тоже не подкачал: высок, черноволос, черноглаз, харизматичен и успешен, – недаром же бабы виснут на нем. И он беззастенчиво пользовался мужским обаянием, больше тащился от себя, чем от бабья, но Ия расставила другие акценты. Сейчас Рудольф понимает, что спекся еще во время собеседования, потом три месяца накручивал вокруг нее педали, сужая круги, а секс случился на корпоративной пьянке в его же кабинете. Короче, ему пришлось потрудиться, добиваясь ее.
Думал, страсть утолена, можно вернуться к привычному распорядку и ритму жизни без встрясок, как это происходило раньше после внезапных случек. Но через день появилась Ия, а он вновь ощутил непреодолимое желание целовать сладкие губы и лебединую шею, сжимать гибкое тело, видеть, как она в экстазе прикрывает глаза песочного цвета с черным ободком вокруг радужки и млеет, как рассыпаются ее лимонные волосы по шелковой зелени подушки. До конца рабочего дня Рудольф не дотерпел, отвез ее в гостиницу. С тех пор прошло полгода, влечение не ослабло, напротив, усилилось, на других женщин его не тянет, это означает, что выбор сделан, и окончательный. Мало того, в Рудольфе произошли перемены, он стал другим, а измененному человеку нужно и жизнь начать сначала, перечеркнув прошлое.
– Сбавь скорость, мы подъезжаем, – сказала Ия, высунув свой прямой и тонкий носик из пушистого ворота-стойки.
– Считаешь, мы не заметим машину твоей подруги? Дорога-то пустая.
Она оделась, как и он, в джинсы и свитер, только ее свитер был из пушистой желтой пряжи, почти под цвет волос. Рудольф не выносил в быту желтизну, усматривая в данном колере безвкусицу и показуху, мол, нас окружает радость, выраженная в солнечном тоне. Олеська с маниакальным упорством обставляла себя барахлом желтых оттенков, несмотря на запрет мужа, за одно это ее убить мало. Но Ия в желтом свитере – это нежность, весеннее тепло, первоцвет на зеленой лужайке – совершенно другие ассоциации.
Рудольф так и не сбавил скорость, он, как всегда, экономил время, это вошло у него в привычку. Сейчас найдут Викторию, возьмут на буксир ее колымагу, доставят по адресу и поедут на квартиру, которую он купил для встреч с Ией, а месяц назад она туда переехала, расставшись с мужем. Но у нее проблем меньше: детей нет, нет и общего имущества, которое бывшие супруги пилят при разводе, хищно клацая зубами, к тому же брачный стаж мизерный, всего два года.
– Вот и дачи, – заметил он, притормозив. – Где же твоя Тошка?
– Может, ей помогли добраться? – Ия тоже недоумевала. – Но почему она не позвонила мне? И на звонки не отвечает… Поехали к ней, я не успокоюсь, пока не увижу ее.
– Показывай дорогу.
Добравшись до участка, Рудольф заглушил мотор и остался в машине, полагая, что Ия надолго не задержится. Поскольку ни в одном домике не светились окошки, а фонарный столб возвышался далековато, он не погасил фары. Ия увидела, что навесного замка на воротах нет, и обрадованно сообщила:
– Тошка дома!
Ну и отлично. Рудольф развалился в кресле, прикрыл веки, размечтавшись, как сейчас они отправятся на квартиру и остаток ночи проведут за приятнейшим занятием.
Домишко был маленький, одноэтажный, но пригодный для жилья, а не садовый сарай, предназначенный для хранения урожая и ночевки в летний период. В нем четыре крошечные комнатушки, одна из них кухня и одновременно столовая, именно там Виктория оставляла гореть свет на ночь, но это окно сейчас чернело беспросветностью.
Несколько раз Ия постучала в дверь, потом, зная, в какой комнате спит Виктория, настойчиво колотила по стеклу, которое откликнулось дребезжанием – рамы-то старые, стекла в них держатся непрочно. Не получив в ответ ни звука, она осмотрела окно и недоуменно пожала плечами. Дело в том, что Виктория на ночь в спальне оставляет открытой форточку, причем в любое время года, сейчас форточка закрыта. Ия вернулась к машине и попросила Рудольфа:
– Достань, пожалуйста, телефон из сумочки. Ничего не пойму: такое ощущение, будто ее нет дома.
– Может, правда нет?
– Но ворота открыты! – возразила Ия, набирая номер подруги. – А они закрываются на цепь, которая фиксируется амбарным замком… Я подойду к окнам и послушаю, если Тошка в доме, услышу мобильник, мало ли что могло случиться.
Он выбрался из машины, поежился – было свежо. К тому времени Ия уже стояла у дома и прислушивалась, надеясь уловить звуки мобильного Виктории. Рудольф зашел на участок, огляделся, и его осенило:
– А если она еще утром забыла закрыть ворота?
– Виктоша никогда и ничего не забывает. Я к тому окну подойду. – Ия свернула за угол, и оттуда раздался ее голос: – И куда бы она делась с дороги? Допустим, ей кто-то помог починить машину, куда она поехала бы? Либо ко мне, либо сюда. Сюда ближе… Ой, в голову лезет всякая дрянь.
Рудольф шел на ее голос, да вдруг приостановился, не понимая, откуда идет слабый звук мелодии. Слишком коротко она прозвучала, внезапно оборвалась, и он крикнул:
– Ну-ка, вызови Викторию еще разок.
– А что? – выглянула из-за угла Ия.
– Кажется, я слышал мелодию, если это не радио или музыкальный центр где-то поблизости, то… Звони!
Ия нажала на кнопку мобильника, направилась к нему, оступилась и едва не упала, ибо внимание ее было сосредоточено на Рудольфе, который поднял руку: мол, тише. Она застыла на месте, но ничего не слышала. Зато он услышал, сделал на звук шаг, второй, потом указал на гараж:
– Если не ошибаюсь, из этой коробки…
Он не договорил, кинулся к гаражу, попытался открыть ворота, да не тут-то было. На земле лежало кривое бревно, оно подпирало створки. Рудольф приподнял его, оттащил в сторону и распахнул сначала одну створку, затем другую, из гаража хлынула волна выхлопных газов.
– Принеси фонарь, он в багажнике, – бросил Рудольф.
Понимая, что медлить нельзя ни секунды, он, натянув на нос ворот свитера, ринулся внутрь. Рудольф ощупал руками автомобиль, дверца со стороны водителя была приоткрыта, он распахнул ее, в этот миг ударил сбоку яркий луч, Ия нервно спросила:
– Она в машине?
– Вызывай «Скорую»!
Рудольф вытащил из салона бесчувственное тело Виктории, поднял на руки и вынес на воздух. Она была щуплая, невысокая, похожая на мальчика-подростка, а оказалась весьма тяжелой. Рудольф отнес ее подальше от гаража, уложил прямо на землю, пощупал пульс на шее, потом наклонился и послушал грудь, но стука сердца не услышал. Она не дышала.
– Еле объяснила, куда ехать, надо бы их встретить… – произнесла Ия, присев рядом. – Что с ней, Рудик?
– Угорела.
– И что теперь? Она жива?
Рудольф неразборчиво что-то произнес, покачав головой и от растерянности потирая бедра. Но Ия поняла, непроизвольно вскрикнула, мелко-мелко задрожала, но холод здесь был ни при чем. Приподнявшись, Рудольф взял Ию за плечи, притянул к себе, коснувшись лбом ее лба. Между ними лежала бездыханная Виктоша, как немой укор: мол, вы-то живы, а я тут валяюсь, неужели ничего не сделаете для меня? А ведь она в их романе не последнюю роль сыграла.
– Попробуем сделать искусственное дыхание, – сказал он, ему очень хотелось утешить Ию. – Но, думаю, это бесполезно, выхлопные газы…
– Рудик, умоляю…
Ия заплакала. Конечно, столкнувшись с такой нелепой смертью, трудно поверить, что помочь уже нельзя. Ведь неизвестно, когда смерть наступила, вдруг минуту назад, может быть, есть надежда? Рудольф снял куртку, отдал Ие, сдвинул рукава свитера к локтям и приступил…
Жанна впустила сестру в квартиру, шикнув:
– Тихо, Глеб недавно заснул, он с ночной смены.
Сестры обнялись, суетливо расцеловались, после чего Санька подняла два тяжелых баула и шепотом спросила:
