Фалалей Кийко.
- Знамо, Фалалея эта медаль, - подтвердила преемница Кийко, шумливая Степанида Маркеловна. - У него их, почитай, полная грудь...
Прошло не меньше часа горячей печной операции, а в ночи словно ничего не изменилось за это время. Налетал то горячий и сухой, а то сыроватый, с длинными космами ветер. Он мыкался между пустыней и морем и не мог нарушить ни протяжности ночной тьмы, ни всполохов ночных светляков, разбросанных по озеру, но больше всего скопившихся вокруг печной громады. Чтобы не затеряться в ночи бесследно, ветер голосил, шумел в железных дебрях построек, около оторванных листов крыши, и.дико бесновался на открытой площадке, где коротали ночь добытчики. Тут он был заметнее, чем в открытом поле, на каменистом озере и в пустоте темного неба. Незримый странник становился невольным участником событий и даже помощником. Своим мохнатым помелом ветер очищал площадку от жара, срезал у печи ее пышущие лизуны и окатывал разгоряченных ребят упругими струями, пропитанными солью морских волн, запахом водорослей, дурманом степной полыни и дымком чабанских костров. У бекдузского ветра чудесный букет. Тяжело и бессловесно ворочаясь в душном склепе, ребята думали о нем и ждали встречи с ним. Выбравшись на волю, первым делом подставляли ему лицо, грудь, ловили ртом и загребали ладонями... Пожалуй, ребята делали это непроизвольно, ища избавления от удушья, и это для них было спасеньем. Но кочегар Шабасан узрел в этом слепое преклонение перед природой, и потребовал от Нины Алексеевны чуткой заботы об охране здоровья. Шальной ветер хотя и пользительный, но не очень-то он пробирает. Шабасан, потирая свой бугристый, широкий лоб, сразу же нашел этому вопросу веское обоснование.
- Надо помочь ветру, тогда и прохлады прибудет, и запашок полыни и ковыля будет погуще.
Мощный вентилятор подтащили к месту аварии и быстро пустили. Сергей Брагин, удивленный заметной переменой в климате, раньше времени появился на площадке и, увидев работающий вентилятор, прямо-таки поразился.
- Лучше и не придумаешь. Чья идея? - Сергей посмотрел на Шабасана.
- Перед вами агрегат Протасовой! - быстро ответил Шабасан.
Снизу, из темноты, от дежурки что-то кричали. Шабасан перегнулся через железные, как у борта корабля, поручни, и свистнул, дав этим понять, чтобы кричали в его сторону.
- Джарчи-крикун зовет к телефону Нину Алексеевну! Доклад кто-то требует и ругает за остановку печи...- передал Шабасан полученные от Степаниды Маркеловны сведения.
Нина вопросительно взглянула на Сергея, замешкалась на верхних ступеньках лестницы.
- В одиннадцать ноль-ноль! - крикнул ей Сергей.- Если не верят, то пусть приедут и посмотрят.
- Иди ты, Сергей! Лучше поверят, - стала умолять Нина.
- Некогда играть: веришь-не веришь! У нас не флирт, а авария!
Повозившись вместе с Шабасаном около вентилятора, Сергей снова скрылся в темном, закрытом клубами пара погребке. Судя по тому, как Сергей спокойно говорил с Шабасаном и давал распоряжение готовить мирабилит для загрузки, а главное - как Сергей старательно поправил алую ленточку у котика Фомки и выбрал из его цветистой шубки остья верблюжьей колючки, а потом посадил себе на плечо и сдунул как пушинку на плечо Шабасану, Нина поняла, что дела у Сергея спорились. И он был доволен ребятами. Видимо, оставшись тогда один в парной барокамере, Сергей не только перебирал четки и загадывал о их счастливой звезде, но и подобрал ключик к коварному печному сундуку. Ничего не сказал ей Сергей такого, чтобы радоваться, а у Нины все равно отлегло от сердца, и сама не признаваясь в том, она все больше начинала верить Сергею, и словно бы стала лучше понимать его взбалмошный, сложный характер, в котором не сразу поймешь, чего больше: волевой, буйной силы и упорства или рассудочности, мягкости и нежности, и особенно какой-то своей веры в исполнение задуманного?.. Правда, тот кто хотел, понимал характер Сергея Брагина. Взять хотя бы этот случай с ремонтом печи, когда инструкциями, наставлениями, предписаниями, да и просто здравым смыслом отвергалось всякое касательство к печному раскаленному нутру; когда огнеупоры должны быть сначала остужены, прежде чем подступиться к ним, а охлаждение мыслилось и было возможно только при вмешательстве самого времени.
В этом случае требовалась не иначе как полная остановка, отключение всех узлов, а такие простои были больше всего противопоказаны печи 'кипящего слоя'. Сергей Брагин во многом не согласный с Игорем Завидным, Метановым и главными создателями печи, узревший, может быть, раньше других ее неустойку, первым же и взялся исправлять печь с риском для жизни. Он не только сам отважился на опасный шаг, но и увлек помощников, которые верили Сергею Брагину. Кажется, не ему бы, начальнику производственного отдела бросаться без оглядки в эту бучу, но Сергей, не раздумывая, ввязался в эту сложную историю. Вначале и Нина не верила в успех Брагина, а сейчас по каким-то необъяснимым черточкам и приметам она увидела в Сергее такое, что не может не обеспечить ему успех. С этой уверенностью она и пошла к телефону, рассчитывая тут же вернуться, но задержалась.
Звонили, по всей вероятности, с квартирного телефона: слышался не только вежливый голос Метанова, его плавная речь с правильными паузами, отчетливыми окончаниями слов и соблюдением всех правил дикторской орфоэпии. В мелодичные рулады Семена Семеновича вплетались детские взвизги, смех, хорошо знакомая и уже полузабытая симфоническая музыка. Оказывается, кроме обжигающего пара, грохота металла, вонючего мирабилита, смертельной усталости - были на свете... музыка, детский смех, домашний уют. Нину это так нежданно удивило, что она начала отвечать Семену Семеновичу невпопад, словно не понимая, чего выпытывал и зачем неволил наушничать вежливый и добропорядочный Метанов. После необязательного общего разговора он подчеркнуто спросил:
- Что там делает лично Брагин? Не путает, ничего не свергает?.. А, понимаю, пытается руководить! Смехотворно. Не все распоряжения принимайте безоговорочно. Не стесняйтесь, звоните мне домой. Информируйте обо всем, Нина Алексеевна! Почему сам Брагин не подходит к телефону?.. Ниже достоинства? После того, как мы обменялись мнением...
Ребячий смех на другом конце провода умолк, стала слышнее музыка, увертюра Бетховена... 'Эгмонт' или 'Кориолан'. Нина иногда путала их, если слушала отрывочно.
- Брагин не хочет говорить! - вдруг сказала Нина.
- Ах, не желает, хотя и знает, что вызываю я?.. -
немедленно последовала мелодичная и почти напевная фраза.
Спохватившись, Нина постукала по решетке трубки ноготком и нарочно дунула так, что по линии пошел треск.
- Алло, вы слышите, Семен Семеныч? - пыталась выпутаться Нина из неловкого положения. - Накладки сплошные! Сливаются... Брагин... Бетховен...
- Повторите, кто уволен? - всполошившийся Ме-танов ничего не понял: - Ах, Брагин нахален? По буквам передавайте об этом... Весьма важно.
- Алло!.. Работают как черти, говорю, - тихо и отчетливо послала по проводам Нина. - Брагин не имеет времени на разговоры. Да, все делает по-своему, а ребята помогают. Нарушает и коверкает?.. Нет, себя больше калечит. Фиаско? Пока не знаю кто... Брагин уже распорядился поднять вторую смену. Скоро пускаем печь. Не верите и меня спрашиваете? Да, и Сергею Денисовичу, и ребятам я уже поверила. Опять фиаско?.. Угадали, я хочу быть храброй.
Длинная пауза позволила Нине снова встретиться о ''Эгмонтом'.
- Удивительное существо человек, - начал Метанов плавный, должно быть тщательно продуманный диалог, заготовленный на всякий случай и вполне возможно, что не для нее, - верить он может даже тому, что нелепо и несбыточно, лишь бы продлить, подхлестнуть надежду. Считаю эту духовную гидропонику...
Нина слушала молча, прижимая трубку к уху обеими руками. Всем существом она ловила мятежную и одухотворяющую музыку Бетховена, слушала муки и восторги бунтаря Эгмонта. Погрузившись в стихию звуков, Нина поражалась какой-то необъяснимой зовущей силе музыки, стремясь всем сердцем за сильным и правдивым бетхо-венским зовом жизни... Неподвижно стояла она в низенькой комнатушке с фанерным потолочком, прижавшись к стене и приникнув к родничку чудесных звуков, лучше и живительнее которых сейчас для нее не было ничего на свете. Нина отдалась музыке целиком, изливая свои чувства, душу и получая ответную поддержку.
А говоривший с упоением и красивостью Метанов казался пустячно порхающим и хотя важным, но не взаправдашним. Жизнь грозила сладкоголосому Семену Семенычу свежим, буревым ветром. И буйство этого
