– Э–э… а… и правда! – ошарашенно признал правоту лейтенанта Сергей и неожиданно захохотал. – Смешно получается, – объяснил он, отсмеявшись. – Вблизи ни одного моря не видел, зато видел все моря и океаны издали. Рассказать кому у нас в Рязани, ни в жизнь не поверят. И вообще, повидали мы то, чего, наверное, никто не видел, а, товарищ лейтенант?
– Да уж. Что повидали, то повидали.
– Мне вот что интересно, – после непродолжительного молчания снова заговорил сержант, – мы сейчас падаем или плавно опускаемся? Потому как если па–даем…
– Опускаемся, опускаемся, – успокоил его Велга. – Это я точно знаю.
– Откуда?
– Ты на самолете летал когда–нибудь?
– Не доводилось.
– А я один раз летал. Так вот, когда самолет попадает в так называемую воздушную яму, он как бы падает на несколько метров или даже десятков метров вниз. Когда такое происходит, появляется ощущение, что твой собственный желудок вот–вот выпрыгнет наружу. У тебя есть такое ощущение?
Сергей прислушался к себе и честно заявил, что подобных ощущений он в своем организме не наблюдает.
– Вот поэтому я и думаю, что мы опускаемся, а не падаем, – с удовлетворением заявил Александр.
– Хорошо, если так, – в очередной раз вздохнул сержант. – А как мы узнаем, что уже на Земле? Ведь не видно же ни хрена.
– Ты забыл, что капитан Грапп рассказывал? Люк, по идее, должен автоматически открыться.
– Да помню я. Просто молчать больно муторно. Когда говоришь, вроде как легче становится… А жалко Граппа – хороший был мужик, что ни говори. – И, подумав, добавил: – И всех остальных на «Невредимом» тоже жалко.
– Ты же думал, что нам специально это все подстроили, а теперь жалеешь?
– Думал… Мало ли что я думал! Теперь вот не думаю.
Десять парашютов (по два на модуль) бесшумно плыли сквозь ночь, приближаясь к земле.
– Товарищ лейтенант, смотрите, звезды…
Велга поднял голову. Сквозь распахнутый люк откуда–то из невообразимого далека ему слабо мигала парочка тусклых звезд. «А ведь я там был, – подумал он, расстегивая привязные ремни. – И оказалось, это вовсе не так уж далеко. Летают разумные. Дело техники всего лишь. Интересно, где это мы очутились?» Он попытался припомнить положение корабля относительно Земли на время катастрофы и быстро понял, что это бесполезно: невозможно вспомнить то, чего просто не знаешь.
– Ладно, товарищ лейтенант! – как бы прочтя его мысли, подмигнул Александру Вешняк. – Самое главное – мы на твердой земле, значит, как–нибудь разберемся. Разрешите разведать обстановочку вокруг?
– Пока только визуально, – разрешил Велга и потянулся за своим автоматом. – Ты первый, я за тобой.
Снаружи оказалось довольно тепло. Они стояли на покатом корпусе модуля, настороженно вглядываясь в сомкнувшуюся вокруг них ночную тьму, втягивали широко раздувшимися ноздрями долгожданный сухой воздух Земли и никак не могли понять, рады они возвращению домой или не очень. Как–то сразу стало совершенно ясно, что дом этот слишком огромен и в нем не так уж много найдется уголков, где такие люди, как они, могли бы чувствовать себя в полной безопасности.
Эта ночь была безлунной.
Какая–то полупрозрачная кисея равномерно затянула небо, и сквозь нее то здесь, то там просвечивали редкие звезды, так что нельзя было разобрать ни одного знакомого созвездия.
– Что за черт… – пробормотал Вешняк, задирая голову в зенит и придерживая рукой пилотку. – На облака вроде не похоже.
– Небо как небо, – пожал плечами Александр. – Мутноватое, правда… Интересно, где наши? Ни хрена не видать.
– Мутное небо… – саркастически хмыкнул сер–жант. – Мы же не в городе. С чего бы это ему быть мутным?
– Может, дым? Чуешь, гарью пахнет?
– Чую. Только гарь–то старая. То, что здесь горело, давно головешками стало. Что будем делать, товарищ лейтенант, кричать или стрелять?
– Ждать. Сейчас лето, значит, скоро рассветет. А ночью без луны да по незнакомой местности… только ноги ломать. Э, гляди–ка, Сергей, видишь?
Где–то далеко впереди вспыхнул и погас вертикальный луч мощного фонаря. И снова вспыхнул. И снова погас. Короткие и длинные лучи перемежались в определенной последовательности.
– Азбука Морзе! – воскликнул Александр. – Это наши! А ну–ка… Так… тра: что за черт… а! Ж–д–е–м у–т–р–а, ж–д–е–м у–т–р–а, ж–д–е–м у–т–р–а. Опять то же самое. Ну и правильно, мы тоже ждем… Что?
– Возьмите, товарищ лейтенант. – Пока он читал послание, Вешняк успел слазить вниз, в кабину модуля, и теперь протягивал Александру фонарь из аварийного запаса. – Ответить бы надо.
– Давай. – Велга принял фонарь, подумал, что–то припоминая, и замигал в небо: «Понял вас. Понял вас. Понял вас». В ответ получил: «Видим. Рады. Ждем утра. Конец связи» и выключил фонарь.
Они уселись возле открытого люка. Со всех сторон окружающая их ночь родной планеты казалась гораздо более враждебной, чем слабое перемигивание лампочек на мини–пульте в кабине аварийного модуля, созданного чужим разумом и чужими руками.
Сергей Вешняк оперся на локоть, принимая полулежачее положение, привычно похлопал себя по карманам гимнастерки и тяжело вздохнул. Курево кончилось давно и у всех.
– Давно хотел вам сказать, товарищ лейтенант, – кашлянул он, – да все как–то не с руки было.
– Что именно?
– Да вот насчет Милосердия Бога этого ихнего…
– А что такое?
– Да ведь… это… сломалась штука–то.
– Как это сломалась? Что ты плетешь?
– И вовсе я не плету, – слегка обиделся сержант. – Давно уже сломалась. Аккурат как мы «спасательную планету» покинули. Я говорить не хотел, чтобы наших сварогов не расстраивать. Да и нам так лучше, а то еще неизвестно, чем бы все кончилось.
– А ну покажи, – потребовал Велга. Вешняк вздохнул, сопя, полез в вещмешок и достал оттуда завернутую в тряпицу драгоценную пирамидку.
– Смотрите сами.
Милосердие Бога было мертво.
Исчезло теплое желто–оранжевое свечение. Растворились и пропали дивные цветные тени в глубине.
Лейтенант держал на ладони четырехгранную пирамидку из неизвестного материала. Темную и холодную.
– Сдохла, – с сожалением в голосе сказал Веш–няк. – Я же говорил.
– М–да. Действительно. Жалко, однако. Хоть нам вроде и все равно, а все равно жалко. А, Сережа?
– И не говорите. Я как заметил, так сердце прямо кровью облилось, как будто у меня дружка близкого убили. Но делать–то нечего – терпел, молчал…
– Ты молодец, – печально похвалил его Александр и протянул сержанту мертвое Милосердие назад. – Возьми, спрячь. Может, еще и пригодится на что–нибудь.
– Орехи колоть? – горько вопросил сержант, но пирамидку взял, аккуратно обернул тряпицей и спрятал в вещмешок.
