пробивались сизые дымки, а вдоль главной «улицы» тянулась длинная очередь людей с бидончиками.
«Ба! Знакомые всё лица!»
Потрепанную фуражку старпома невозможно было не узнать.
— Мужики, присмотрите там. — Лукин мотнул головой, и от костра, горевшего в центре недостроенного сарая, в разные стороны разошлось с десяток человек. — Вот такие дела, Иван Андреевич. Людей я сберёг, хотя тяжко пришлось. Что и говорить. Женщин пришлось с боем у этих козлов отбивать. Да и с жильём у нас не очень. Все самые лучшие дома и родник теперь васпы держат.
— Кто?
— Американцы, да канадцы. Белые. Их — примерно половина от общего числа людей.
— Ясно. Что там стряслось после Доброго?
Лукин помрачнел.
— Резня. Все против всех. За воду. За еду. За баб. Почти сотня человек легла.
Было видно, что парню нелегко, и он корит себя за то, что произошло.
— Наших отстоял. Все патроны расстрелял, но отстоял. Потом как-то все буйные легли, а остальные — успокоились. Договорились, в итоге.
Иван посмотрел на измученных русских людей разных национальностей и разного вероисповедания, и его желание вывезти отсюда ВСЕХ сильно уменьшилось.
Три девочки-подростка с очень серьёзными и взрослыми глазами. Женщины, раньше времени превратившиеся в старух. Тощие, почерневшие на солнце мужики. Два совсем маленьких ребёнка непонятного пола.
— Сколько вас? Докладывай.
Лукин словно этого и ждал.
— Пассажиры и экипаж самолёта — всего в живых осталось двадцать человек. Тринадцать человек «приблудных», в том числе я и Аудрюс. Мужчин — включая детей — двенадцать, женщин — двадцать одна. Пожилых. — Игорь помолчал, — спасибо Доброму, нет вообще. Самому старшему из наших — Аудрюсу — сорок два. Вот такие дела.
Маляренко поскрипел зубами — тридцать семь человек разом не перевезти, а если увезти половину, то что будет с оставшимися — один Бог ведает!
— Болезные есть? Заразные?
Все повернулись к какой-то женщине. Та отрицательно покачала головой.
— Только простуды. И травмы. Пока. Что будет дальше — я не знаю. Здесь нет никаких условий, вы понимаете?
— Врач? — Иван с интересом рассматривал незнакомку.
— Главврач! — Лукин важно поднял указательный палец. Все вокруг тихо рассмеялись. Люди оживали на глазах. У них в гостях сидел билет в лучшую жизнь, в будущее.
«Воды, в принципе, хватит».
Обжегшись несколько раз на нехватке питья, Иван теперь выходил в море только с очень большим запасом.
«Еды немного, но ничего, потерпим, не впервой. В крайнем случае, добежим до автобуса, там оставлю мужиков, а сам рвану дальше».
Из дальнейших разговоров выяснилось, что, благодаря учинённой резне, женщин в посёлке осталось немного больше, чем мужчин. Это была полезная информация. Воды тут мало. А одиноких мужчин в Бахчисарае и округе — много. По подсчётам звонарёвских опричников — никак не меньше трёх десятков.
«Нормалёк! Баб куплю. За картошку. Но позже. Хе-хе-хе. Летом!»
Уходили под утро. Провожать Ивана и Игоря ушёл только Аудрюс. Лукин тоже было дёрнулся пойти с ними, но Маляренко отрицательно покачал головой, и недоумевающий прапорщик остался возле своих людей.
— Значит так. Ты с нами сейчас не пойдёшь. Останешься здесь. Сможешь к кому-нибудь прибиться?
Мужчины стояли на берегу моря, Игорь гулял поблизости, не желая встревать в разговор босса.
«Меньше знаешь… и так далее!»
Старпом немного помедлил, размышляя, но потом кивнул.
— Смогу.
— Втихаря составишь списки. Вот тебе блокнотик и карандаш. Первый список — одинокие женщины детородного возраста.
Маляренко помялся, почему-то говорить такое ему было неудобно.
— В первую очередь — белые женщины. Потом — остальные. Посмотри, может быть, кто-то из замужних недоволен своей парой, кого-то можно сманить. Таких нужно десятка два.
Аудрюс снова кивнул.
— Потом присмотрись к парам. Устойчивым. Их профессии, навыки и так далее. Выбирать можешь любых. Единственный критерий — задавай себе вопрос: «Хотел бы я жить с этими людьми по соседству». Тебе ясно? И НИКОМУ об этом не говори. Понял?
Старпома проняло. Этот человек доверял ему. Доверял его чутью. Полностью и без оговорок.
Литовец в третий раз кивнул.
Ваня хлопнул моряка по плечу и, не прощаясь, потопал по пляжу.
— А, совсем забыл!
Литовец тоже обернулся.
— Немцы в селе есть? Есть? А партизаны? — Ваня хохотнул. — Отдельным списком их запишешь.
«Чёрт, чуть про Танюхину просьбу не забыл!»
Через двое суток, на рассвете, собрав все имеющиеся запасы пищи и заранее наполнив все фляги водой, тридцать два человека, считая и Маляренко, тихо ушли из посёлка к морю. Впереди их ждала новая жизнь.
В опустевшем недостроенном сарае остались лишь «избитый» Аудрюс и убитый пакистанец.
ГЛАВА 8,
в которой Иван понял, что устал
Этот переход Ваня запомнил даже лучше, чем свой первый выход в открытое море. Даже лучше, чем голодную и «сухую» перевозку детей с северного берега. К счастью, волнение на море немного стихло, и битком набитый пассажирами кораблик, уверенно взрезая форштевнем волну, взял курс на Севастополь.
Люди сидели ровными рядами, плечом к плечу, передние упирались спинами в колени задних, освободив лишь узкий проход по центру палубы для «стюардессы». На самом кончике носа оставили малюсенький, полтора на полтора метра, пятачок, куда все ходили по очереди размяться и поприседать. Зарядку сделать. Да и в туалет сходить заодно. Многочасовое сидение было настоящей пыткой.
Все одиннадцать дней, что длился этот переход, Иван ощущал себя придурком и авантюристом. Глядя из рубки на пассажиров, он крыл себя последними словами. Руки тряслись, в животе разливался предательский холод, а в голову постоянно лезли кадры из фильма «Титаник».
«Малейшая волна, и всё. Я уж про шторма молчу! Идиот! Надо было десяток баб сначала забрать. И детей. А потом — в два рейса — остальных! Когда ж ты головой-то начнёшь думать, Иван Андреевич? А не ж…й».
Тане тоже было не до личных переживаний. Она варила. Нет. Не так. Она варила-варила-варила- варила. Маленький котелок на чугунной печке в машинном отделении булькал, не переставая. Иногда вымотавшуюся девушку подменяла одна из пассажирок, но и это не спасало. Места на «кухне» хватало
