сводил с него глаз в автомобильном салоне.
Провинциальные государственные чиновники почти всегда относятся с подозрением к телефонным звонкам из Рима. Когда звонят из столицы, говорят они, то это или сулит какие-нибудь неприятности, или же преследует чьи-то личные цели. Поэтому, когда дежурный телефонист объявил: «Рим на линии. Говорите»,— Каттани скривился.
Но тотчас успокоился, услышав в трубке голос Каннито:
— Ваше превосходительство, рад вас слышать.
— Как поживаешь, Каттани? До меня дошло, что тебе пришлось участвовать в перестрелке. Ну, рассказывай, рассказывай.
Комиссар постарался как можно меньше драматизировать тот эпизод.
— Обычный случай на работе, — сказал он. И добавил:— Главное, что благодаря этому следствие значительно продвинулось вперед.
Затем он размашисто что-то записал на листке. Подчиненный, который положил перед ним на стол бумагу, взял ее, вложил в папку и на цыпочках вышел.
— Тот подонок, что приказал долго жить, был вооружен пистолетом, из которого убили Де Марию. Да, да, тем самым. У научно-экспертного отдела никаких сомнений. Видите ли, что касается Де Марии, то мне еще остается уточнить побудительную причину убийства, а в деле Маринео я, убежден, все выяснил до конца.
— Ну что же, это действительно приятные известия, — сказал звонивший из Рима. Он сидел у себя в кабинете и достал из ящика папку темной кожи. — Так же и мои дела приняли благоприятный оборот. Да, да. Помнишь, в нашем разговоре я упоминал о важном назначении? Так вот, дорогой друг, теперь это очень близко. Осталось лишь преодолеть некоторые мелкие препятствия. Так, маленькие формальности.
Он положил руку на верхний правый угол папки и кончиком среднего пальца принялся отсчитывать страницы. Дойдя до пятой, он начал ее открывать с мучительной медлительностью, словно электрик- любитель, боящийся, что дернет током. Отогнув страницу номер пять до половины, он склонил голову набок и принялся внимательно изучать следующую. С улыбкой облегчения он отметил, что на третьей строке в середине напечатанного на машинке слова «президент» обнаружилось что-то вроде запятой — серая кривая закорючка. Это был седой волосок из брови, один из тех, что высокопоставленное лицо имело обыкновение у себя выдергивать и стратегически располагать меж своих особенно секретных документов. В случае, если бы какому-нибудь любопытному вздумалось совать в них нос, волосков не оказалось бы на месте.
Телефонный собеседник Каттани, казалось, был вполне удовлетворен результатами произведенной проверки.
— Послушай-ка, — он снова обратился к комиссару. — Ты сказал, что задержал второго нападавшего. Что это за тип?
— Подонок, который вообразил себя бог знает кем. Мелкий мафиозо.
— Гм, — раздалось на другом конце провода. — И ты рассчитываешь через него выйти на кого-то поважнее?
— Перспективы весьма ободряющие, — ответил Каттани. Появившемуся на пороге Альтеро он показал жестом, чтобы тот вошел. — Уже просматриваются кое-какие связи, но чтобы получить доказательства, потребуются время и удача.
— А, понимаю, — собеседник выдержал паузу, словно прикидывая, удастся ли это комиссару. Потом, заканчивая разговор, сказал: — Ну, хорошо, продолжай в том же духе, дорогой Каттани. И если на этом фронте у тебя появится что-нибудь новенькое, держи меня в курсе.
Комиссар положил трубку и посмотрел на сидящего напротив Альтеро.
— Ну как дела?
— Мы перевезли Чиринна в Палермо, в тюрьму Уччардоне, — сказал Альтеро. — Теперь мне хотелось бы согласовать с вами дальнейшие шаги по этому делу.
Каттани с улыбкой, не спеша ответить, переменил тему разговора.
— Сказать по правде, я был о вас не очень-то высокого мнения.
Альтеро слегка нахмурился, но не выказал удивления.
— Я отдавал себе в этом отчет, — признался он.
— Теперь же мне все видится в другом свете, — произнес Каттани, постукивая карандашом по столу. — Подумав как следует, я пришел к выводу, что вашему поведению все же можно найти объяснение.
Альтеро заерзал на стуле. — Какому поведению?
— Настало время открыть карты, — продолжал комиссар. — Речь идет о том пресловутом телефонном звонке, когда Маринео в ночь убийства позвонила какая-то женщина. Это была герцогиня Печчи-Шалойя. И не нужно сидеть с видом побитой собаки, дорогой Альтеро. Послушайте, что я скажу. Вы были в курсе любовной связи между Маринео и герцогиней Элеонорой. Титти вам позвонила, сказала, чтобы вы немедленно приезжали. Вы приезжаете и находите там два трупа. «Это все наделала моя мать, — рассказывает вам девушка. — Маринео должны были перевести в другой город, и мама впала в отчаяние, после стольких лет она не хотела его терять. Была ужасная сцена, которая кончилась тем, что мать выхватила револьвер, застрелила Маринео, а потом пустила себе пулю в лоб». И вы, дорогой Альтеро, поверили этой версии. Впрочем, она весьма правдоподобна. Но здесь вы как поступили? Движимый чрезмерным желанием оградить память Маринео от пересудов, вы решаете, что труп комиссара должен исчезнуть из этого дома. Вы уважали своего начальника, отца семейства, о котором никогда не ходило сплетен. Вам хотелось избежать скандала. Его роман с герцогиней должен был оставаться тайной и после смерти. Вы следите за моими словами? По этой причине вы, воспользовавшись темнотой, перенесли тело. Маринео в оставленную им во дворе машину и бросили ее посреди той поляны, где она была обнаружена. Заключительный штрих вы добавили в своем докладе прокурору, где высказали предположение, что кто-то из осведомителей Маринео завлек его в ловушку. Прошу вас, дайте мне закончить. Таким образом, эти две смерти — комиссара и герцогини — стали выглядеть как два несвязанных между собой события, и их стали считать первую — убийством, а вторую — самоубийством.
Альтеро сидел, безвольно опустив руки, лицо его покраснело, он не в силах был произнести ни слова. Потом с мрачным видом пробормотал:
— Я готов сполна нести за это ответственность.
— Ах, да я и не думаю вас в чем-то обвинять. Только благодаря чистой случайности я нашел спички Маринео в доме Печчи-Шалойя. На коробке заметил пятнышко крови, по которому нетрудно было догадаться, что убили комиссара именно тут. Но вы не могли себе представить. Вам показался правдивым рассказ Титти, вы ей поверили. — Каттани подался вперед и, ударив ладонью по столу, добавил: — А девушка вам наврала, дорогой Альтеро, она вас сбила со следа. В действительности же в тот вечер там был еще один человек — этот хитрец Санте Чиринна. Да, да, именно он. Маринео взял его за грудки из-за Титти. Комиссар был привязан к ее матери и относился к Титти как к дочери. Он начал грозить этому мерзавцу, что упечет его, если тот не оставит девушку в покое и не перестанет отравлять ее наркотиками. Вспыльчивый по характеру, Чиринна вышел из себя, кровь бросилась ему в голову. Он выхватил пистолет и в упор выстрелил в Маринео.
Альтеро был ошарашен такой реконструкцией происшедшего, на лице его отразились изумление и недоверие.
— А герцогиня? — спросил он. — Почему же она покончила с собой?
— Она не покончила с собой, — поправил его Каттани. — В отчаянии от убийства человека, которого любила, она обрушила весь гнев на Чиринна. «Не думай, что тебе это сойдет с рук, — грозила она ему, — я не намерена покрывать преступление такого уголовника, как ты». И Чиринна в слепом бешенстве поднял пистолет и прикончил также и герцогиню Элеонору. Потом заставил Титти позвонить вам. «Вызови Альтеро, — приказал он ей, — он знает про роман между Маринео и твоей матерью, скажи ему, что они убили друг друга, он придумает, как все уладить. Но только смотри, без всяких фокусов, не то у меня найдется пуля и для тебя». Здесь Чиринна вложил свой пистолет — номер на оружии был спилен — в руку герцогини и смылся.
— Да, — признал Альтеро, — теперь все сходится. Но я не могу понять одного: почему некоторое время назад вы высказали подозрение, что Маринео ворсе не был таким уж святым, каким я его
