Дональд Хуг) принял за грипп. В результате болезнь свела Джона в могилу. Но годом позже.
– Вот ваш дом. – Лицом Дуглас Блуноут напоминал отца, за исключением странно выцветших глаз. – До вас тут жили многие мальчики. Если дом вам понравится, заботьтесь о нем, чтобы его смогли использовать мальчики и после вас. Здесь есть дровяная печь на случай, если вы замерзнете, хотя я в этом сомневаюсь. Кроватей четыре, так что вы можете выбирать. Если мы возьмем кого-то еще, ему придется спать на оставшейся. Для закусок и кофе есть электрическая плитка. Перед тем как выйти из дома утром, обязательно выдерните штепсель из розетки. Перед тем как вечером улечься спать, обязательно выдерните штепсель из розетки. Вот пепельницы. Ваши бычки должны быть здесь. Не на полу. Не во дворе. Никакой выпивки и игры в покер. Если я или мой отец поймаем вас выпивающими или играющими в покер, вы отсюда уезжаете. Никаких вторых шансов. Завтрак в шесть. В большом доме. Ленч в полдень, вам привезут его туда. – Он махнул в сторону черничных полей. – Ужин в шесть, в большом доме. Начнете работать завтра в семь. Доброго вам дня, джентльмены.
После его ухода они осмотрели дом. Как выяснилось, не самое плохое место. Плита – старинный «Инвинсибл» с небольшой жаровней. Кровати на полу. Впервые за долгие годы им предстояло спать не на двухъярусных нарах. Они обнаружили, что в доме, помимо кухни, есть одна большая общая комната и две спальни. Был и книжный шкаф – ящик из-под апельсинов. В «шкафу» лежали четыре книги: Библия, руководство по сексу для молодых людей, «Десять вечеров в баре»[50] и «Унесенные ветром». Выцветший ковер лежал на полу, а сам пол, из свободных, не сцепленных друг с другом досок, отличался от плиточных и навощенных полов «XX». Эти доски громыхали под ногой.
Пока другие застилали кровати, Блейз вышел на крыльцо, чтобы посмотреть на реку. В этом месте она текла уже не так быстро, но чуть выше по течению он слышал убаюкивающий гул порога. Искривленные деревья, ивы и дубы, нависали над водой, словно любовались своими отражениями. Стрекозы и мошкара кружили над самой поверхностью, иногда касаясь воды. Где-то далеко стрекотала цикада.
Блейз почувствовал, как в нем начинает ослабевать напряжение.
Сел на верхнюю ступеньку крыльца. Через какое-то время появился Джон, примостился рядом.
– Где Той? – спросил Блейз.
– Читает эту секс-книгу. Ищет картинки.
– Нашел хоть одну?
– Пока нет.
Они посидели, помолчали.
– Блейз?
– Что?
– Не так чтобы плохо, а?
– Не так.
Но он по-прежнему помнил ферму Боуи.
В большой дом они пошли к половине шестого. Тропа вилась по берегу реки и скоро привела их к домам-в-излучине, где поселились с полдюжины девушек.
Парни из «XX» и драчуны из «Саут-Портленда» продолжали идти, словно общались с девушками (девушками с грудями!) каждый чертов день. Девушки присоединились к ним, некоторые красили губы, болтая друг с другом, словно парней (парней с юношеским пушком на щеках) видели рядом так же часто, как мух. Одна или две были в нейлоновых чулках, остальные – в носочках. Все как одна скатали носочки вниз до щиколоток. Прыщи тщательно запудрили, иногда толщина слоя пудры не уступала толщине глазировки торта. Одна из девушек, к зависти остальных, накрасила веки зелеными тенями. Все в совершенстве умели крутить бедрами при ходьбе. Походку эту Джон Челцман позднее окрестил «Шлюха на охоте».
Один из драчунов «Саут-Портленда» отхаркнул и сплюнул. Затем вырвал стебелек люцерны и зажал в зубах. Другие парни пристально наблюдали за этим действом, пытаясь придумать какой-то (какой угодно) способ продемонстрировать свое полное безразличие к прекрасному полу. Большинство отхаркнули и сплюнули. Некоторые оригиналы сунули руки в задние карманы. Кое-кто использовал обе идеи.
Парням из «Саут-Портленда» было, пожалуй, проще. Как ни крути, в большом городе девушек хватало. Матери парней из «Саут-Портленда» могли быть алкоголичками, наркоманками, подзаборными шлюхами, их сестры могли за пару баксов гонять желающим шкурку, но драчуны хотя бы имели представление о девушках.
Парни из «XX» жили в чисто мужском обществе, практически изолированном от окружающего мира. Их сексуальное образование ограничивалось лекциями местных священников. Большинство из этих деревенских проповедников объясняли мальчикам, что от мастурбации люди становятся глупее, а половой акт чреват тем, что пенис может почернеть от болезни и даже начать гнить. У парней также были эротические журналы Той-Джема («Герл дайджест» – самый последний и самый лучший). Идеи о том, как говорить с девушкой, они могли почерпнуть лишь из фильмов. Насчет самого полового акта идей у них не было вовсе, потому что, как с грустью изрек однажды Той, траханье показывают только во французских фильмах. А единственным французским фильмом, который они видели, был «Французский связной»[51]
Так что путь от домов-в-излучине до большого дома они прошли в напряженном (но не враждебном) молчании. Если бы они не прилагали все силы, чтобы понять, как вести себя в столь новой для всех ситуации, то кто-нибудь бросил бы взгляд на идущего сзади Дуга Блуноута и заметил, с каким трудом тому удается сдерживать смех.
Когда они вошли, Гарри Блуноут стоял у двери столовой. Юноши и девушки таращились на репродукции на стенах (Карриер-и-Айвс, Н.К. Уайет[52]), старую мебель, длинный обеденный стол с вырезанными на скамьях надписями –
«КОГДА Я ЕМ, Я ГЛУХ И НЕМ»
на одной и
«СЯДЬ ГОЛОДНЫМ, ВСТАНЬ СЫТЫМ»
на другой. Но главным образом они смотрели на большой, написанный маслом портрет на восточной стене. Марианн Блуноут, умершей жены Гарри.
Они могли полагать себя повидавшими жизнь, и в каком-то смысле это не противоречило истине, но все они были еще детьми, только-только осознающими свою принадлежность к тому или другому полу. Они инстинктивно формировали себя в тех людей, какими им предстояло прожить всю жизнь. Блуноут не собирался им в этом мешать. Когда они входили в столовую, он пожимал каждому или каждой руку. Уважительно кивал девушкам, не подавая виду, что те размалеваны, как куклы «Кьюпи»[53].
Блейз вошел последним. Он возвышался над Блуноутом на полфута, но шаркал ногами и смотрел в пол, всей душой желая вернуться в «XX». Все было так сложно. Так ужасно. Его язык прилип к нёбу. Не глядя, он протянул руку.
Блуноут ее пожал.
– Господи, ну ты и здоровяк! С твоим ростом не так-то легко собирать ягоды.
Блейз тупо посмотрел на него.
– Хочешь водить грузовик?
Блейз вытаращился на Блуноута. Что-то застряло у него в горле и не желало проваливаться вниз.
– Я не умею управлять автомобилем, сэр.
– Я тебя научу, – ответил Блуноут, – Это не сложно. А пока иди и поешь.
Блейз прошел в столовую. Стол из красного дерева блестел. Тарелки поставили по обеим длинным сторонам. Над столом сияла люстра, совсем как в кино. Блейз сел, его бросало то в жар, то в холод. Слева от него сидела девушка, и он смутился еще больше. Всякий раз, когда он смотрел в ее сторону, взгляд цеплялся за выпирающие груди. Он пытался что-то с этим сделать, и не мог. Они просто… были. Занимали свое место в этом мире.
