не мокли, и хрусталь за стеклами шкафов посверкивал, и сама Валентина вся разодетая, дорогие камушки в ушах да на пальцах. Мать чисто по-женски стала выпытывать у Валентины: мол, откуда все это у тебя? Ты же простая, можно сказать, кладовщица, оклад небольшой, ну там премия… А в доме да на тебе — на многие тысячи. Валентина посмеивалась, говорила, что работать надо, мама, стараться деньги зарабатывать, это сейчас не возбраняется, наоборот, приветствуется. Это вы жили своими идеями, боролись за светлое будущее — вот оно и наступило, мы, ваши дети, в этом «будущем» живем. А еще муж у меня военный. У Анатолия оклад хороший, и хозяин он в доме, этого не отнять.
Ну, живите счастливо, живите, говорила мать. Деток рожайте, чего тянешь, Валентина?
Что ответишь на такие вопросы? Детей у нее теперь никогда не будет, не надо было, наверное, делать тот аборт от Эдьки, глядишь бы, родила. А сейчас уже поздно, никакое лечение не помогло, она и лечиться бросила. Проживем без детей. Вон, у Анатолия двое, а что, счастлив он? Знает она, что мучается, думает о них; поначалу, в первые месяцы их совместной жизни, тайком наведывался в старую свою семью, но она и раз и другой закатила Анатолию скандал, даже одежду его однажды за порог выбросила: или я или она — поставила ультиматум («она» — это бывшая жена, Танька). Мол, к ней ты ходишь, а не к дочкам, спишь с ней. Поговорили они в тот раз крепко, подрались даже. Но ходить «туда» Анатолий перестал. А мать… что мать! Зачем ей знать, на какие средства живет дочь. Она и не догадывается, что это, в доме, лишь часть того, что ее дочь, Валентина, имеет. А наткнулась бы случайно в чуланчике на потайные ящички… Но Валентина умеет прятать. Анатолий и тот всего не знает. Да и знать, наверно, не должен. Хозяйка в доме — женщина, тем более что Анатолий пришел к ней на все готовенькое, еще и машину получил, катайся, наслаждайся жизнью, что еще мужику надо?
Деревенская улица повернула вправо, пересеклась с такой же тихой, в березах, теперь видно и ее дом. Валентина любила голубой цвет, ставни у нее были голубые, забор, а ворота и калитка густо-синие. Так она велела покрасить. Анатолий все в точности исполнил, только петуха на крыше сделал красным, а не желтым, как она просила. «Красный петух это нехорошо, — втолковывала она мужу. — В деревне вон говорят: пустить красного петуха — поджечь». «Да кто там тебя поджигать собирается, с ума сошла!» — высмеивал ее Анатолий, но она верила приметам и сама потом залезла по лестнице на крышу, перекрасила петуха.
С Анатолием они не регистрированы, просто сошлись, как сказала она своим девкам на работе. Мужичок Рябченко смазливый, форма на нем хорошо сидит, вот и покорил ее сердце. Познакомились они случайно, в магазине (она уж и не помнит, что там покупала, три года прошло), а прапорщик этот сам привязался: извините, девушка, да простите, где-то я вас видел, не позволите ли проводить вас лично до дома и пожать на прощание ручку?… К тому времени роман ее с Эдькой Криушиным закончился, тот получил все, что хотел, от нее и от завода, смылся куда-то; сердце ее было свободным.
Короче, подвела она этого настырного прапорщика к синим своим «Жигулям», сказала:
— Ну что ж, проводи, раз так хочется.
Прапорщик скис заметно, не ожидал такого поворота событий, но духом не пал, а смело сел к ней в машину, доехал до дома, действительно «пожал ручку» и спросил, когда они увидятся в следующий раз.
— С «Жигулями» или со мной? — засмеялась Валентина.
— С вами обеими, — не стал кривить душой бравый воин, и именно это Валентине понравилось. Она поняла, что имеет дело с решительным человеком. А в следующее их свидание вот уж она удивилась: другой бы ухажер цветы принес, в кино бы, что ли, позвал, а Рябченко пакет со сгущенками-тушенками припер, сказал, что все его друзья в части заведуют складами, вот, угостили. Он и сам заведует складом, только с оружием.
Пакет со сгущенками-тушенками Валентина приняла, поехали они с Анатолием кататься по окружной дороге, в лею заехали, посидели-поговорили, он с руками да с поцелуями стал приставать, но не нахально, не навязчиво, а в меру да все с шуточками-прибауточками. Уж она посмеялась в тот вечер от души, давно так не веселилась. А потом сказала:
— Что мы тут, Толя, в лесу, как нищие? Я комфорт люблю, постель теплую… Поехали-ка домой.
Так они поженились.
Валентина улыбнулась, вспомнив их с Анатолием знакомство. Свадьба была скромная: с его стороны пришли те самые прапорщики-завскладами, она своих девок с работы позвала, Нинку со Светкой, ну еще кое-кто с завода был. Попили, поплясали, покричали «Горько!», подарков нанесли, кто-то деньгами расщедрился. И шумно было, и весело, и памятно.
…Пояс под платьем, с карманчиками для деталей, она сегодня в спешке завязала неудобно, ненадежно. Времени было мало, туалет кто-то занял, вот и пришлось у себя в кладовой наскоро задирать платье и обвязываться поясом. Детали она рассовала в карманчики загодя, никто, как обычно, не видел ничего, и пошла домой спокойная. Но уже возле проходной почувствовала вдруг, как пояс ослаб, и ноги ее похолодели — не дай бог оборвется! Она придержала рукой узел на животе, скривила губы, точно от боли, и знакомая вахтерша сочувственно спросила: «Заболела, что ли, Долматова? Лица на тебе нет». «Заболела», — торопливо кивнула Валентина и скорее, скорее за проходную, в скверик перед заводом. На лавке она посидела, отдышалась и успокоилась — пронесло в очередной раз, тьфу-тьфу. Теперь бы подтянуть узел, а уж до дома она как-нибудь доберется. Надо, наверное, пуговицу пришить, удобнее: застегнула и пошла.
Маленькое это происшествие настроения Валентине не испортило. Она шла домой бодро, с сознанием хорошо сделанного дела, которое стало теперь, спустя несколько лет, привычным. Носила она золотосодержащие рамки-отходы не каждый день и понемногу. Конечно, за месяц, к примеру, набиралось до двадцати килограммов, но золота на каждой рамке было мизер, сотая доля грамма… Хорошо, что спала жара, сейчас, в сентябре, хотя еще тепло, но многие женщины надели уже кофты и свитера, надела зеленую свою вязаную кофту и Валентина, она свободно висела на бедрах, скрывала пояс. А летом в легких платьях ничего не унесешь, летом у нее каникулы, отпуск.
Валентина открыла тяжелую дубовую калитку длинным, узким ключом, вошла во двор, по-хозяйски глянув туда-сюда. Все было прибрано, двор подметен, разве только вода капала из не туго завернутого крана. Она пошла по асфальтированной дорожке к крыльцу, постояла, держась за перила, посмотрела на тяжело обвисшую от плодов яблоню — завтра, пожалуй, яблоки можно снимать, перезреют.
Разулась на веранде, босиком стала расхаживать по прохладным просторным комнатам дома, лаская взглядом ковры и стенки, хрустальные люстры и вазы за стеклом, полированные спинки стульев и подлокотники диванов… Приятно, черт возьми, возвращаться сюда после работы, знать, что дом у тебя — полная чаша, не надо мучительно думать, где взять то-то и то-то, за что купить. Были бы деньги, купить все можно.
Она разделась, сняла пояс, сшитый собственными руками из прочного зеленого материала, похожего на брезент, решила, что сегодня же пришьет пуговицу, завтра пояс снова понадобится. Там, в укромном местечке изолятора брака, которым она заведовала, было у нее припасено еще килограмма три отходов, нужно вынести, не дай бог, кто наткнется.
Послышались шаги на веранде, Валентина быстренько сунула пояс в шкаф, накинула халат. Но встревожилась она напрасно, пришел Анатолий, с сумрачным каким-то лицом, с сумкой в руках. Она внимательно глянула на него: что, мол, случилось? Да ничего, был ответ, голова что-то болит. Она хорошо уже знала своего мужа, решила не приставать с расспросами, он потом и сам все расскажет. Она только спросила, чего это он раньше сегодня, на что Анатолий невнятно как-то объяснил: шла машина из части в их сторону, он подъехал, потому и время сэкономил.
Из принесенной домой просторной сумки Анатолий стал выкладывать какие-то вещи. Валентина и не поняла сразу, что это, что-то военное. Подошла, взяла В руки — два противогаза.
— Зачем это? — спросила с веселым удивлением.
Анатолий пожал плечами, буркнул: «Пригодятся», и она не стала спорить — ему виднее. Но подумала, что зря он весь этот хлам тащит домой, в сараюшке-пристройке и так уже негде повернуться, уж лучше бы нес что-нибудь путное.
Анатолий пошел умываться, а она занялась ужином. Решила, что сегодня они поужинают с вином, захотелось что-то. День был удачным, на работе без нервотрепки нынче обошлось: отправлена в Москву, на завод по переработке вторичного сырья и отходов, партия ящиков, шесть штук, с липовыми сопроводительными накладными. Но перевешивать, как обычно, никто отходы не стал, никому это не нужно, ей верят, ящики благополучно опломбировали и отвезли в транспортный цех. А она еще и пояс с деталями
