Вовчику не говорил — по той же причине. Это была наша со Славиком тайна. Последняя…
В четверг я отпросился у командира взвода на почту. Отослал домой посылку с парадной формой. Так, на память… И водки купил. На вечер… Со Славиком… Было бы смешно, если бы в ночь на дембель дежурил кто-нибудь иной, нежели Голошумов. Он тоже знал, что завтрашний день будет для нас последним в этой части, и поэтому не имел ничего против прощального возлияния. Оперативно накачав его, мы со Славиком заперлись в клубе. Странно, но мы не притронулись к спиртному. И к бильярду тоже. Среди ночи, оторвавшись от его губ, я предложил пойти погулять. Куда глаза глядят…
Холодный мерзкий снег хлестал в лицо. Мы шли наперекор снегу по железной дороге. Огни города затерялись в снежной пелене. Часы показывали пять. Славка, всё! Мы стоим с тобой на рельсах. Обнявшись… Греясь друг от друга. Повернувшись по направлению к городу, ты резко останавливаешься и даришь мне поцелуй. Последний… Тот, которого мы так боялись… Тот, к которому шли почти год…
На пятничном разводе Мойдодыр сделал такое загадочное, с позволения сказать, лицо, что даже Ростик догадался, к чему дело клонится. Только Славиковы кулаки сдерживали в нем визг, которому он явно научился у своих подопечных. Для начала начальник штаба зачитал приказ о присвоении Вовчику звания старшего сержанта. А нам с Ростиком — ефрейторов… Та-ак, дожили… Вот она, поганая Мойдодырская благодарность! Денис, стоя рядом со мной, не замедлил вспомнить, что дочь-проститутка котируется выше, чем сын-ефрейтор. Да-а, не так я представлял себе последний день, не так… Потом последовало для Мойдодыра привычное: „…На основании приказа Министра обороны…“ Слезы катились по моим щекам и тут же попадали в лапы Деда Мороза. Колючий иней лежал на лице даже тогда, когда я вернулся в штаб и уселся на кровать. Я ей больше не принадлежал, и она чувствовала это. Всегда непослушно скрипящая, сейчас она хранила гробовое молчание. Склонив блондинистую челку, я просидел так до обеда, пока меня чуть ли не насильно погнали покупать билет. Я решил тормознуться на денек у Мишки, и до Минска нужно было ехать в компании Вовчика с Ростиком, что не могло меня радовать. Мойдодыр боялся нас, даже уволенных. На днях несколько „химических“ дембелей устроили у себя в части пьяный дебош, и наш Мудрейший Из Мудрых поручил командиру взвода лично посадить нас в поезд.
Я боялся прощания, я не хотел его. Славику перед его уходом на ужин сказал, что мы еще увидимся, прекрасно зная, что мы уйдем раньше, чем все вернутся. Нестройный строй, ведомый Денисом, скрылся в снежной мгле и пелене моих слез…
Вчетвером мы шли на вокзал, когда из вокзального буфета появилась горстка солдат. Глупый командир взвода не знал, что наши ужинали в вокзальном буфете… Я сказал, что это химики, ясно видя удаляющиеся силуэты, один из которых был самым дорогим…
Я распрощался с уже бывшими сослуживцами прямо на минском вокзале. Мишка встретил меня. Я даже не удосужился представить ему Ростика с Вовчиком. Немного погодя, отдаваясь очередному возлиянию, я объяснил, почему они этого не заслуживали. Они были одними из немногих людей, память о которых сотрется в первую очередь. В следующий вечер Мишка проводит меня на вокзал. На прощание пообещает быстро приехать с ответным визитом. И вскоре выполнит свое обещание, вернув меня в сладкий сон, именуемый армией…
Димка проснется утром от ослепительно яркого, совсем не зимнего солнца. „Через полчаса поезд прибудет в столицу Советского Союза, город-герой Москву“, — так вещал начальник поезда, нежданно снизошедший до общения с пассажирами. Димка еще долго будет соображать, откуда он едет. Он не сможет точно сказать, снилось ли ему всё это, или всё произошло на самом деле. Неожиданно придет ощущение, что этого не могло быть наяву — только во сне. Переступив порог дома, он бросится к телефону, наберет номер воинской „централки“, назовет пароль, услышит голос Дениса, попросит Славика, всё еще сомневаясь в реальности происходящего. Всё поставит на место знакомый до слез голос:
— Да, я слушаю.
— Славка, ты!?
— Да, Дим, я. Ты откуда?
— Я уже дома… Дома…
Дома?..
© Дмитрий Лычёв, 1990–1997