местные власти, когда узнают, что ты был у нас. — С этими словами Чоллек тряхнул поводья коня.

Остальные басмачи двинулись за атаманом.

Иламан, сидевший на крупе коня позади седла, которое занимал Иванов, несколько раз оглядывался назад. Он не пересел в пустое седло и даже не подобрал поводья, которые болтались где-то под животом коня.

* * *

Джомарт-бай был весьма солидным и представительным человеком.

Сапожники-мастера говорили, что когда они тачают ему сапоги, то на это еле-еле хватает целой шкуры теленка, А на шапку ему необходим был каракуль ягненка, который не менее двух недель сосал вымя матери.

На сытом и надменном лице Джомарт-бая выделялась всегда аккуратно подстриженная, ухоженная борода, коричневатая с проседью. С бородой сочетались загнутые кверху усы, которые придавали лицу Джомарт-бая свирепость. Взгляд отличался надменностью и высокомерностью.

Бай считал себя сильнее всех, богаче всех, красивей всех, и никто не мог разубедить его в этом.

Но то, чего не могли сделать люди, сделало всемогущее время, то самое время, которое шестьдесят лет назад научило маленького Джомарта ходить, потом бегать по земле, кататься на резвых и своенравных скакунах, которые неслись быстрее ветра, — короче, то самое время, которое прежде было для Джомарт- бая другом и союзником, теперь все чаще ставило ему подножки и висело на плечах тяжелым грузом.

Правда, последние месяцы как будто были для него благоприятны. Стояли светлые весенние дни, часто приносившие дождь, множились огромные и без того отары овец — их было у него больше шести тысяч.

Однако ничто в этом году не радовало, ничто не могло поднять настроения Джомарт-бая. Многое, беспокоило его: и батраки, которые день ото дня становились все более строптивыми и несговорчивыми и тревожные слухи, и новая власть.

Докатилась весть, что в далекой России скинули белого падишаха. Напрасно Джомарт-бай уверял себя и других, что не верит в это, что такого быть не может, что если не завтра, так послезавтра великий падишах снова взойдет на трон.

Многие баи, такие же как он, бежали со всеми своими пожитками и домочадцами за границу, это тоже раздражало Джомарт-бая. Не спеша следовать их примеру, он думал со злобной ненавистью:

«Трусливые душонки, они предали и покинули свою родину в трудный час, а что их может ждать там, зa рубежом?

Белому падишаху это не понравится, когда Николай снова взойдет на трон. А это непременно будет!»

Нужно сказать, что, хотя Джомарт-бай и бравировал всем своим поведением, собственных овец он велел согнать в более укромное место, расположенное в глубине пустыни. Впрочем, и там ему не удавалось уйти из поля зрения советской власти, которая крепла день ото дня.

Не проходило и двух-трех дней после того, как он, покинув со своей отарой старую низину, перебирался на новую, — как его догоняла налоговая бумага, от которой у него волосы вставали дыбом.

Наконец Джомарт-бай заставил перегнать свои отары в отдаленную местность, прозванную Берк, что означает твердый. Пески Берк действительно были твердыми, жесткими, словно наждачная бумага. - Местность представляла собой почти правильный круг километров семи-восьми в диаметре, окамленный по краю песчаными буграми.

Даже при малейшем дуновении ветра песок с бугров поднимался, образуя бушующее море.

Как гласит туркменская поговорка, «щенок похож на отца, сын на дядю». Сын Джомарт-бая походил на своего дядю, которого звали Сулейманом.

С детства Сулейман был болезненным и щуплым. Именно по этой причине Джомарт-бай решил сделать из него муллу и несколько лет назад послал его в Бухару, где определил в медресе — мусульманское духовное училище.

Только у каждого человека бывает свое призвание, и хорошо, если жизненные обстоятельства не препятствуют ему. Так, к счастью для него, случилось у Су-леймана. Он оказался способным учеником, чем в какой-то мере возмещал свою физическую хилость и беспомощность. А чем бы еще он мог заниматься в жизни, если не служением аллаху?..

Сулейман особенно не задумывался над тем, что по годам ему пора бы обзавестись семьей.

Несколько лет назад до Джомарт-бая окольными путями дошло известие, что его сын стал джазидом.

Откуда было Джомарт-баю знать, что джазид — это последователь джадидизма, мелкобуржуазного националистического течения? Джомарт и слов-то таких не слыхивал. Он понял сообщенное ему так, что сын напрочь порвал с мусульманской религией.

Джомарт-бай разволновался и послал сыну письмо, чтобы тот немедленно приехал.

Но ответа от Сулеймана не последовало.

В эти тревожные дни жена Джомарт-бая простудилась и сильно захворала. Охая от невыносимых болей она думала, что, видно, не придется ей больше увидеть единственного сына. Увы, эти печальные мысли оказались пророческими. Вскоре она покинула этот мир.

Приехав б Берк и обосновавшись здесь, Джомарт-бай, не пожалев немалых затрат, послал за сыном специального человека. Наказ Джомарт-бая был коротким:

— Если не найдешь его в Самарканде, езжай в Мары. Езжай куда хочешь, но без Сулеймана не возвращайся.

Дочери Джомарт-бая Арзыгуль исполнилось восемнадцать лет. Широкая и крупная в кости, здоровая и всегда веселая, она внешностью походила на отца.

Смуглое лицо девушки украшали огромные черные глаза, при одном взгляде которых суровые пески Бер-ка, казалось, по-весеннему расцветали. Ее черные толстые косы, по две с каждой стороны, доходили до пояса. Пониже ушей в них были вплетены дорогие серебряные украшения филигранной работы.

Арзыгуль вся светилась красотой. Однако эта красота, не теряя своей прелести, подчинялась строгой и суровой воле отца.

Улыбка Арзыгуль никого не могла оставить равнодушным. Девушка была похожа на одинокую светлую звездочку в небе, до которой никто не мог дотянуться рукой, — ею оставалось только любоваться.

Арзыгуль с детства баловали. И тогда ее любили, хотя она была еще ребенком. Детство Арзыгуль прошло в песках. Она любила играть со сверстниками — мальчишками и девчонками. Отличалась силой и ловкостью: иногда боролась с мальчишками и побеждала их. Побежденному сыпала в рот песок, а вокруг долго не умолкал детский смех.

Когда Арзыгуль повзрослела, эти забавы были забыты. Став невестой на выданье, она попробовала шить и вышивать. Женская работа у нее, однако, никак не получалась.

Бросив шитье или вышивку, она выбегала из дому и прыгала на жеребца, приученного к верховой езде, который всегда стоял привязанным близ дверей.

Гикнув, Арзыгуль уносилась в пески. Ее особенно радовало, когда после возгласа жеребец поднимался на дыбы.

Хотя и с большим опозданием, но Джомарт-бай наконец понял, что белый падишах никогда больше не вернется на трон. Понял он и всю безвыходность своего положения: граница к этому времени была уже надежно перекрыта.

Но Джомарт-баю не хотелось лишаться своего богатства, которое он копил всю жизнь.

Спасти богатство можно было только одним путем: деньгами или оружием открыть себе путь через границу и перейти на ту сторону.

Однако несколько попыток, предпринятых Джомарт-баем, оказались безрезультатными. «Этих проклятых пограничников не купишь ни деньгами, ни золотом, их никак не перехитришь», — думал бессонными ночами Джомарт-бай.

Теперь ему оставалось ждать возвращения пропавшего сына, чтобы обсудить с ним многочисленные вопросы. Кто же, как не сын, может быть опорой стареющего отца?

Вечерами Джомарт-бай взбирался на песчаный бугор, обдутый вечными ветрами, и подолгу смотрел

Вы читаете На семи дорогах
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату