пьян, а потом начал поносить других военачальников и рассказывать, как он поступил бы на их месте. Наблюдая за Боэмундом, Элеонора пришла к выводу, что он — человек крайне опасный. Норманн притворялся, что он навеселе, однако на самом деле он был трезв как стекло. Он хвалил и обнимал Готфрида и Гуго как старых боевых товарищей, потом перешел к рассказу о своем отце и братьях, о войнах, которые он вел в Сицилии, о том, как он ненавидит греков; наконец, он вернулся к вопросу об осаде. Элеонора догадалась, что Боэмунд старается расположить ее к себе, как старается войти в доверие женщине домогающийся ее соблазнитель, демонстрируя свою простоту, честность и услужливость. Из его рассказов явствовало также, что он очень хочет завладеть Антиохией. Он уже хорошо изучил этот город и хотел, чтобы тот принадлежал ему. Боэмунд понимал, что его нельзя взять силой и поэтому намеревался испытать иные способы. Посреди гневной тирады в адрес Готфрида Бульонского он вдруг умолк и пристально посмотрел на Элеонору.
— Элеонора, вы хотите спасти свою душу?
— Моя душа уже спасена, мой господин, — ответила она. — Христос своей кровью искупил ее грехи.
Ответ явно озадачил Боэмунда. Он удивленно заморгал, отхлебнул вина из бокала и со стуком поставил его на стол. После этого он внимательно посмотрел на Гуго и Готфрида, а потом — на Теодора, Симеона и Элеонору. Наконец, словно устав от притворства, он закрыл глаза и провел рукой по лицу, потирая лоб.
— Если мы не возьмем Антиохию, то вынуждены будем вернуться домой, — медленно сказал Боэмунд.
Элеонора, утомленная тем, что происходило на совещании, которое, казалось, должно было кончиться ничем, потеряла терпение.
— Зачем вы позвали нас, мой господин?
Боэмунд опустил голову — при этом его великолепная шевелюра упала ему на лицо, — а потом резко ее поднял.
— Я хочу, чтобы вы пожертвовали собой, — ответил он. — Выслушайте меня. — Он протянул руки ладонями вперед, будто предваряя возможное несогласие. — Я неистовствовал, я хорохорился, я угрожал, я обещал, но все это потому, Элеонора де Пейен, что мне нужны вы. Да, я могу сидеть здесь с вами, читать вам стихи, петь трубадурские песни, но…
— Мой господин, зачем вы позвали нас к себе? — настойчиво повторила Элеонора. — И чего вы хотите от меня лично?
Она сердито взглянула на Гуго, но тот быстро отвернулся. Готфрид смущенно уставился в пол, вертя в руках пустой бокал. Симеон нервно теребил свой камзол. Теодор сидел, закрыв рукой нижнюю часть лица, будто предчувствуя то, что вскоре должно было произойти.
— Сейчас я объясню, зачем, — тяжело вздохнул Боэмунд. — Нам никогда не взять Антиохию силой. Мы можем возводить осадные башни, можем устраивать дерзкие вылазки, можем делать то и се. И турки будут прекрасно знать о том, что мы собираемся предпринять. Потому что среди нас есть их шпионы. Если мне станет известно, кто они, то я притащу их на берег реки и лично оторву им головы точно так же, как садовник срывает цветы, но какой в этом смысл? — Он улыбнулся и посмотрел на Элеонору. — Беспричинная жестокость — это дьявольщина, оправданная жестокость вполне понятна, ибо она имеет логическое обоснование. Элеонора, мой замысел таков. Я хочу, чтобы в Антиохию проникли наши шпионы, и вот как это можно сделать. Теодор — греческий наемник. Он войдет в город со своей женой, то есть с вами. Он заявит, что ему надоело воевать за франкскую армию и что он хочет предложить свои услуги армии- победительнице. Если он приведет с собой сестру высокопоставленного франкского рыцаря вместе с ее писцом и служанкой, то горожане поверят ему. Короче говоря, вы, Элеонора, ты, Теодор, а также Симеон и Имогена пойдете в Антиохию как наши шпионы. Попав в город, вы разыщете там кого-нибудь — кого угодно, — кто мог бы втайне открыть нам ворота.
Элеонора изумленно уставилась через стол на Теодора. Ее жизнь предавали в руки этого человека. Она доверяла ему, однако по-настоящему не знала его. Элеонора посмотрела на Гуго, который ответил ей суровым и решительным взглядом.
— Это — жертва, — тихо произнес Боэмунд, — которую вы и ваши спутники принесете от имени всех нас. Нам нужны свои люди по ту сторону крепостных стен. Смелые и сообразительные люди, которые изыщут любую возможность и обратят ее на пользу «Армии Господа».
Боэмунд придвинулся к Элеоноре, и при свете тоненькой свечи она хорошо рассмотрела его лицо: волевое и жестокое, с седеющими усами и бородой и шелушащейся кожей. Однако глаза его горели непреодолимой страстью. Элеонора узнала этот взгляд: такое же выражение лица часто бывало и у ее брата. Она взглянула на Готфрида, который до сих пор сидел, уставившись в свой бокал. Симеон беспокойно заерзал.
— Тебе не надо будет со мной идти, — прошептала Элеонора.
— Нет-нет, госпожа сестра, с вами я буду в безопасности.
Губы Боэмунда слегка искривились в подобии улыбки.
— Прекрасно сказано Симеон, — заявил он. — Элеонора де Пейен — твоя надежная защита. Если она оставит тебя здесь, то те люди в лагере, которым не нравится твое присутствие, могут приступить к решительным действиям. Тем более, что ты нам нужен в Антиохии. Ты знаком с обычаями и традициями противника, знаешь его язык. Твои услуги могут здорово пригодиться.
— А что, если, — спросила Элеонора, — что, если мы пройдем через ворота Антиохии, и нас тут же арестуют и приволокут на парапет крепостной стены? Теодора и Симеона казнят. Меня изнасилуют, зарежут, а наши головы забросят катапультами в лагерь? Такой риск есть.
— Конечно же есть, — согласился Боэмунд. — Как и риск, скажем, того, что сегодня ночью турецкая легкая кавалерия совершит набег на лагерь и вас постигнет такая же судьба. — Он постучал своими сильными толстыми пальцами по столику, стоящему перед ним. — Подумайте хорошенько, Элеонора! Турки не должны причинить вам зла. С какой стати? Если дезертиров из нашей армии жестоко казнят, то это разохотит остальных. Люди
— Есть еще одно обстоятельство, — начал было Гуго.
— Но мой господин! — прервала его Элеонора. — Мы подчиняемся Раймунду Тулузскому. Он знает об этих планах?
— Знает и одобряет, — заявил Гуго. Наклонившись над столом, он крепко взял сестру за руку. — Если ты не хочешь, то можешь не идти. Мы не подумаем о тебе плохо. Граф Раймунд тоже считает, что хитрость и предательство — это единственный способ завладеть Антиохией. А для этого нам нужен тот, кому мы доверяем.
— Ты сказал, что есть еще одно обстоятельство. Какое?
Гуго отпустил ее руку и, обернувшись, взглянул на полог.
— Прислушайся, Элеонора.
Она прислушалась. Снаружи долетали далекие слабые звуки: где-то неистово визжала женщина и раздавались мужские проклятья.
— Епископ Адемар считает, — тихо сказал Гуго, — что одной из причин наших трудностей является то, что «Армия Господа» сбилась с пути истинного. Ей нужно очиститься и раскаяться в совершенных грехах. Он убедил наших предводителей в том, что все женщины должны покинуть лагерь. Женщин вроде тебя и Имогены отправят под охраной в порт Святого Симеона, где они будут ждать дальнейшего развития событий. Проституток же и прибившихся к лагерю показательно изгонят прочь.
Элеонора ахнула от удивления.
— Да, это жесткая мера, но абсолютно необходимая, — вмешался Боэмунд. — Ради Бога, Элеонора, мы вроде бы «Армия Господа», но в наших рядах полно ремесленников, шутов, всяких сумасбродов,
