завидую фрицам! – и 'Шеер', тщетно пытающийся сейчас пробиться сквозь льды. Что совершенно напрасно – поскольку наш караван, '3й Арктический', уже прошел мыс Челюскина, на сутки раньше чем в нашей истории, и уходит все дальше. Кстати, у нас этот караван, чудом избежавший встречи с 'Шером', пройти сквозь ледяные поля не смог, вернулся, и суда его 'капельными рейсами' шли позже в Исландию, причем кого-то утопили подлодки. Теперь надеюсь, проскочат – сутки в северных морях, это очень много!
Двадцать третьего немцы должны были бомбить Сталинград. А немецкие танки едва не ворвутся в город с ходу – но будут встречены у Латошихи девчонками-зенитчицами, которые все погибнут, но задержат фашистов на несколько бесценных часов, позволив нашим организовать оборону. А двадцать четвертого – будут бомбить Архангельск. Но Кириллов успел передать информацию – интересно, кто его адресат, неужели сам Лаврентий Палыч? – и надеюсь, наши успели хоть что-то предпринять. Если и там, а не только у нас на Севере, дело идет лучше, чем в реале – значит, история уже переводит стрелки с того пути, на новый.
Оставшееся время тащ старший майор заполнял чтением. И беседами с людьми – которые, несмотря на 'партполитработу', все больше осознавали, не абстрактно а по-настоящему, что вместо РФ-2012, они по возвращению попадут в сталинский СССР. Естественно, разговор зашел о 'зверствах кровавой гебни', в доказательство которых Родик с 'Региона' стал размахивать 'Архипелагом', прихваченным с собой.
– А прочесть дай! – попросил Кириллов – а то, ты обвиняешь, а я ни сном ни духом, о чем.. Что, в вашем времени, это – в школьной программе, как Лев Толстой? Так тем более – интересно, что там о нас, ну и талмуд, как кирпич, это на сколько ж мы там назверствовали? К вечеру осилю, и отвечу – лады?
Читал Кириллов на удивление быстро. На мой вопрос, как, он ответил, нехотя – методика есть. Учили их, как он в Москву с границы, в тридцать девятом – объяснять долго, и подписка.
Ага, секретная! Три правила: не проговаривать, взгляд по странице не возвращать, и расфокусировать, чтобы сразу несколько слов ухватить – есть еще что-то, но эти главные. Система скорочтения супругов Бородиных, была популярна в Питере, в конце восьмидесятых – подлинное спасение для студентов и курсантов, в ночь перед зачетом. Оно?
Кириллов лишь руками развел. Вы, потомки – у вас прогресс!
Сразу скажу – лично я, к Солженицыну, равнодушен. В отличие от моего отца. Именно благодаря ему, я впервые взял в руки его 'шедевры', еще в Питере, в училище, в конце 80х. Причем, с самым лучшим ожиданием – да и официозная критика, по тем временам, была скорее в плюс. 'Иван Денисович', 'Матренин двор', 'Круг первый'. 'Архипелаг' я до самого конца не дочитал, а на 'Красном колесе' споткнулся окончательно. Ну не мое это – категорически!
Причем виноват в этом – как ни странно, тоже мой батя, учивший что хорошая книга – должна обязательно, делать мир лучше. Заставить что-то понять, повернуть под неожиданным углом. Именно это имел в виду еще Нобель, указывая что премия по литературе имени его, должна вручаться за лучшее ИДЕАЛИСТИЧЕСКОЕ произведение – не путать с сусально-слащавым. Безвыходная чернуха же, 'все плохо', 'мы в полной ж..' – имеет право на существование, лишь в одном случае: 'люди, проснитесь – хватит спать!', привлечь внимание к чему-то страшному, уже надвинувшемуся, ну как Чапек в Саламандрах. Тогда, в этом ключе, 'Архипелаг' следует расценивать исключительно как призыв к свержению существующей власти! Перестройка, начавшаяся в 37м – и двадцать второе июня; на германо-японской границе все спокойно – дальше объяснять?
– Талантлив все ж: местами очень даже неплохо – сказал Кириллов, возвращая книгу – что единственно, в плюс. А в минус – все остальное. Оправдываться не буду, поскольку неблагодарное это дело – укажу на иное. Человек получил лагерный срок (справедливо или нет, вопрос другой). Но вышел – абсолютно не раскаясь, уверенный что ему ни за что сломали жизнь. И – как он будет расплачиваться, мстить – если талант литературный у него, безусловно, есть? Верите – что он будет абсолютно беспристрастен?
Дальше – сидел он, судя по приведенной биографии, в Казахстане. Так откуда он – про колымские лагеря знает? Ах, ему записки присылали? Так вы поверьте, нет ни одного сидельца, который бы не уверял, что тяжесть не по вине, или вообще ни за что – ВСЕ так говорят! Кроме того, есть и такая вещь, как лагерный фольклор – которым матерые зека новичков пугают: часть страшилок точно оттуда!
Например? Ну всякие типа, 'на Кемь-Ухтинском тракте близ местечка Кут в феврале 1929 году роту заключенных, около 100 человек, за невыполнение нормы загнали на костер, и они заживо сгорели' (двадцать девятый? Это выходит, через шестнадцать лет, кто-то записал?). Что до возражений – так я на вашем 'компьютере' нашел, лучше и мне не выразить:
'.. ведь любой лагпункт – это не только место, где зеки 'тянут срок', а еще и хозяйственная единица со своим планом работ.
Лагпункт – это производственный объект, где зеки – работники, а начальство – управляющие производством. И если где-то 'горит план', то лагерное начальство может иногда удлинить рабочий день зеков. Такое нарушение режима ГУЛАГа часто и случалось, в рот им пароход.
Но чтобы своих работников уничтожать ротами – это дурь, за которую само начальство непременно было бы жестоко наказано. Вплоть до расстрела. Ведь в сталинские времена дисциплину спрашивали не только с рядовых каторжан, с начальства спрос был еще строже!
Так что, резолюция моя будет такая…Сука он позорная, ваш Солженицын. Больше мне нечего сказать'.
– Автор цитаты – ваш, господа-товарищи. Из вашего, двадцать первого века. Что до солженицынского 'патриотизма' – мол, я люблю Россию, но не люблю коммунизм – так, судя по вашей истории, вам вашей 'перестройки' мало? Что выйдет в итоге – если вот так, попробовать? И – вы поверите в патриотизм человека, который прямо заявляет: 'Я – друг Америки. США давно проявили себя как самая великодушная и самая щедрая страна в мире. Ход истории сам привел вас – сделал мировыми руководителями. Пожалуйста, побольше вмешивайтесь в наши внутренние дела'.
М-да, крыть нечем. Даже Родик, чей 'Архипелаг', молчит.
Вообще, чем больше беседую с 'товарищем старшим майором', тем больше убеждаюсь, что история наша в реальности, была совсем не такая, как пишут. Причем в подтверждение, Кириллов приводил не какие-то 'секретные материалы' – а говорил о фактах, в то время общеизвестных. Которые я, к своему стыду и удивлению, обнаруживал в Сан Санычевых материалах, мелким шрифтом.
Вот Ленин помер – и Сталин тотчас же взял власть. Всех запугал – даже Надежду Крупскую – смотри, назначим Ильичу другую вдову! И стал править, убивая всех, кто в нем хоть чуть усомнился – Фрунзе, Кирова. Установил железную диктатуру – а кто хоть пискнет против, к стенке или на Колыму!
Ага, щас! Реальная история: как Яков Охотников, герой гражданской, во время какого-то торжества, вбежал на Мавзолей и врезал Сталину кулаком по затылку (после хвастался этим перед сослуживцами, и уверял уже, что – по морде!). Или другой красный кавалерист и герой, комбриг Шмидт, на партийном съезде, во всеуслышание бранил Сталина матерными словами, хватался за шашку и грозил 'уши отрезать'. Дело было в двадцатые – и оба 'героя' не только не были расстреляны, их даже с должностей не сняли! (в тридцать седьмом обоих подмели – но это уже другая история).
Понимать – отказываюсь! Есть вещи, которые Первое Лицо (без разницы – император, президент, генсек) ни при каких обстоятельствах не должно спускать своим генералам! Это ж не простые люди, у них вооруженная сила в подчинении – а если они, сговорившись, завтра из тебя сделают альенде в ла монеде? Если б году в семьдесят пятом, какой-нибудь маршал в Политбюро, махал пистолетом и орал что счас Леньку как собаку – где бы он назавтра был? Наверное, не расстреляли бы – но однозначно, или в спецпсихушку, или 'в отставку по состоянию здоровья', или как минимум, командовать дивизией на китайской границе, без права приближаться к Москве ближе пары тыщ км. Что это за абсолютный диктатор – которого свои же вояки не ставят ни во что?
А что кстати, так взбесило товарищей краскомов? Четко обозначившаяся сталинская линия, на 'социализм в одной стране' – которую не кто иной как Бухарин тогда же обозвал 'социализм под елкой'. Мировой революции – ек, не будет 'даешь Варшаву, даешь Берлин!', до лучших времен. И не только романтика революции и жажда подвигов – хотя наверное, и они присутствовали, в то восторженное время – но и та реальность, что в мирное время армия значила гораздо меньше; а это включало в себя и банальное сокращение, упразднение, расформирование, понижение в чинах.
(ох, представляю – что бы тогдашние герои-краскомы с Сердюковым сделали? Одними ушами – точно, не отделался бы!)