рост выше среднего, широкие плечи, крепкие кулаки.
Андрей тоже будет рослым, сильным парнем с широкой костью, хотя сейчас он худощав и долговяз.
Он поставил машину у тротуара, Петя Викторов, что-то шепнув Андрею, убежал домой, а отец и сын присели на скамью в сквере напротив их дома. Глаз у сына совсем заплыл, губа отвисла, на кого же он сейчас похож?
Андрей, по-видимому, почувствовал настроение отца, улыбнулся, и, облизнув губы, заметил:
— Это первая драка в моей жизни… Не то чтобы я растерялся или перепугался, но когда тебя бьют по физиономии — очень неприятная штука! Во мне поднялось дикое желание свалить их на асфальт и пинать ногами! Недостойное желание… Их удары попадали прямо в цель, а мои кулаки летали по воздуху. Одного я, наверное, случайно задел по скуле. И главное — я чувствовал себя беспомощным!
— Я рад, что ты займешься боксом или самбо. Настоящий мужчина должен уметь постоять за себя… Что может быть отвратительнее, когда в общественном месте распояшется хам, а мужчины делают вид, что ничего не замечают!
— Где-то я прочел, что добро тоже должно быть с кулаками, — раздумчиво проговорил сын. — Наш учитель физкультуры говорил, что у меня длинные руки и хорошая реакция, а это немаловажно для боксера.
— Бокс так бокс, — улыбнулся отец. — Я в училище попробовал, но…
— Тебя демобилизовали, — подсказал сын.
— Бокс — штука жестокая, — продолжал Вадим Федорович. — Может, все-таки лучше самбо?
— Я не собираюсь становиться профессиональным боксером. Из меня Мухаммеда Али не получится, но до первого разряда я дотяну, кровь из носа! — твердо сказал Андрей.
Откуда-то появилась Оля с хозяйственной сумкой, она что-то напевала себе под нос. Приблизившись к ним танцующей походкой, остановилась напротив и, явно подражая матери, певуче произнесла:
— Вы что тут на скамеечке замышляете против нас, женщин? — Тут она заметила синяк под глазом брата и уродливую багрово-синюю губу. — Господи, никак под машину попал? Или свалился откуда-нибудь?
Вадим Федорович отметил, что дочери даже в голову не пришла мысль о драке.
— На меня кирпич сверху упал, — сказал Андрей.
Брат и сестра совсем не похожи: он — темноволосый, светлоглазый, с удлиненным лицом, прямым носом, черными бровями вразлет, а она — светленькая, круглолицая, с маленьким ртом, большими темными глазами. Наверное, будет высокая, статная, а пока просто длинная, нескладная девчонка с тонкими ногами- руками. Характер у нее легкий, веселый, никогда не унывает. Сидя в кабинете, Вадим Федорович часто слышит ее звонкий голосок во дворе, где девчонки играют в классы, дома она тоже не скучает: шьет платья своим куклам, вырезает из «Огонька» иллюстрации и наклеивает на толстые листы ватмана, которые выпрашивает у матери. Но чаще всего рисует цветы, разных рыб и ящериц. Свои рисунки охотно раздаривает подружкам.
— Меня мама научила никогда не ходить близ домов, — нравоучительно заявила она. — Сверху всегда какая-нибудь гадость может упасть на голову. Надо ходить по самому краю тротуара — тогда ничего с тобой не случится. Весной одному дяденьке на Суворовском проспекте упала на шляпу сосулька…
— Слышали, — остановил этот поток словоизвержения Андрей. — Шляпа цела, а беднягу с оркестром похоронили.
— Он же не фараон, чтобы его хоронили с женами, слугами и музыкантами, — блеснула Оля сведениями, почерпнутыми из учебника по древней истории.
— Какая у нас растет филологиня! — ухмыльнулся Андрей. То, что появилось на его исказившемся лице, никак нельзя было назвать улыбкой.
— А это кто еще такая? — округлила карие глаза девочка. — Кинозвезда?
Андрей только головой покачал, а Вадим Федорович объяснил дочери значение слова «филолог».
— А звучит красиво, — разочарованно сказала Оля и с удовольствием повторила: — Фи-ло-ло-гиня! Почти богиня.
— Ты только матери не ляпни, что мне на голову кирпич упал, — предупредил Андрей.
— Я ей скажу, что на тебя напала летающая тарелка из созвездия Гончих Псов, — хихикнула Оля.
— Почему Гончих Псов? — спросил брат. — А скажем, не с Туманности Андромеды?
— Потому, что ты врешь как сивый мерин! — засмеялась девочка.
— Не вижу логики, — пожал Андрей плечами.
— Пора бы знать: у женщин своя собственная логика, — явно повторяя чьи-то слова, важно произнесла девочка.
— У меня нет слов, — развел руками брат. Улыбнуться он на этот раз не решился.
Вадим Федорович достал из кармана смятую трешку, протянул дочери:
— Сбегай в аптеку и купи порошок бодяги.
— Бо-дя-ги? — вытаращила та на него большие глазищи. — А что это такое?
— Андрею понадобится, — улыбнулся Вадим Федорович. — Сделаем мазь, которую втирают в ушибленные места.
— Не забыть бы: бо-дя-га! — снова повторила она по слогам и уставилась на брата: — Андрюша, знаешь, на кого ты сейчас похож? На Чебурашку из мультика! — Весело рассмеялась и убежала из сквера.
— Забивают детям головы глупыми фильмами, — проворчал Андрей. — Чебурашки, Электроники, крокодилы Гены, хитроумные винтики-болтики. Есть же Баба Яга, Кащей Бессмертный, Змей Горыныч, Василиса Прекрасная…
Вспомнился тут Вадиму Федоровичу спор с молодым художником, показавшим свои иллюстрации к книжке современных сказок. Носителями добра были жабы, клопы, гусеницы и даже пиявки. Художник с видимым удовольствием показывал иллюстрации. Бородавчатая жаба была в нарядном платочке и с усами, а клоп держал в тонких лапах вожжи запряженных в тарантас кузнечиков…
Вадим Федорович стал высмеивать пристрастие автора сказок к безобразному, отвратительному: дескать, что почерпнут дети из подобных сказок? Любовь к клопам-тараканам?
— При чем тут дети? — возражал художник. — Дети проглотят все, что им предложат взрослые… Зато это оригинально! А что бабы-яги, кащеи бессмертные, иванушки-дураки — все это надоело…
Вот тогда еще Вадим Федорович подумал о том, что некоторые авторы детских книг в погоне за оригинальностью, а вернее, за оригинальничанием уничтожают настоящую детскую сказку, на которой воспитывались поколения…
Зачем же лишать детей восприятия прекрасного, где добро побеждает зло? И носителями добра всегда были в русской сказке не жабы, крысы и клопы, а добры молодцы, жар-птицы, доктор Айболит, Иваны-царевичи и Василисы Прекрасные…
Мысли со сказки перескочили на Василису Степановну Красавину. И она явилась в жизнь Вадима Казакова будто из прекрасной сказки…
Василиса Прекрасная… Она уже с месяц как в детдоме на озере Белом. Вадим Федорович отвез ее туда на машине. Вместе с ними навестил своих бывших воспитанников и Дмитрий Андреевич Абросимов. Его все там помнили и встретили, как отца родного. На что он, мужественный человек, даже прослезился, когда его толпой окружили воспитатели и ребята.
В Ленинграде жаркий день, на листьях лип — солнечные блики, невзрачные бабочки порхают над клумбой, стайки воробьев чирикают в ветвях. На подоконнике распахнутого окна на пятом этаже виднеется металлическая клетка, на жердочке сидит желтая канарейка. По обе стороны сквера шелестят машины, запах выхлопных газов смешивается с благоуханием деревьев. Особенно хорошо пахнут липы сразу после дождя. А в Андреевке сейчас в разгаре сенокос. С далекого детства остался у Вадима Федоровича в памяти необъятный луг у речки, ивы, макавшие в тихую темную воду свои изогнутые коромыслом ветви, горьковатый дымок костра, огромный, в расстегнутой до пупа цветастой рубахе, Андрей Иванович Абросимов с поварешкой в одной руке и пучком зеленого лука в другой, молчаливая бабушка Ефимья Андреевна,
