Перед самым отъездом в Германию Дэнни поссорился с Карлосом. Почему, черт возьми, я снова и снова вспоминаю об этом? Как раз тогда Карлос отрабатывал новую стратегию охмурения – сравнение размеров ладоней. Суть ее состояла в следующем: Карлос заводил разговор с девушкой и в процессе оного объявлял своей собеседнице, что у нее прелестные маленькие ручки. Он говорил так и в тех случаях, когда о руках девушки сказать такого нельзя было даже и с натяжкой. Если руки собеседницы были размером с семейную сковороду, он все равно говорил эту фразу. При этом он делал вид, что только сейчас этот факт бросился ему в глаза, и использовал это обстоятельство для того, чтобы, прижав свою ладонь к ладони девушки, сравнить их размеры. Затем внезапно в его поведении наступала разительная перемена, и он, притворяясь, что прикосновение ладони девушки до предела возбудило в нем столь пылкие чувства, с которыми у него нет сил справиться, пропускал свои пальцы между пальцами девушки, проникновенно смотрел ей в глаза и, медленно произнося слова, говорил демонически-гипнотизирующим голосом: «Готов поспорить на что угодно, что и губы твои меньше моих».
Все произошло почти под утро, как раз перед тем, как мы отправились домой из Гейта. Карлос только что протралил своей «магической рукой» весь паб и сорвал пару поцелуев у подвыпивших конторщиц из страховой компании «Экуитэбл лайф», собравшихся здесь на девичник, а затем он, сидя с нами в баре, рассказывал о своем самом значительном успехе, который обеспечила его стратегия, примененная к одной из секретарш. Но тут Дэнни прервал его. Стараясь говорить как можно более бесстрастным тоном, он спросил Карлоса, как продвигаются его дела с Доминик. Таким тоном он всегда выражал Карлосу свое презрение за его амурные дела на чердаке. Карлос ответил, что у них все в полном порядке. А затем, буквально через несколько мгновений, Дэнни, казалось безо всякой на то причины, с силой грохнул своей кружкой по барной стойке.
– Что? – спросил Дэнни тем же ничего не значащим тоном, хотя по его виду было видно, что он едва сдерживает негодование.
Спустя некоторое время Дэнни наклонился ко мне и, глядя прямо в глаза Карлоса, произнес:
– Я хочу тебе сказать, Карлос, что ты
– Я? – спросил Карлос, улыбаясь и делая вид, что сказанное Дэнни ему льстит, хотя я ясно видел, что он огорошен, и причем сильно.
Именно этой ночью Карлос впервые завел разговор о сексуальных возможностях Дэнни, когда обсуждал со мной его выпад.
– Из-за чего он завелся, Кит? Почему его так волнует то, что я делаю? А тебе не кажется, что он… ну, ты понимаешь, что я имею в виду?
– Пошел в задницу, – вспылил я. – Он говорит дело. Ты
– Ну что ж, возможно и такое, – произнес Карлос, и на этом разговор закончился.
Я своим вмешательством, вероятно, оказал Дэнни плохую услугу, по крайней мере, так мне кажется сейчас, и, может быть, поэтому он никогда больше не говорил со мной об этом. В то время, как Дэнни открыто выражал свое неприязненное отношение к необузданной сексуальной активности Карлоса, я притворялся перед ним, что одобряю его манеры и поведение. Я с удивлением ловил себя на том, что рассказываю Карлосу о своих делах с женщинами, когда остаюсь с ним наедине. Он рассказывал мне о девушке, с которой спал, когда я уже встречался с Люси, и я со своим скудным опытом в любовных делах пытался тягаться с ним: «Я знаю, что ты имеешь в виду. Безумно трудно сдерживать себя, согласен?»
Такую репутацию я создавал себе. Мне хотелось заставить Карлоса поверить в то, что у меня столько же возможностей для удовлетворения своих плотских желаний, сколько у него, но единственное различие между нами состояло в том, что я испытывал большую, чем он, неловкость, когда надо было обмануть девушку. Между нами установились своего рода покровительственные отношения: я с восхищением похлопывал его по спине за то, что его пенис, как стрелка компаса, вел его по жизни, а он с таким же восхищением похлопывал по спине меня за то, что я обладал достаточным чувством самодисциплины, позволяющим мне противостоять нарушению. Дэнни относился к этому неодобрительно: ему не нравилось то, как мы себя ведем, он не понимал, зачем все это нужно. Дэнни ясно понимал, что происходит, и я знаю, что это его беспокоило. Сейчас я ненавижу себя за то, что было; Карлоса я также ненавижу за это.
21 декабря 2000 года
Я пишу это, сидя на крошечной кухне в «Бичсайде». Прошлой ночью, сев в автобус вместе с шумной компанией, вывалившейся из бара «Палас», я разговорился с водителем и наврал ему, что я корреспондент журнала «19», а здесь нахожусь по заданию редакции, заказавшей мне обзорную статью о работе службы автобусных перевозок его компании, и водитель представил меня мистеру Чаббсу, сотруднику маркетингового отдела «Оз Экспериенс».
Мистер Чаббс был тучным австралийцем, похожим на Робби Колтрейна, только что снявшегося в сериале о Гарри Поттере.
– Ну что, приехал писать о сексуальных приключениях, журналюга? – спросил он.
Я решил заболтать его и заморочить ему голову, в надежде также и на то, что мне удастся бесплатно проехать на автобусе компании на восточное побережье в Кэрнс, поскольку мои деньги подходили к концу. Чаббса сопровождали несколько водителей и инструкторов, которых он, представляя мне, называл какими- то странными двухбуквенными именами (возможно, это были их должности или квалификационные ранги), и я, будучи представленным, так и не смог понять, кто есть кто.
– Это человек-легенда, – говорил Чаббс, когда я пожимал руку очередного представляемого мне человека. – Его сбросили в пластиковом шаре с этого… будь он не ладен, оперного театра… А этот нагишом совершил прыжок с эластичным тросом с моста Хаккет-бридж в Квиленде… Он проплыл черт знает сколько миль по реке Кларенс, имея при себе лишь нож для резки сыра.
Один из вновь представленных принес мне пакет сока, выпущенного компанией «Маттесон Лупи» и названного в его честь.
– Это самое яркое свидетельство всемирного признания. Выпить напиток, названный в твою честь, – сказал Чаббс, кивком головы указывая на пакет. – Он поднялся на Айрес Рокс в одних галошах, – добавил он, когда плечистый мужчина отошел, и ткнул пальцем в галоши, изображенные на фирменной этикетке. – Он тоже живая легенда. Я подумал, что, возможно, следует побеседовать и с несколькими девушками в автобусе. Они все, похоже, были бунакскими студентками, но я выбрал неправильный способ общения с ними, забросав их вопросами о том, каковы их успехи на сексуальном фронте, поскольку пассажиры живо обсуждали именно эти дела. Говоря с ними, я старался подражать манерам и голосу настоящего пронырливого репортера, работающего для желтого журнала.
– Меня больше интересуют культурные ценности, чем траханье, – обрезала меня одна из студенток, которую я спросил, с каким количеством мужчин она уже успела переспать.
Однако девушки стали более словоохотливыми и откровенными в баре после выпивки, а я почувствовал, что уже влюбляюсь в Энн Хенсен, девятнадцатилетнюю студентку из Дэнни, которая превосходно говорила на рафинированном английском, постоянно повторяя: «Больше я не желаю говорить с вами, потому что все это появится в вашем журнале». Такого маленького ротика, как у нее, я никогда не видел; у нее были большие голубые глаза, длинные белые прямые волосы и замысловатая татуировка на животе, не закрытом коротенькой распашонкой.
– Вам нравится моя татуировка, господин журналист? – спросила она.
Я ответил утвердительно и в дальнейшем старался держаться в центре бара, благодаря чему, как бы случайно, столкнулся с ней, когда она шла в туалет. Но нам практически не о чем было говорить, и причиной этого, как я понял, было то, что она в действительности принимала меня за журналиста и потому старалась быть сдержанной, а мне хотелось лишь одного – быть с ней честным; а кончилось все тем, что она ушла с австралийцем, инструктором по групповым прыжкам с парашютом, который был на целый фут выше меня.
Сейчас я нахожусь на автостоянке в Кловелли (это в нескольких милях от моего хостела) и сижу в павильоне, где подают мороженое, прилагая огромные усилия к тому, чтобы выглядеть занятым важным делом и, следовательно, уверенным в себе, пусть даже самонадеянным, но только не страдающим от одиночества. Я думал, что мое путешествие расставит все по местам, даст мне хороший пинок под зад, после которого я вернусь в Англию, начну новую активную жизнь, займусь серьезным делом и не потрачу ни минуты зря, а главное – пойму, что вообще мне следует делать. Я займусь поисками работы; женюсь на
