Ивану это слово понравилось.
— Ага, я лютый, — сказал он. — А вы за тетей Соней пришли?
— За тетей Соней, — ответил Костя, присаживаясь к столу. Игорь стоял, он и ему кивнул; садись, не стесняйся. — А ты откуда знаешь?
Она не пойдет, — сказал Иван. — Ей это сдалось на черта. — И, видимо, считая, что предмет разговора исчерпан, он сел у ног гостей на палас и стал, бибикая и фыркая, возиться с игрушечной машинкой. Время от времени он, впрочем, поднимал личико и смотрел на гостей смышлеными карими глазами.
Вбежал «дядя Жора». Он был уже в синем спортивном костюме и походил на немолодого боксера в весе пера.
— Ну, рассказывай! — придвинув стул поближе, возбужденно проговорил он. — Что, допекают инсургенты?
— Про инсургентов тебе лучше Игорь расскажет, — с усмешкой ответил Костя. — А про другое — долго, весь отпуск как раз и займет. Давай-ка к нам поднимайся, я сейчас слайды буду показывать.
— Нет, Котя, не могу, — сокрушенно сказал «дядя Жора». — Ивана одного не оставишь. С огромной бы радостью, но увы…
— Сам-то когда такого заведешь? — поинтересовался Костя.
— После тебя, дорогой, после тебя, — отпарировал «дядя Жора». — У меня все же дочка на выданье, не забывай. Твоя очередь.
— В таком случае, может быть, дочку отпустишь? — предложил Костя. — Они ведь, я слышал, с Игорем не разлей-вода, так что скучно ей не будет. Дома она?
«Дядя Жора» покосился на закрытую дверь и сказал, отчего-то понизив голос:
— Дома. Сейчас позову. — Он помедлил, откашлялся, потом громким фальцетом прокричал: — Сонюшка! Сонюшка, выйди, пожалуйста.
Тишина. Игорь сник.
— Может быть, она спит? — предположил Костя.
— Нет, не спит она, — сказал вдруг Иван. — Вон они, ноги ее. В красных тапочках, у двери стоят. Я вижу.
— Сонюшка! — безнадежным голосом повторил «дядя Жора».
— А теперь отошла, — радостно сообщил Иван.
Наступила неловкая пауза. Игорь стал было подниматься, но Костя взглядом приказал ему: сиди.
— Так и живем, — тихо сказал «дядя Жора». — Ты уж извини меня, Котя, что обременяю тебя своими заботами… да не с кем поговорить. Мучаюсь, как не знаю кто… как собака.
Костя сочувственно молчал.
— Вот — моя семья. — «Дядя Жора» широко развел руками. — Я их без памяти люблю, обеих моих девчонок. Счастлив — не знаю как. Без них я никто. Понимаю, что назвать меня отцом такая взрослая девочка может лишь с усилием: не представителен, суетлив, что уж там говорить. Ладно, не гонюсь за этим, могу любить и просто так, без отдачи…
Костя бегло взглянул на Игоря.
— В чем же проблема? — спросил он.
— Губит себя мне назло, — горестно сказал «дядя Жора», — демонстративно не хочет учиться. Доказывает, что без меня было лучше. Но я-то, я что могу сделать? Наверно, ты был прав три года назад… Помнишь наш разговор? — Костя кивнул. — Я слишком долго тянул. Знал, что Наталья одна, всеми брошена, мучается с ребенком, — и все колебался: нужен я им или не нужен? Вот моя осторожность мне и аукнулась…
— Георгий Борисович, — не выдержал Игорь, — дело обстоит несколько иначе…
— Гоша, помолчи, — строго сказал ему Костя.
— Нет, почему же? — печально улыбаясь, возразил «дядя Жора». — Игорь у нас свой человек…
И в это время открылась дверь, и Соня в простом, но красивом голубом платье (темно-рыжие волосы рассыпались по плечам) вышла из маленькой комнаты.
— Я готова, извините, что заставила ждать, — без остановки проговорила она и пошла в прихожую.
Игорь вскочил и побежал за нею.
— Ты красивая сегодня, — сказал он на площадке. — Ты красивее всех.
— Да? — вяло отозвалась она.
Веселый, улыбающийся, появился Костя.
— Не правда ли, Константин Сергеевич, — взглянула на него Соня, — такое впечатление, что в Москве все только обо мне и говорят?
10
Дверь у Шутиновых открывалась беззвучно, и, стоя уже в прихожей, Игорь, Соня и Костя услышали мамины слова:
— Не к лицу школьнице так долго наряжаться. Если накрашенная придет — не пущу на порог, честное слово.
— Ишь, развоевалась! — засмеялся отец. — Пустишь, в каком угодно виде.
— Эй, осторожнее про нас! — крикнул Костя. — Мы уже прибыли!
Игорь с беспокойством взглянул на Соню: напряженно улыбаясь, она посмотрела в зеркало возле вешалки, прищурилась на Ирочкину шубку, поискала глазами ее сапоги, нашла, пренебрежительно дернула плечиком. Собственная внешность, по-видимому, Соню не волновала: она не стала «обираться» (так суету у зеркала называла Нина-маленькая) и вопросительно повернулась к Косте. Разумеется, она была права, ожидая от него, как от старшего, указаний, но на какой-то миг Игорь ощутил необязательность своего здесь присутствия и удивился этому новому для себя ощущению.
— Вперед! — Костя взял их обоих за плечи, подтолкнул.
«А ведь это уже было когда-то, — подумал Игорь. — Именно здесь, возле этого зеркала, именно со мной… Моя девушка, сцепив пальцы, строго смотрит на меня, а Костя обнимает нас обоих за плечи и говорит: „Ну, вперед!“ Чепуха какая-то, не могло этого быть. Просто очень хотелось, чтобы именно так было. И вот это есть».
«Что такое жизнь? — вяло думал Игорь, идя вслед за Соней по коридору. — Цепочка таких вот мгновений, половина из них — кажимости. Бусы. Временами — цветные камешки, а то просто голая серая нитка». Мысль была мощная, но додумать ее Игорь не успел: они вошли в гостиную. Бог ты мой, сколько глаз. Самый воздух словно был расчленен на немигающие карие, серо-рыжие, голубые фасетки.
— Добрый вечер, — спокойно, почти равнодушно сказала Соня.
— Здравствуй, Сонечка, здравствуй, — приветливо отозвалась мама. — Проходи, пожалуйста, садись на диван. Сережа, пропусти Соню.
У Игоря отлегло от сердца: первую опасность, кажется, пронесло. Было два варианта: «Лучше поздно, чем никогда» и «Редкая гостья», — но мама ими не воспользовалась. Возможно, решила приберечь напоследок.
Соня без труда, как будто ей не мешали ни ножки стула, ни валик дивана, ни острые углы большого стола, прошла на свое место, села рядом с Ирочкой. Обе красавицы быстро взглянули друг на друга, улыбнулись мудрыми улыбками, обменялись вполголоса парой слов, как мушкетеры перед дуэлью. Игорь котел было протиснуться на диван вслед за Соней, но его позвал с кухни Костя.
— Совет на будущее, — сказал Костя, взяв Игоря за пуговицу куртки, — не мешай человеку осваиваться. Пусть сама решает, как себя вести.
«Официальное открытие вечера» состоялось около восьми. Ирочка настояла на том, чтобы сидеть между братьями, и была чрезвычайно оживлена.
— Ой, как мило, как славно, как уютно! — повторяла она.
