вы… Не могу, не могу!
– А пистолет где взяли?
– В кабинете Рудольфа. Обычно он брал с собой пистолет, на этот раз забыл.
Она плакала, размазывая слезы по щекам грязными руками. У женщин слезы – неплохая защита от стресса, разумеется, в умеренном количестве. Крайний дал ей носовой платок и сообщил, как ему казалось, радостную новость:
– Глеба завтра отпустят.
– А я вам говорила, что не он, – напомнила Олеся.
– Все было против него, но убийца сделал нам подарок, подкинув статуэтку. Кстати, Олеся, а зачем вы с Глебом встречались? В парке, кажется?
– Угу. Давила меня вина, хотелось от нее избавиться, ведь Глеб мне не чужой человек. Думала помирить его с Руди…
– М-да, сейчас в парке хорошо, – мечтательно произнес Крайний. – Осень. И желто-оранжевый беспредел. (Олеся отреагировала на сравнение осени с беспределом коротким смешком.) Люблю посидеть в кафешке под открытым небом… Вы какую забегаловку предпочитаете в парке?
– Никакую, там везде травят. Пойду я? Спасибо вам, Юрий Петрович.
От нее он прямиком поехал в больницу, его беспокоила Леля, которая сейчас находилась на грани жизни и смерти. Если б можно было вложить в нее часть своей силы…
Михайлов звонил регулярно – Санька не брала трубку, но эсэмэски от него читала: «Ответь!», «Когда тебе надоест дуться, черт возьми?», «Ты можешь меня выслушать?», «Почему тебя нет на работе?!!»
Во дает, капиталист! Потому что она больше не работает у него, сам пусть ремонтирует свой транспорт. На балконе Санька сняла одежду Глеба, понюхала и снова бросила в стиральную машину, проворчав:
– Ну и въелся запах тюрьмы! Попробую еще раз постирать.
– Выветрится, – заверил Глеб, с наслаждением допивая кофе.
– Готов? – она появилась на кухоньке. – Поехали.
Машину вела она, ведь Глебу нужно время, чтоб в себя прийти, – шутка ли, сидеть в тюрьме за чужое преступление и знать, что не выйдешь оттуда никогда! Она была сосредоточенна и серьезна, Глеб заметил, что в ней появились новые черты, например замкнутость… Нет, не замкнутость, а сдержанность… Но Санька и была сдержанной, может, собранность? Глеб так и не подобрал точное определение, какой же стала сестра жены, и решил не мучиться.
– Следак сказал, своей свободой я обязан тебе, – с благодарностью произнес Глеб.
– Глупости, – отозвалась она. – Куда мне до дедушки. Господи, как я счастлива, что теперь ты будешь слушать зудение Жанны: апельсины несладкие, яблоки не кислые и это бесконечное «хочу, хочу, хочу»…
– Что-то счастья не вижу на твоем лице, – заметил он. – Санька… А я счастлив. И обещаю…
– Не надо обещать. Все запомнил? Тогда выметайся, приехали.
Жанна осталась верна себе: увидев Глеба, надулась, его руки, обнимавшие ее, сбрасывала и бухтела:
– Две недели от тебя ни слуху ни духу, пропал, как будто его никогда и не было! Это как называется? Не трогай меня, я рассержена…
Глебу удалось ее обнять, теперь они надолго застыли. Санька вышла на воздух, села на скамейку – похолодало здорово, она поежилась и застегнула куртку до шеи. Просигналил мобильник, это прислал очередное сообщение Михайлов. Оказывается, он оплатил еще десять дней пребывания Жанны в больнице. Щедро расплатился за ночь, урод.
Палата у Лели была отдельная, на этом настоял Крайний, впрочем, ее родственники в состоянии оплатить весь этаж, они наняли сиделку, которую следователь выпроводил. Юрий Петрович пришел ближе к ночи, поставил на тумбочку у изголовья цветы и наклонился к Леле:
– Ну, как вы?
– Очень противно. Не выношу запах больницы.
– Я подежурю ночь, если вы не против? – улыбался он.
– Не против, если вы принесете мне сигаретку.
– Не, не, не! Этого я не сделаю никогда.
– Тогда уходите.
– И этого не сделаю.
Крайний придвинул стул, сел на него, поправил халат на плечах и снова улыбнулся. Этой женщине не повредило и тяжелое ранение, бледность ей к лицу, без косметики она трогательна и прелестна. Юрий Петрович залюбовался Лелей, она в ответ фыркнула, явно догадываясь, какие мысли будоражат воображение пожилого следователя, и потребовала:
– Раз не несете сигарету, развлекайте. Как вы догадались?
А он только рад, ведь непередаваемо хочется похвастать: мол, я еще орел, умен и хитер, посему он начал с подъемом:
– В нашей работе нужно обращать внимание на незначительные детали. В показаниях Ии я прочел, что Виктория позвонила ей в двенадцатом часу с просьбой найти и привезти человека, который помог бы устранить поломку ее машины, – она застряла на подъезде к дачам, примерно в двух километрах. Всего-то. Казалось бы, ей мог помочь кто угодно, например житель дачного поселка. Но! Викторию в ту же ночь Ия и Рудольф обнаружили в гараже мертвой, она задохнулась от выхлопных газов. Выяснилось, что ворота гаража подпирало бревно, девушка могла его сдвинуть, если б была в сознании. Следовательно, Виктории помог устранить поломку тот, кто убил ее. Но как же она доверилась ему среди ночи на дороге? Устранена девушка была в короткий временной промежуток: около двенадцати звонок, около двух Ия подняла с постели Рудольфа, в три они приехали в поселок – к этому времени Виктория уже была мертва. Следы насилия отсутствовали, значит…
– Этого человека она хорошо знала, – догадалась Леля.
Вот поэтому с ней приятно общаться: она умна и мыслит как Юрий Петрович, из нее получился бы неплохой следователь.
– Подозрение пало на Олега, – продолжил он. – Но… отсутствие мотива сыграло не главную роль. У него нет
– Ха, как просто! – вставила Леля и поморщилась от боли.
– Именно! – воскликнул Крайний, ему не сиделось, он принялся гулять по палате. – Но вот какая путаница образовалась: Виктория – подруга Ии, а недавно взорвалась подруга Олеси, потом Рудольф с Ией были убиты – что-то все случаи объединяло. Тут Саша пришла домой, а там статуэтка фигуристки стоит на полке в прихожей. Это была стратегическая ошибка убийцы. Выяснилось, что фигурка принадлежала Але Малковой, значит, ее взорвали? А статуэтку взяли, чтоб подкинуть, если понадобится. А понадобилось, когда я пришел к нему, хотя еще не подозревал именно его. Я понял, что Виктория могла довериться только Константину, у него был мотив, который он умно не скрывал.
– Ну, жена – понятно, она изменила ему. А подруга при чем?
– Чуть позже скажу, – не раскололся Крайний. – Далее нужно было добыть улики. Где? Конечно, у него дома. Я послал к нему ребят. Оказалось, машина – точная копия иномарки Глеба, новенькая, стояла в гараже, а во дворе «десятка». Вдруг поступил звонок от нашего оперативника Сергиенко, который сидел на хвосте у Олеси, следом вы звоните…
– А с Алей у Константина какая связь?
– Так в этом и есть коварный замысел! Извините… – Крайний поднес к уху сотовый телефон. – Я весь внимание… Ага, понял. – Он снова обратился к больной: – Э, Леля, я тут постою за ширмой? А лампу мы не будем выключать, да? Не бойтесь… глазки закройте.
– С вами я никого не боюсь, – закрыв глаза, сказала Леля, улыбаясь.
Юрий Петрович немного поправил абажур, направив свет в стену, тем самым добившись полумрака, и скрылся за ширмой, казалось, его там нет – настолько стало тихо.
Вошла медсестра в темно-зеленом брючном костюме и осмотрелась, половину ее лица закрывала
