоверском звере.
Я позвонил Алану Пулу и посоветовал ему поскорее избавиться от шерсти. Я рассказал ему о том, что происходит, умолчав, конечно, про то, что в полиции знают о его психической ущербности, но тут запаниковал он. Работая на военном радиовещании в Чалфонте, он умудрился получать еще и пособие на оплату жилья, поскольку числился безработным и теперь боялся, что это всплывет, как только шумиху, поднятую вокруг него, подхватят общенациональные газеты. Мне не оставалось ничего, как только попытаться спустить всю эту историю на тормозах. Когда я сказал Пенди, что Пул не совсем нормальный, он велел мне упомянуть об этом в очередной публикации. Я должен был позвонить Пулу и поставить его в известность о том, что мы собираемся сообщить в газете о его психическом нездоровье, но, когда я сделал это. Пул начал угрожать. Он пообещал рассказать правду обо всей этой истории в своем радио-шоу в тот самый момент, когда увидит газету с подобной информацией о себе.
