почти безупречная фигура, чуть, может быть, излишне худощавая, прекрасные ноги. Весьма привлекательная женщина.
Дыхание ее успокоилось, она отпила еще чуточку виски и, достав из сумочки пудреницу и губную помаду, принялась приводить в порядок лицо. Уэксфорд заметил, что на мгновение она задержалась взглядом на самом заметном из синяков, под левым глазом. Прежде чем попытаться запудрить, Джоан Гарланд в раздумье коснулась его кончиком пальца.
— Мы о многом хотели бы вас расспросить, миссис Гарланд.
— Да-да, я догадываюсь. — Она помолчала. — Я ничего не знала, понимаете, не знала, даже и в мыслях не было. Видите ли, американские газеты не печатают чужих новостей — то есть для них чужих. Если, конечно, это не война или что-то подобное. Ни слова не было там и об этом убийстве. Впервые я узнала, что произошло, когда позвонила этой девочке, дочке Наоми.
— Когда Джоан Гарланд произнесла имя подруги, губы у нее задрожали. Она судорожно глотнула. — Бедняжка, вот уж кого можно пожалеть; мне следовало бы так ей и сказать, объяснить, как я сожалею, но известие просто убило меня. Я едва не потеряла дар речи.
— Вы никому не говорили, что собираетесь уезжать, — вмешался Вайн. — Ни слова не сказали ни матери, ни сестрам.
— Наоми знала.
— Возможно. — Уэксфорд не стал излагать ей свои мысли о том, что теперь, когда Наоми мертва, им уже никогда не узнать правды. Совершенно некстати сейчас новый поток слез, причиной которого могут стать его слова. — Вы не могли бы объяснить нам, куда вы уезжали и зачем?
— Это обязательно? — по-детски наивно спросила она.
— Да, обязательно. Но не спешите. Возможно, вам нужно хорошенько подумать, прежде чем отвечать. Должен сказать вам, миссис Гарланд, что ваше бесследное исчезновение в подобной ситуации доставило нам немало хлопот.
— Вы не плеснули бы мне еще капельку виски? — Женщина протянула Вайну пустой бокал. — Да-да, все в порядке, не нужно так на меня смотреть. Я и вправду люблю выпить, но я вовсе не алкоголичка. Особенно помогает при стрессе. В этом есть что-то плохое?
— Я здесь не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы, миссис Гарланд, — сказал Уэксфорд, — а для того, чтобы вы ответили на мои. Я оказал вам любезность, явившись сюда. И хочу, чтобы вы смогли отвечать мне. Это понятно? — Он чуть заметно качнул головой в сторону Вайна, стоявшего наготове с бокалом в руке и мрачным выражением на лице: уж так и быть, пока послужу. Вид у Джоан Гарланд был одновременно испуганный и сердитый. — Очень хорошо. Дело весьма серьезное. Я хочу, чтобы вы рассказали мне, когда вернулись домой и что делали.
— Вчера вечером, — отозвалась она мрачно. — Ну, самолет из Лос-Анджелеса прибывает в аэропорт Гатвик в половине второго, но этот припоздал. Мы прошли таможню только в четыре. Я хотела поехать поездом, но почувствовала, что слишком утомлена, выжата, как лимон, поэтому взяла машину прямо до дому. Здесь я была в пять часов. — Она подняла на Уэксфорда тяжелый взгляд. — Немного выпила… Ну, бокальчик-другой. Мне это было необходимо, должна сказать. Потом легла в постель. И проспала двенадцать часов.
— А утром вы отправились к себе в салон, обнаружили, что он закрыт, причем, похоже, закрыт уже давно.
— Все верно. Я разозлилась на Наоми, прости Господи. Лучше бы я расспросила кого-нибудь, позвонила бы одной из сестер! Но мне и в голову ничего не пришло. Я решила, что Наоми опять, как всегда, пробездельничала, прости Господи. Ключей у меня с собой не было. Я не сомневалась, что салон открыт. Ну и поплелась домой, откуда позвонила Дэйзи. То есть я-то думала, что звоню Наоми, чтобы как следует ее пропесочить. Дэйзи мне все и рассказала… Бедная девочка, представляю, какой ад это был для нее: снова все повторить, снова пережить весь тот ужас…
— В тот вечер, когда вы уехали, одиннадцатого марта, между пятью и пятью тридцатью вы навещали в Кэнбрукском доме престарелых матушку. Расскажите, что вы делали потом?
Она вздохнула, метнула взгляд на пустой бокал, который Вайн поставил на стол, и провела языком по свеженакрашенным губам.
— Закончила паковать вещи. На следующий день, двенадцатого, я должна была улетать. Рейс был в одиннадцать, регистрация начиналась в девять тридцать, но я решила, что лучше поехать с вечера. В последнее время на поезда особой надежды нет, и я еще подумала: а что если вдруг утренний отменят? Поверьте, я приняла это решение неожиданно. Пока складывала вещи, вдруг решила позвонить в гостиницу в Гатвике, поинтересоваться, не найдется ли для меня номер, — позвонила, и все получилось. Я обещала повидаться с Наоми, хотя днем мы с ней обо всем договорились. Дел у нас особых не было. Наоми сказала, что с налогами она справится. Но я ответила, что все же приеду, просто из дружеских чувств, поймите меня… — Голос Джоан Гарланд дрогнул. — Ну все такое… Я еще подумала, заскочу на полчаса в Тэнкред- хаус, проведу полчаса с Наоми, а потом заеду домой и отправлюсь на станцию. Отсюда до вокзала пять минут ходу.
Последнее обстоятельство Уэксфорду было прекрасно известно, и он не стал его комментировать. Вайн оказался настойчивее.
— Не понимаю все же, — сказал он, — почему вы решили ехать именно с вечера? Зачем, если самолет улетал только в одиннадцать? На регистрацию, вы сами сказали, вам нужно было в девять тридцать. Поезд в этом случае явно ни при чем.
Она искоса кинула в его сторону оскорбленный взгляд. Было ясно, что сержант нравился ей все меньше и меньше.
— Если уж вы так настаиваете, мне не хотелось ни с кем видеться утром. — Судя по лицу Вайна, от подобного ответа ситуация ясней для него не стала. — Хорошо, не старайтесь прыгнуть выше головы, чтобы понять. Я не хотела, чтобы люди видели меня с чемоданами, не хотела никаких вопросов, не хотела, чтобы вдруг позвонил кто-нибудь из сестер — годится?
— Оставим на время ваше таинственное путешествие, миссис Гарланд, — проговорил Уэксфорд. — В котором часу вы поехали в Тэнкред-хаус?
— Без десяти восемь, — тут же ответила женщина. — Время я знаю точно. Это мой пунктик. Я никогда не опаздываю. Наоми хотела уговорить меня приехать попозже, но это все выдумки ее матери. Она оставила мне сообщение на автоответчике, но я к подобному уже привыкла и в тот день, во вторник, решила не принимать его во внимание. Я хочу сказать, почему я должна всегда считаться с леди Дэвиной? О Господи, ее больше нет, не стоило мне так говорить… В общем, как я сказала, я уехала без десяти восемь и через двадцать минут уже была там. Если говорить совсем точно, в одиннадцать минут девятого. Я как раз взглянула на часы, когда звонила в дверь.
— Вы позвонили в дверь?
— Несколько раз. Я знала, что они меня слышат. Знала, что они дома. О Господи, мне казалось, что они дома. — Краски покинули ее лицо, ставшее теперь бумажно-белым. — Они уже были мертвы, так? Должно быть, это только что произошло. О Господи… — Уэксфорд видел, как она быстро закрыла глаза, судорожно глотнула. Он дал ей немного времени, чтобы прийти в себя. Изменившимся, низким голосом Джоан Гарланд продолжила свой рассказ: — В гостиной горел свет. У меня еще мелькнула мысль, прости Господи: вот сейчас Наоми объясняет Дэвине, что мы с ней успели сделать все необходимое днем, а та отвечает, что в таком случае самое время научить эту женщину не вторгаться в ее дом, когда она ужинает. От нее вполне можно было этого ожидать. — Яркое воспоминание о том, что случилось с Дэвиной Флори, помешало продолжению рассказа. Джоан Гарланд судорожно поднесла к губам руку.
Дабы избежать очередной мольбы к Господу о прощении, Уэксфорд поспешил задать следующий вопрос:
— Вы позвонили еще раз?
— Всего я звонила три или четыре раза. Потом пошла взглянуть в окно гостиной, но ничего не разглядела. Мешали шторы. Поймите я, конечно, была зла. Сейчас это звучит ужасно, я понимаю. А тогда я подумала: ну что ж, не стану вам навязываться. И отправилась домой.
— И все? Вы проделали весь этот долгий путь туда, а потом, когда вам не открыли, — обратно, и только?
